Когда я задела его член грудью, Макс шумно выдохнул и качнулся, и я сквозь внутреннее ликование рассмеялась: знаю я, что ты там себе тут же нафантазировал! Ну уж нет!
Ну…
Не сегодня.
Не сейчас.
Сейчас мне хочется другого.
На татуировки инквизиторского пуза я облизывалась уже три дня. Колдовские печати, набитые вдоль косых мышц, звали и манили причудливыми изгибами темных знаков. И в моей голове они обязательно, вот просто всенепременно должны были быть невероятно хороши на вкус!
Примерившись, я лизнула снизу вверх через все печати, с восторгом и упоением ощущая покалывание на языке, как от шипучки.
Макс дернулся, запустил пятерню в мои волосы и потянул назад:
— Ксюша!
Я подняла на него глаза. Медленно высунула язык. Коснулась татуировки самым кончиком. Ме-едленно лизнула, не разрывая взглядов. Ресницы мужчины дрогнули, прерывистый вздох качнул грудную клетку. Я подалась вперед, преодолевая почти болезненное натяжение в волосах, прихватила кожу губами — я бы и зубами прихватила, но под кожей были твердые мышцы, и они зубами категорически не прихватывались. Поцелуй в центр печати стрельнул онемением на кончиках пальцев.
Если инквизитор хотел меня остановить, то думать об этом нужно было раньше.
Кажется, светлая мысль эта до Макса тоже дошла, потому что хватка на моем затылке ослабла.
Упоенно вылизывая, выцеловывая подрагивающий живот, я сама не заметила, как у меня в ладони оказался напряженный член.
«Чтобы держаться было удобнее!» — решила я, задумчиво примериваясь к горячей твердости в ладони. Хихикнула, сама себя одернула и таки куснула вредного инквизитора, который, во-первых, печатей мне пожалел, а во-вторых, смешит!
Макс зашипел и снова дернулся. Я примирительно зализала пострадавший бок, параллельно размышляя: ладно печати, а доверит ли инквизитор зубастой ведьме самое дорогое?..
Пальцы дрогнули, перебрали по нежнейшей коже, и я отпустила добычу. Положила ладонь на бедро — и… с наслаждением вогнала в него ногти.
А когда инквизитор, выгнувшись, зашипел, в качестве извинения потерлась лицом о другое бедро. Словно случайно задев щекой о мужское достоинство.
Макс вздрогнул. Выгнулся, упершись затылком в стену душевой. А я удовлетворенно прикрыла глаза: да-а-а!
И потерлась снова — на этот раз мазнув по члену и губами.
Как свидетельство своего триумфа приняв хриплый вздох сверху.
Легонько, едва касаясь, протянула кончиком языка вдоль всей длины напряженного члена, наслаждаясь ощущением горячего бархата, ощупывая вздутые вены и растворяясь в процессе. Удивительно увлекательное занятие!
Зубы коснулись плоти слегка, едва ощутимо, а потом слегка прикусили — для остроты ощущений и потому что хотелось. Но чертов инквизитор не поддался на провокацию, никак не отреагировал, и я с разочарованием отказалась от затеи. Не то чтобы от всей полностью — только от части с запугиваниями. И вместо этого протянула по члену языком уже с силой, от души. Оплела его пальцами у основания, обхватила головку губами, лаская ее языком, посасывая, покусывая, слегка втягивая в себя — и выставляя язык препятствием, когда инквизитор пытался толкнуться глубже.
Вот еще! Нечего! Я сама!
Запах, терпкий и греховный, щекотал обоняние, между ног у меня набухло и пульсировало, и я пальцами ласкала набухшие скользкие складки и клитор, не замечая, что подаюсь бедрами, всем телом вслед за ритмом, который задает мой рот.
Прижимаясь грудью к его коленям, лаская яички, я увлеченно надевалась ртом на твердую плоть, сходя с ума от своей непристойности, от его неподвижности, от толкающегося вглубь рта члена… И от собственной сумасшедшей похоти и нежности к этому чертову дураку.
И когда он дернулся, попытавшись отстраниться, сжала губы и втянула в себя плоть.
— Ксюша, я сейчас…
Да! Да-а-а! Сейчас!
Лаская языком его, лаская между ног в том же ритме себя, я двигала головой, желая всем существом этого самого «сейчас».
И когда горячая солоноватая жидкость потекла в меня, прогнулась вперед, к нему, прижимая клитор, даруя себе тоже оргазм…
Ослепительные мгновения наслаждения чреваты приходом в сознание. Но я бы смогла растянуть их на подольше, если бы кто-то сверху не пристал ко мне с дурацкими вопросами.
— Ксюша, — хриплый голос инквизитора вплетался в искуственный дождь душевой кабины. — Как ты себя чувствуешь?
— Как?
Я задумчиво поднялась на ноги, отряхнула с себя воду, прислушиваясь к своим ощущениям (Отличные ощущения! Только икры немного затекли.).
— А как может чувствовать себя ведьма, вставшая на колени перед инквизицией? Униженной и оскорбленной!
С этими словами я независимо развернулась и вышла из душевой кабины, гордо вздернув голову.
Зря, кстати — чуть через порог не навернулась.
Весь эффект бы смазала!
— Ксю, стой! Стой, ведьма! — то ли ржал, то ли ругался мне в спину этот бесчувственный чурбан. — Мы помыться забыли!
Вот блин… А я — еще и вытереться!
Сообразив, что стою голая и мокрая посреди ванной, я моментально замерзла, обхватила себя руками и юркнула обратно в кабину, под горячую воду, прижавшись к Максу всею холодной Ксюшей.
Господи, ну что за мужик, мы в ванной уже полчаса, а он до сих пор распылитель не поправил, вода куда попало летит, как, вообще, так можно купаться?!
Глава 12
Максу позвонили в шесть утра. В шесть, мать его, утра!
Вот так и рождаются легенды о злобных ведьмах, уничтожающих земли и города. Просто в легендах умалчивают, с чего все начиналось, — а начиналось именно с побудки в шесть утра, наверняка.
— Ты чего подхватилась? — рука Макса легла на мое бедро, переползла на живот, а с него на грудь. — Спи.
Соколов утешающе чмокнул меня в лопатку.
Нет уж! Зло должно быть наказано!
Я потянулась всем телом, вытянувшись на боку в струнку.
— Ясно… — вздохнул инквизитор. — У тебя есть среди твоих сборов что-нибудь тонизирующее? Раз уж досыпать не думаешь — завари, мне сегодня понадобится.
Поня-а-атно, утреннего секса мне не дадут.
Связалась с трудоголиком, прости господи!
Все еще не чувствуя в себе готовности к членораздельной речи, я скатилась с постели и побрела на кухню, звонко шлепая босыми ногами по полу и свесив волосы, как девочка из фильма «Звонок».
Пока чайник грел первый за день литр воды, я сосредоточенно колдовала над заварником: веточку того, щепотку сего, дунуть, плюнуть и «мысленно щелкнуть хвостом».
Ну, вроде бы ничего так должно получиться.
Созерцая плавающие в заварнике травинки, я раздумывала: а не позвонить ли мне Шипуриной? Ну а чего… Раз уж я не сплю в шесть утра, остальным-то зачем?
И уже всерьез склонялась к «а позвонить!», когда в кухню заявился Макс, зевнул, не разжимая зубов, поцеловал меня в шею, шлепнул по заду и провозгласил:
— На зарядку!
Ч-ч-что? Стоп! Это же была разовая акция!
Но на мой пламенеющий негодованием взгляд инквизитор-садист только ухмыльнулся:
— Давай-давай! И так у нас в последние дни режим ни в дугу…
— Нет.
— Да.
— Нет!
— Да.
— Иди ты к черту. Не буду я делать эту твою идиотскую зарядку. А если тебе что-то не нравится — проваливай из моего дома, понятно?!
Ра-а-аз. Два-а-а. Тр-ри-и-и… Че-е-еты-ы-ыре…
Какой мудак вообще придумал отжимания?!
— Мы вчера начали работу по кладбищу, — излагал причину бессовестно ранней побудки моего личного инквизитора инквизитор приблудный, прихлебывая из кружки то, что можно было условно назвать чаем, но вот как раз чая и не содержало. — Дело осложняется тем, что документации по захоронениям у нас в наличии нет никакой: этот урод свой офис подчистил так же аккуратно, как дом. Разве что в офисе трупов не оставил, спасибо ему большое, конечно, за это.
Чай Макс ему налил сам, не подпустив меня — предварительно тщательно проанализировав содержимое на глаз, нюх и магически. Трус несчастный. Как будто оно мне нужно — травить их братию!
Вот зачем он мне идеи подкидывает?
— Наш спец сейчас восстанавливает электронный архив Стеценко, говорит, что шансы неплохие, компьютерным гением кладбищенский деятель явно не являлся, даже продвинутым пользователем назвать его нельзя, снести базу данных бесследно он не сумел, так что это только вопрос времени. Но и без того уже понятно, что именно делали на кладбище. Мы проверили примерно треть отмеченных захоронений. В некоторых не хватает фрагментов тел, в некоторых — элементов убранства. Кость утопленника, язык висельника, пояс самоубийцы… По суицидникам — это только предположения, пока у нас нет кладбищенского архива, этот нюанс мы проверить не можем. Но, исходя из общей картины, предположения, печально близкие к истине. Держи, — он подвинул к Максу папку. — Отчет.
— А ничего… лишнего нигде не добавилось? — деловито уточнила я.
— В исследованных могилах — нет, — был краток инквизитор Кирилл.
Ясненько. Значит, подкладами, когда в «домовину» к покойному подбрасывают «привязанную» к живому вещь и путем насквозь черного ритуала, пусть не слишком быстро, но эффективно и без особых следов, сводят в могилу, казалось бы, здорового человека, наш дорогой Стеценко Владимир Степанович не баловался.
Минус одна версия.
Что остается? Ритуалы, требующие изъятия, а не подбрасывания. Артефакты, зелья — все чернее черного, само собой.
— Мои пошерстили госреестры, и выяснилось, что на этого Стеценко было зарегистрировано несколько гаражей. Ребята разделились на пары: двое поехали отсыпаться, а двое — отправились в гаражные кооперативы…
— Твою мать, — вдруг перебил его Максим и с силой потер ладонями лицо. — Все. Можем не искать, кто предупредил Стеценко об интересе инквизиции. И твои на месте ничего не найдут — предупреди их.
— Так, а теперь подробнее? — напрягся гость.
— Это я его спугнул, — ответил Макс и замысловато выругался, пройдясь по родословной Стеценко вдоль и поперек. — Одиннадцатого числа, в день приезда в Крапивин, я был на Красницком кладбище, идентифицировал как ведьму покойную Марину Саврасову. В ту же ночь нас со Свердловой попытались убить, и теперь я думаю, что Ксению хотели убрать либо вместе со мной, либо вовсе для отвода глаз, а утром в новостях говорили о пожаре в гаражном кооперативе.