Ксюша расправила юбку на коленях и стрельнула в меня взглядом, явно отслеживая реакцию.
— Потом инквизиция, конечно, опомнилась и попыталась все отыграть назад, но законную силу разрешение от этого не утратило. Они — книга и индульгенция — прекрасно дожили в роду той ведьмы до наших времен и по сей день используются владельцами. И мне известно как минимум о четырех таких легальных книгах.
— О семи, — пробормотал я, демонстративно глядя только на дорогу.
— Мне — о четырех, а вот инквизиция, конечно, знает больше, — миролюбиво согласилась Ксюша.
И вернулась к предыдущей теме:
— Ну а серый список — это ритуалы сомнительной этичности.
И покрутила пальцами в воздухе:
— Ну, знаешь… Такие: приносить людей в жертву вроде бы нехорошо, но если эта жертва добровольно идет на смерть ради спасения бОльшего числа людей, а маг готов взять преступление на душу и совесть, осознавая всю полноту последствий, то… Серый список — это ритуалы, практики и предметы, требующие отдельного изучения и разрешения в каждом конкретном случае. Потому что добровольное согласие на жертву тоже может быть получено очень, очень разными путями…
Ксения
В нужном дворе, где нашу славную компанию уже ждал рыжий Кирилл со своими архаровцами, Макс долго и нудно растолковывал всем и каждому, кто где стоит, кто откуда идет, в какой момент свидетельница должна пройти мимо подозреваемого и кто конкретно в этот момент отвечает за ее безопасность головой.
Что будет с этой самой головой в случае чего, все заинтересованные могли додумать сами.
После чего развернулся ко мне:
— Ксюша. Тебе — самая ответственная задача. Ты стоишь в стороне под отводом глаз!
— Ясно, — понятливо кивнула я. — Страхую.
— Нет! — отрезал он. — Не лезешь!
И, не давая возмущенной ведьме развернуть дискуссию, придержал меня за плечо, проникновенно глядя в глаза:
— Ксюша, я очень ценю твое желание помочь и уважаю твой сильный и свободолюбивый характер!
— …но, задницей чую, сейчас будет «но», — пробормотала я себе под нос, настороженная концентрацией лести, и Макс с трудом сдержал улыбку.
— Но у меня нет свободного человека дополнительно обеспечивать твою безопасность. Выбирай: стоишь в сторонке под отводом глаз или запираешься в машине.
— Иди ты в бездну, Соколов, — скривилась я и выдернула у него локоть, чтобы с максимально независимым видом уковылять на своих каблучищах вглубь двора и демонстративно пристроить свой зад в детские качельки.
Слава богу, влез, а то позорище бы вышло.
Тихо-мирно раскачиваясь, я наблюдала, как, суровый и собранный, Соколов ушел в подъезд — и как он же через некоторое время вылетел оттуда как ошпаренный и тут же как ошпаренные забегали остальные участники процесса.
За углом дома крутила головой Оленева, а рядом с ней изнывал оставшийся вдали от суеты ее охранник.
Все остальные меж тем развивали бурную деятельность: расспрашивали о чем-то народ у подъездов, кому-то звонили и куда-то то и дело исчезали.
Я наблюдала за всем этим немым спектаклем, принципиально не подходя ближе к сцене: вот еще! Ни за что им помогать больше не буду, пока сами не попросят, а может, и тогда не помогу, даже если в ногах валяться будут…
Меж тем душа моя преисполнялась подозрений.
Они оправдались.
Миргун пропал.
Когда это стало понятно окончательно, я уронила лицо в фейспалм: эта песня хороша, начинай сначала!
Макс командовал отрывисто и напряженно: выявить, допросить, обеспечить наблюдение.
Колкость про второго сбежавшего подозреваемого так и напрашивалась, но дать ей волю я не решилась — побоялась, что Соколов вырвет мне язык с корнем. Выражение лица у него было такое, что мог бы.
Мы с Катериной забрались на заднее сиденье машины, притихли, как зайчики, и слушали, как собачатся инквизиторы.
Кириллу не хватало людей, и он с пеной у рта доказывал, что раз преступник за два месяца не вспомнил про майскую жертву, то и дальше не вспомнит.
Максу не хватало совести принять это утверждение на веру и оставить Оленеву без защиты.
Мне не хватало моральной твердости послать их всех лесом.
«Ладно, в конце концов, я помогаю не им, а сестре по дару», — сказала я себе.
Стараясь не думать о том, что ни одну приличную злобную ведьму компромиссы до добра не доводили, я набрала мамин номер.
— Мам, у меня тут открывашка. Возьмешь?
— И зачем бы мне это было нужно? — удивилась она, щелкая ножницами в своем далеком и прекрасном саду.
— Ну-у-у… Затем, что я тебя прошу? — предположила я.
Уверенности в надежности аргументации не было никакой.
Щелкали садовые ножницы, ругались дознаватели инквизиции, молчала мама.
Я с тоской думала о том, что такой прекрасной субботы у меня не было примерно никогда.
— Ладно, — с явной неохотой вздохнула Татьяна Витальевна. — Присылай. Но только курс молодого бойца! И вот еще что…
Макс все больше мрачнел. Догадывался, поди, что, попытайся он взять под защиту вторую ведьму, первая будет слегка недовольна.
Чуть-чуть.
Самую капельку!
— Макс, ну у меня все люди наперечет, ну не разорваться же им! — юлил рыжий.
«Он бы еще рубашку на груди рванул для большей убедительности», — подумала я и решительно встряла:
— Вот что! Вот вам ведьма, вот вам адрес — доставите туда, там ее примут. Туда же доставите продукты — вот список. Вопросы есть? Вопросов нет, все, валите уже, надоели — сил нет!
— То есть меня спрашивать никто не будет? — внезапно подала голос Катерина, и под тремя нашими плотоядными взглядами, которые скрестились на ней, смешалась: — Да согласна я, согласна! Спросить уже нельзя…
— Вам домой заехать нужно? — галантно поинтересовался Кирилл, открывая перед Оленевой дверцу своего автомобиля.
— Да, пожалуй.
— Список не забудьте! — ворчливо напутствовала я их в спину.
Катерина оглянулась, сложив брови сочувственным домиком:
— А там с магазинами сложно, да?
— Да не то чтобы. Просто маме лень идти! — почти честно призналась я.
«Почти» — потому что это была лишь одна из причин. А вторая гласила: «На халяву и уксус сладкий, и хлорка творог» — и я сомневаюсь, что Ордену удастся стрясти с Татьяны свет Витальевны хоть копейку!
Машина гудела мотором, а я беспокоилась на пассажирском сидении и немного грустила, потому что таким злым я своего персонального, личного инквизитора не видела с момента нашего знакомства, несмотря на все прилагаемые мной в этом направлении усилия.
А ведь это всегда обидно, когда какие-то посторонние хамы мало того что лезут на твою полянку, так еще и преуспевают больше, чем ты!
Громкая связь в телефоне Соколова едва не плавилась от сдерживаемого накала эмоций.
Макс, закаменев лицом и вцепившись в руль мертвой хваткой, не прекращал переговоров ни на секунду. Коротко, отрывисто бросал команды, стиснув зубы, выслушивал отчеты.
Алла Куропятникова отбыла из города в неизвестном направлении — удивительное совпадение — сразу на следующий день после визита дознавателя инквизиции на кладбище.
В аптеке, где трудилась ныне покойная Валентина Куропятникова, силами Ордена под прикрытием очередной легенды инициирована проверка и уже выявлен канал, по которому черные артефакты из Крапивина могли быть доставлены в любую точку страны — а если поднапрячься, то и в другие государства по земному шарику. Два человека арестованы, один объявлен в розыск.
Перед очередным звонком Макс сделал упражнение «вдох-выдох», успокоился. И ткнул клавишу вызова:
— Отец Власий, я прошу дать в Крапивине оповещение об орудующем убийце.
Максим! Ну не надо! Ну вот зачем?!
— Орден не видит необходимости в подобных действиях, сын мой, — осторожно подбирая слова, поддержал мое мнение его собеседник. — Это может спровоцировать панику и вызвать нежелательные для нас последствия…
— Отец Власий, у меня, предположительно, в бегах двое подозреваемых, причем один из них психически неуравновешен, а другой совершил как минимум одно убийство. И еще трое пропавших в неясном пока статусе — то ли подозреваемые, то ли свидетели, от которых поспешили избавиться. Мне кажется, самое время пренебречь возможными репутационными потерями и предупредить местное сообщество об опасности! Это как минимум позволит местным прикрыть своих неинициированных и засадить по домам слабых одаренных!
— Максим… — с бесконечным терпением, обозначенным интонациями, заговорил начальник Соколова.
Но все тщетно: мой твердолобый рыцарь был настойчив в стремлении защитить невинные людские жизни, и тревожные вести полетели по ведовским родам, главам семей и одиночкам.
Ну все, маман меня убьет. Ей-то мы выдали урезанный вариант — только про черных артефакторов в Крапивине.
И несмотря на то, что ему удалось продавить свое решение, Макс был мрачен и хмур.
Мне это совсем не нравилось!
Дурацкая у него работа.
Не завидую его будущей жене.
Ладно, чуть-чуть, может, и завидую — но работа у него все равно дурацкая!
В магазине, куда мы зашли потому, что у меня дома не осталось даже корочки хлеба, я еще терпела эту угрюмую физию.
И по дороге из магазина домой терпела.
А дома — все, терпелка кончилась.
И, сваливая горкой на стол пакеты из супермаркета, я объявила:
— Макс, у меня к тебе серьезный разговор. Нам надо, наконец, прояснить ряд принципиальных вопросов.
Соколова разом перекосило так, будто к проблемам на работе у него добавились больные зубы, обе челюсти целиком, но я не собиралась отступать.
В конце концов, это действительно Серьезные Принципиальные Вопросы!
— Первое: почему я ни разу не видела, чтобы ты снимал свои кольца, когда моешь руки? Второе: как вышло, что у тебя на пальцах нет незагоревшей полоски кожи от артефактов? — и, наблюдая, как выражение на лице у дознавателя меняется с сумрачного на недоуменное, а потом и вовсе на обалделое, я с удовольствием (и серьезным видом) добила: — И третье, самое важное: почему твой медальон не ляпает по мне во время секса?!