– Я бы сейчас на кого-нибудь тоже упал, пальцем не хочу показывать. Культурный.
– Так я тебе и позволила падать, где захочется.
– Я человек взрослый. Могу сам решить, где упасть. Еле равновесие сохраняю.
Поднявшись с кровати и стараясь не поворачиваться к ней в профиль, чтобы не демонстрировать напряжение в джинсах, я почти попятился спиной назад к столу, где и находились бокалы для вина. Наполнив каждый на две трети, протянул один ей. Она приняла, кивнув головой, и задумчиво пригубила.
– Ты – странный, – она помолчала и добавила. – Но ты меня больше не бесишь.
– Ты удивительная, – я попытался собраться с мыслями. – Ты бесишь мою кровь. И если честно, я не знаю, как этому противостоять.
– Ты уж постарайся, – она задумчиво покрутила локон у виска. – Так всем будет проще.
– Мне и в голову не приходит искать где проще. С тобой хочется всё усложнить.
Сделав пару глотков, она тряхнула головой и напомнила:
– Меня же искать будут, помнишь?
– Конечно помню, – уж я-то помнил об этом постоянно. – Но пока ты со мной.
– Я вот что думаю, – она покусала кончик ногтя. – Верни мне телефон, я хотя бы Филатовой позвоню, чтобы ключи отвезла девочкам, бутик открыть.
– Ты же хотела ей волосы повырывать, – беря на себя смелость, напомнил я.
– Она моя подруга, – абсолютно серьезно добавила Алина. – И я не ревнивая, просто я на самом деле считаю, что ей без волос лучше будет.
Алина
Жизнь продолжается всегда по своим собственным законам. Невнятное событие вдруг рождает череду последствий, способных удивить тебя полной своей непредсказуемостью. Так, потеря стабильного положения ведет за собой иногда огромные камнепады и оползни, способные снести целые деревни.
Можно ли было себе представить, что попытка нарушения правил дородного движения, а в частности езда по тротуару, приведет меня в эту кровать? А ведь вот оно как! Это, конечно, красивая и полу-романтическая история, если рассказывать ее детям и внукам. Как мы познакомились с дедушкой? А я наехала на его друга на тротуаре. Или я подобрала его пьяного в канаве и отогрела.
Нет, для первого знакомства хотелось бы иметь историю поромантичней. Что-нибудь с вызволением прекрасной незнакомки из рук негодяев, без ущерба для ее чести и здоровья, желательно. Ну, или чтобы честь пострадала, но только самую малость.
Чтобы перед собой стыдно не было. Типа как какой-нибудь прекрасный мерзавец, наглым движением оголяет мне грудь и впивается в мои губы поцелуем хозяина, несмотря на мои возражения. Но тут на помощь приходит не менее прекрасный спаситель и выручает меня в свои объятия. Небольшая драка уместна.
Пока же ничего подобного не наблюдалось. Но всё же стоило признать, что и нынешняя ситуация далеко не так обыденна. Что-то в этом есть…. Один мешок на голове чего стоит. Точно, мешок! Знайте же дети, ваш отец украл невесту в мешке и увез ее на осле. То есть вместе со своим знакомым ослом, увез на машине. Не-а, история звучит очень по-дурацки.
Вот только меня немного начала тревожить приязнь, которую я вдруг стала испытывать к Руслану. Чистейший стокгольмский синдром, как он есть. Возникновение симпатии между жертвой и агрессором. Или похитителем, будь он неладен.
Ладно, разберусь как-нибудь. Голова, слава богу, на месте.
Я его не то, чтобы простила за все эти идиотские выходки, но слегка… реабилитировала, что-ли. Мне и завтрак понравился, и массаж. Массаж даже чуть больше, чем завтрак. Было в нем какое-то тихое удовольствие. И еще капельку больше. Я на секунду представила, что даю ему подняться губами еще выше по моей ноге и меня это даже немного увлекло. Наверное, он вел бы себя очень нежно. Ну что же, мы тоже можем быть нежными.
– Носки надел обратно! – я подбородком указала на ноги.
– А волшебное слово? – улыбнулся Руслан.
– Быстро!
– У нас в армии такой же командир был, – Руслан аккуратно натянул носки мне на мои ноги. – Чистый волшебник. Других слов не знал.
– Так ты и в армии служил? Интересно… Никогда бы не подумала. Чем ты там занимался? – мне стало интересно.
– Да так, – неопределенно ответил он. – Бумажные работы, справки, документы.
– Нормально. Кто-то должен и этим заниматься, – «утешила» его я.
Он неопределенно промолчал, взглянув искоса.
– Ладно, военный, – я позвенела наручником. – Поиграли и хватит. Можешь снимать. Я решила немного с тобой тут побыть. В гостях.
Он недоверчиво усмехнулся. Помнит, как я пинаться умею.
– Я понимаю твои сомнения, – я говорила очень убедительно. – Но, если ты хочешь, чтобы я вела себя как нормальный человек я должна быть свободной.
Руслан отошел от кровати и уставился в окно, на пару минут замолчав.
– Снег идет, – наконец проронил он. – Теперь это официально зима.
После этого подошел, склонился надо мной, дав почувствовать легкий аромат его одеколона, и наконец расстегнул этот ненавистный наручник.
– Я очень надеюсь, что ты глупостей не наделаешь, – произнес он. А затем, подняв с притолоки возле печки топор, вышел за дверь.
Хорошо, что я этот топор раньше не видела. Ему, считай повезло.
Растирая затекшее запястье, я вскочила с кровати и наконец спокойно, с высоты человеческого роста оглядела помещение моего неожиданного заключения. Три двери, окно рядом с печкой, стол, небольшая кухонька, углом. Кровать эта идиотская, конечно же. Часы с кукушкой на стене, несколько репродукций. Ничего особенного… Впрочем, довольно мило. Жить можно.
Подойдя к окну, прижалась лбом к холодному стеклу, немного остужая голову. Делааа! Никогда себе представить не могла ничего подобного. Если удастся целой и невредимой отсюда убраться, Филатова от зависти сдохнет. Ее тоже однажды увезли без ее согласия. Правда похитителями были не двинутые поклонники, а наряд дорожной полиции, задержавший ее за нетрезвое вождение.
За окном шел снег. Пушистый, огромными ватными хлопьями, укладывался на землю, глуша и так тихие, почти отсутствующие звуки. Посреди этого великолепия орудовал Руслан, в расстёгнутой рубашке, с закатанными рукавами. Беря очередное полено из-под укрывающего дрова навеса, он ставил его торчком на пенек, и перехватив топор обеими руками, обрушивал его сверху вниз, раскалывая бревно почти безукоризненно. Во всяком случае, со стороны это казалось очень профессиональным. Снежинки уже организовали подобие покрова на его голове, не успевая растаять, но ему казалось было совершенно не холодно. Очередное бревно с треском разлеталось, от Руслана шел даже легкий пар – нагрелся. Это хорошо, пусть поработает. Мышцы у него работают явно лучше головы.
Наконец он закончил рубить и, присев на корточки, стал собирать полешки на сгиб локтя левой руки. Набрав достаточно, поднялся взял в правую руку топор и направился обратно к дому. На секунду я им даже полюбовалась.
Зайдя в прихожую, он постучал ботинками, сбивая снег, и через секунду вошел, все так же картинно сжимая охапку дров и топор. Не глядя на меня, прошел к печке и, с грохотом свалив дрова на пол, начал из щепок разводить огонь. Смотреть на его спорые, умелые действия было приятно.
Огонек быстро занялся и выбросив небольшую порцию дыма в помещение, начал поедать предоставленные ему дрова.
– Чем будем заниматься? – поинтересовалась я.
– А чем можно заниматься на даче, когда топится печка и на улице идет снег? – вопросом на вопрос ответил он. – Будем готовить еду и пить вино. Для особо одаренных есть даже водка. Могу истопить баню. Уверен, тебе понравится.
– Баню не надо. Ты меня и так достал, еще и запарить захотел. Вина будет достаточно, – я взяла с полки наугад какую-то книгу и задумчиво полистала. – Граф Монте-Кристо. Тебе нравятся классики?
– Иногда, под настроение. А тебе?
– Мне не нравится, когда меня как воруют, как барана. Помнишь, как книга закончилась? Граф освободился и отомстил всем обидчикам, – я прищурилась и со значением посмотрела на Руслана.
– Ты меня с графом сравниваешь? – попытался тупить он.
– Себя. Так что теперь – ходи, оглядывайся.
– Чтоб оглянулся посмотреть не оглянулась ли она, – согласился Руслан.
Глава 11
Мне всегда нравились часы с кукушкой. Не электронные – на батарейках, а самые простые, какие, наверное, весели у многих в деревенских домах. С цепью и двумя еловыми шишками-противовесами. Сами знающие, когда выгнать птичку из домика и когда остановиться и больше не работать, потому что одна из шишек опустилась почти донизу и значит завод кончился. В доме наступает тишина, только шуршат мыши. Впрочем, мышей я не то что бы боюсь, меня просто пугает скорость и неопределенность их передвижения по дому.
Дом с остановившимися часами засыпает, перестает подавать звуки. Еще какое-то время заблудившиеся мухи могут жужжать о стекло, но потом и это проявление жизни то-ли засыпает, то-ли умирает и воцаряется тугая, пустая тишина. В доме тихонько, неоткуда скапливается пыль, время замирает.
Но потом опять приезжают постояльцы, поднимают повыше железную шишку и часы опять оживают, а вместе с ними и дом. Часы тикают, печка топится, кукушка иногда появляется. И сейчас, глядя на раскаляющуюся печку, я физически ощущала, как просыпается и преображается дом. Холодная неприязнь незнакомого места сменялась постепенно каким-то обжитым, наполненным жизнью смыслом.
Руслан прав – в таком месте ничего, наверное, более делать не надо, а только сидеть, смотреть на хлопья снега и пить вино.
Он сидел на полу возле печи и неспешно подкармливал разгоравшийся огонь. Я без звука смотрела в печную топку, пытаясь наполниться тем теплом, которое огонь дает изголодавшемуся по открытому пламени городскому жителю. Тишина нарушалась лишь легким потрескиванием дров и размеренным тиканьем со стены. Мы оба молчали. Но это была не та тишина, которую в народе обозначают словосочетанием тихий ангел пролетел, а наиболее циничные говорят – милиционер родился. Это была спокойная, умиротворяющая тишина, при которой и говорить ничего не надо.