– Поехали, – я поднялся со стула, обрывая бессмысленное заседание. – Хоть что-нибудь попробуем сделать.
– Опять красть будем? – скептически осведомился Ибрагим.
– Надо будет – будем. Я оптимист.
– Тебе с таким упорством штангой надо было заниматься. Чемпион бы вышел, – тем не менее, он поднялся и последовал за мной.
На лавке рядом с подъездом Алины мы успели просидеть около часа, безуспешно пытаясь дозвониться ей на трубу. Ответа не было, сразу же включался автоответчик.
Но совсем бессмысленным назвать наше ожидание не получилось. Из подъехавшего тёмного внедорожника, остановившегося недалеко от нашей наблюдательной позиции, вышел не кто иной, как Соловей, и отправился прямо к нам.
Я, коротко поздоровавшись, попытался объяснить ему ситуацию, но он лишь резко дернул рукой, обрывая меня на полуслове.
– У меня пару новостей для тебя, и обе неприятные. С какой начать?
– Начните с хорошей, – я попытался хоть как-то переломить этот скатывающийся в пропасть вечер.
– Тогда по порядку. Алина более тебя видеть не желает, равно как и слышать. Звонить, искать, поджидать её, я тебе лично и по ее личной просьбе запрещаю. Тут всё должно быть понятно. Это раз.
Он мельком взглянул на молчащего рядом Ибрагима и опять перевёл взгляд на меня.
– Второе. Занимаясь твоим долгом, я делал это в её интересах. К твоему сожалению, теперь ты в сферу ее интересов более не входишь. Что переводит наши с тобой отношения в сферу сугубо финансовую и строго иерархичную. Твой долг перешел в мою компетенцию, проще говоря ты мне должен. Отдавать начнёшь немедля, завтра я хочу видеть твой план и график выплат.
Он удалился, оставив нас наедине с мыслями и затухающей суетой засыпающего города.
– Анекдот знаешь, – наконец прервал паузу Ибрагим. – Чем пессимист отличается от оптимиста? –и не дожидаясь меня, сам себе ответил, – Пессимист вздыхает, что хуже уже не будет. А оптимист радуется. – Будет, будет!
Алина
– Ты Гусева, чеканутая, – Филатова дотянулась до очередного печенья и, откусив сразу половину, жуя, продолжила читать нотацию. – Как можно выгнать такого самца, только потому что он самец? У тебя мозги есть? Честное слово, как собака на сене, сама не ешь и другим не даёшь.
– Филатова, – я была не намерена выслушивать всю эту чушь. – Тебя реабилитировали досрочно, так скажи спасибо. Сидит, учит тому, в чем сама не разбирается. Я же тебе говорю, – меня переполняла горечь. – Я ему это простить не могу. Он использовал меня. Как средство. Решал свои проблемы.
– И как женщину использовал – сама хвасталась, – напомнила Филатова. – В кои веки нормальный самец попался, а она нос воротит. Зажралась ты, голубушка. Зажралась.
– Он мне с самого начала врал! Познакомился со мной, чтобы свои проблемы решить, понимаешь ты, картошка накрашенная?
– Мерси за картошку. На себя в зеркало погляди – сразу желание критиковать других пропадёт. Чья бы корова, – Настя рассерженно перестала на минуту жевать. – Ты вообще, соображаешь что-нибудь? Ты сама его первоначально использовала, чтобы отец от тебя отстал. Сама в корыстных целях познакомилась, для своей личной выгоды. Так что, если я правильно понимаю, вы квиты. Один-один. Друг-друга стоите, два сапога, как говорится.
– Ничего ты не понимаешь, – я рассердилась, несмотря на логичность некоторых её аргументов. – Тебя послушать, так ничего такого он не сделал.
– Я бы простила, – Филатова вальяжно откинулась на стуле и сощурив глаза добавила. – Но ты нет! У тебя к людям такие высочайшие моральные запросы, каким только ты соответствовать можешь. Ты непорочная дева, практически.
– Филя, ты меня бесишь, – она всё больше и больше действовала мне на нервы. – Я тебя умоляю, заткнись.
– Ты Гусева сама кого хочешь выбесить можешь. Помнишь в школе, на физкультуре, ты так и не научилась через козла прыгать? Это твоя судьба. Так за козла замуж и выйдешь, не умея прыгать через препятствия.
– Филатова, иногда чайник разумнее булькает, чем ты философствуешь.
Она не обратила на эту фразу никакого внимания, старательно рассматривая свежесделанные ногти.
– Супер! Да? – она повернула руку ко мне, демонстрируя маникюр. – Ослепительно же!
– Плевать я хотела на твои ногти! Что ты за человек такой? И разговаривать с тобой бесполезно, и выгнать жалко, – тут я в точку попала. В этом, вообще, вся суть Филатовой. Ещё со школы. Но лучшей подруги у меня нет. Чем-то она меня дополняет.
– Я тебе всё, что надо, уже сказала. А ты услышала, но принимать не хочешь. Нравится – бери. Не нравится, другим отдай. Менее моральным.
– Да забирай сколько душе угодно, слышать о нем не хочу, – меня уже конкретно бесил этот разговор.
– Что о нем слышно? – осведомилась Филатова.
– О каком о нём? – ядовито переспросила я.
– Не придуривайся. О твоём Руслане – что нового?
– Такой же твой, как и мой. Плевать я на него хотела, – я ушла к окну и уставилась за стекло, на застилающий землю снег.
– Вот я о чём и говорю, ты Гусева для меня как открытая книга.
– Ничего не слышно. Как дядя Володя его отогнал, по моей просьбе, больше не звонил и не появлялся. Дядь Володя сказал, что на него старый долг повесил, даже мне не сказал. Впрочем, плевать, что он обо мне думать будет. Так ему и надо. Но что самое интересное, так это то, что он Руслана с тех пор найти не может. Убежал женишок. Будут его по пограничным базам пробивать, может из страны выехал уже. Вот такие дела.
– Ты, Гусева чеканутая, вот тебе мой вердикт, – покивала скептически Филатова. – Тебя то-ли лечить надо, то-ли пожалеть. Не понятно.
Совершенно неожиданно и, как всегда, без приглашения явился Маратик. В наше время сперва звонят, уточняют можно ли прийти, даже если с полной корзинкой выпечки, и только потом заявляются домой к даме. Филатова немедленно принялась кокетничать, откровенно глупо выспрашивая советы о том, какую булочку вкуснее есть. Ей, я уверена на сто процентов, совершенно всё равно с кем флиртовать, тут процесс важнее всего. Интересно, она хоть у гинеколога рот закрывает? Хотя бы для того, чтобы сквозняка не было. Вряд-ли, конечно. Что поделать – такая у ней натура.
Маратик был в очередных умопомрачительных шмотках. Некоторым, того, что он тратит на одеть себя любимого по последнему писку моды, хватило бы чтобы безбедно прожить год. Но для себя Маратик ни в чем не отказывал, стараясь дотянуться до всего, чего ему захотелось. Последние лет пять, он пытается дотянуться до меня, впрочем, совершенно напрасно.
– Алинка, ты чего такая грустная? – по его мнению это самое лучшее начало разговора. Совершенно ничего не соображает. Как-то раз он додумался у меня спросить, почему у меня такой усталый вид, может я не выспалась? Балбес.
Я промолчала, занимаясь чайником. Ответила за меня Филатова, немедленно начав плести свои козни:
– Вот, Марат, скучаем. На море никто не зовет, замуж тоже, тут станешь грустным.
– Поехали со мной на море, – немедленно среагировал он. – Я зову.
– И замуж? Обоих нас прекрасных? – подалась вперед Филатова.
– Никак нет, мы же не в Турции. И с тобой я уж точно не справлюсь. Мне такая жена нужна, чтобы меня уважала.
– Тут ты не по адресу явился, – с раздражением влезла я. – Уважения ищи в другом месте.
– Вот чего ты такая негативная всегда, – недоумевал он. – Когда с тебя спадут розовые очки, ты поймёшь, что лучше меня не найдёшь.
– Маратик… – начала я.
– Марат. Можешь называть меня Марат, – перебил меня он.
– Конечно, – согласилась я. – Могу называть тебя Марат, но буду называть Маратик, как с детства привыкла. К твоему имени идут уменьшительные суффиксы.
– Тогда можешь называть меня романтик, а не Маратик.
– Если хочешь, буду называть тебя пузатик.
– Это не красиво, – он безуспешно попытался втянуть животик обратно. – А еще, это показатель благополучия и обеспеченности, если хочешь знать. В странах Африки, кто богаче и благороднее, всегда полные.
– Вот там невесту и ищи, чего сюда пришел?
– Ты, Алинка, совсем не понимаешь. Это же судьба, мы с тобой с детства знакомы. Наши родители дружат. Ты мне очень нравишься. Зачем искать далеко, когда есть под носом?
– Маратик, я тебе сто раз говорила, это бесполезно. Я к тебе отношусь как к другу детства. Таким это отношение и останется. Я тебя, считай, уже двадцать лет знаю, еще двадцать я не вынесу.
– Наоборот, раз столько знакомы, проверку временем прошли, значит.
– Ничего это не значит, – у меня от скуки даже зевота началась. – Я всё про тебя знаю, ничем ты меня уже удивить не сможешь. Скучно с тобой, Маратик, понимаешь?
– Поехали в клубешник, я вас так развеселю, спасибо скажите.
– Я тебе заранее скажу – нет, спасибо. Сам там веселись, со своими девушками с низкой социальной ответственностью, если сказать культурно.
– Один раз оступился – всю жизнь вспоминать будете? Ошибки у всех бывают. Не нравится клуб – поехали ещё куда-нибудь.
– У тебя даже и мыслей нет никаких, куда можно поехать.
– Почему нет? Поехали в такое место, где вы точно никогда не были. Совсем новое. Обалдеете. Я угощаю, будет незабываемо. Впечатления на всю жизнь останутся. Называется ресторан молекулярной кухни. Там…
– Маратик, – в бешенстве перебила я его излияния. – Иди ты в жопу!
*** Руслан
Бывают такие долгие дни, в которые вмещается всё. Целые кучи событий действий, разговоров и даже происшествий. День тянется, тянется, вмещая в себя всё и не собирается кончаться. События сменяют друг друга, а ты мечешься как белка пытаясь даже не руководить ими, а хотя бы осознать. И то и другое, зачастую, бесполезно, но именно этой наполненности мы по прошествии времени, как раз и рады, ибо это и есть сама жизнь.