семнадцать лет, когда поступила в университет.
– Так где твой бойфренд?
– В Норвегии. На конференции по делам благотворительной организации, в которой он работает.
– Он религиозный человек?
– Что?
– Ну, раз работает в благотворительной организации, значит, занимается богоугодным делом. – Бен делает глоток пива.
Он флиртует с ней. Их разговор идет по уже знакомому ей пути. Бен начинает с вопросов о ее житье-бытье, спрашивает о партнере, любопытствует, как они ладят друг с другом. Потом находит что-нибудь смешное в том, что она рассказала ему об Алексе, и принимается язвить на его счет, критикует, чтобы самому выглядеть лучше в ее глазах. Рут, конечно, раскусила Бена, но это вовсе не значит, что его тактика неэффективна. Порой, возвращаясь домой, к Алексу, после общения с Беном в пабе, она обращает внимание на прикованный цепью к ограде велосипед Алекса и с удивлением понимает, что эта его педантичность ее веселит. Заметив, что субботним утром он тщательно моет в раковине пластиковый контейнер из-под йогурта, перед тем как бросить его в ведро для отходов, она смеется, вспоминая вопрос Бена о «мусорных» привычках Алекса, заданный накануне вечером. Наблюдая, как Алекс ерошит свои кудри, чтобы придать им объем, она краснеет, потому что о его уходе за волосами Бен тоже спрашивал.
– Мой бойфренд оказывает помощь голодающим беженцам. Не думаю, что тут уместны какие-то шутки. Прости, что пришлось тебя разочаровать. – С улыбкой Рут поднимает со стола свою кружку.
– Да я же просто спросил! – Бен повышает голос в притворном негодовании. – Ну вот честно, парень как парень, что о нем скажешь? Но мы все согласны, что работа у него интересная.
Рут со смехом бьет его по плечу. Оно на удивление твердое.
– Ух ты, черт возьми! Да ты прямо ковбой! Железо тягаешь, что ли?
Бен играет бицепсами.
– Иногда хожу в спортзал.
Рут дотрагивается до своей шеи и замечает, что рука у нее горячая.
Она смотрит на часы – почти шесть. Небо на улице потемнело. Включенные фары машин, проезжающих мимо паба, светлыми полосами расчерчивают его окна. Рут допивает пиво.
– Мне пора. – Указательным и большим пальцами она вытирает уголки рта.
– Давай еще по одной. Когда он прилетает?
Рут кладет сумку на кухонный стол. Смотрит на часы. Почти девять.
Вибрирует ее мобильный телефон. Она вздрагивает от неожиданности.
«Только что высадился в Сити. Умру, если не трахну тебя сразу, как доберусь до дома. А.»
Рут прижимает к губам кончики пальцев. Идет в ванную, где, не включая свет, чистит зубы электрической щеткой и полощет рот специальным травяным настоем Алекса.
Смотрит на себя в зеркало.
Пожалуй, надо принять душ. Она поворачивает кран, пока вода, хлынувшая из лейки, не становится нестерпимо горячей. Затем встает под обжигающие струи, греется в каскаде обволакивающего тепла.
Намыливает шампунем голову. От его аромата сводит живот. Она до сих пор чувствует у уха горячее дыхание Бена, шепнувшего ей, что она очень вкусно пахнет. Рут смывает с волос кондиционер и выключает душ.
Стоит в темноте. Вода стекает в ванну с ее обнаженного тела.
Хлопает входная дверь, возвращая ее в реальность. Свет, включенный Алексом в прихожей, сочится в темную ванную через стеклянное окно над дверью.
– В доме есть роскошная женщина?
– Я здесь!
Все еще мокрая, Рут вылезает из ванны и обматывается полотенцем. Заслышав приближающиеся шаги Алекса, быстро вытирает между ног и отмечает, как ее тело отзывается на прикосновение.
– Электричество экономишь? – смеется Алекс, включая свет и входя в ванную. – Принимаешь душ в темноте? Вот это я понимаю – сознательность. – Он подходит к ней, обнимает одной рукой, привлекая к себе. – Вижу, ты избавила меня от необходимости тебя раздевать. – Он сдергивает с нее полотенце. Нагое тело обволакивает остывающий воздух в ванной. Алекс наклоняет голову и берет в рот ее сосок.
Она льнет к нему, второй раз за вечер испытывая от прикосновения зуд в ладонях и слабость в ногах.
Лежа под Алексом, она чувствует, как от ее мокрых волос намокают и простыни. Теперь придется спать в сырой постели. Лучше бы разобрались с этим прямо в ванной, как он того и хотел.
Через его плечо она смотрит на неровно оштукатуренный потолок. У окна темнеет пятно: в том месте, которое она прошлым летом закрасила противогрибковой краской, снова образуется плесень.
Крякнув, Алекс с пыхтением падает на нее, целует в шею. Обмякая, он становится тяжелее, сдавливает ее грудь так, что не продохнуть. Она не жалуется. Прижатая к кровати, лежит под ним, хватает ртом воздух и, глядя на потолок, думает, скоро ли ей придется лезть на стремянку, чтобы соскоблить плесень и наложить свежий слой краски.
15
С тех пор как припустил дождь, солнце не прорывается сквозь толщу свинцовых туч. Темень ночи медленно сменяется густой синевой, которая, в свою очередь, постепенно бледнеет до мягкого серого оттенка. Через несколько часов серый горизонт снова синеет, а потом окрашивается в черноту.
Первоначальное возбуждение, вызванное жуткой ситуацией, в которой они оказались, улеглось.
Теперь, когда они ложатся спать, ни он, ни она не впадают в лишенную сновидений кому, в которую погружал их защитный механизм организма. Глубокое забытье позволяло мозгу проанализировать случившееся и сохранить силы для того, чтобы противостоять стрессам нового дня.
Теперь их сны наполнены яркими видениями. Образами и картинами прежней жизни, принимающими искаженные формы.
Рут снится дом – Англия, где ее родители перевоплощаются в знаменитостей из глянцевых журналов, когда она пытается их обнять.
Ей снится, что она ест трепыхающихся насекомых из грязной консервной банки, сидя за столиком в дорогом ресторане вместе с Фрэн, которая сначала преображается в Камиллу, затем в Алекса, потом снова становится собой. Стулья, на которых они сидят, сделаны из хребтов неведомых существ. На потолке сверкает люстра. В огромные, от пола до потолка, окна она видит красные автобусы «Рутмастер», плывущие в ярко-розовом поднебесье.
Каждый день, просыпаясь, Рут сбита с толку и не понимает, где она.
Это все еще сон?
Кошмарный сон?
Неужели эта новая реальность столь же причудлива, как и ее сны?
Ситуация осложняется тем, что в нерассеивающейся мгле, поглотившей солнце, невозможно отличить день от ночи. Еще хуже то, что весь ее круг общения – это один-единственный мужчина, о котором ей практически ничего не известно.
Рут, конечно, не впервой просыпаться рядом с человеком, которого она едва знает.
Прежде, проснувшись рядом с храпящим незнакомцем, она бодро надевала джинсы и покидала чужую квартиру, с тихим щелчком закрывая за собой дверь. Она живо помнит все тогдашние ощущения: как ранним утром выходила на улицу с всклокоченными волосами; как тушевалась под любопытными взглядами в метро, где в столь ранний час народу было мало; с каким ликованием набирала в телефоне сообщение Фрэн о своем новом завоевании. Сейчас она отдала бы что угодно за возможность написать подруге.
Теперь, просыпаясь, она видит мятую постель, где ночью рядом с ней спал Ник, и это напоминает ей только о неизбывном горе, от которого никогда уже не избавиться. Она чувствует, что печаль следует за ней по пятам. Она бежит, уворачивается от нее, отпихивает от себя, пытаясь сосредоточиться на том, что необходимо для выживания.
Но выживать тоже мучительно трудно.
То, что им требуется для выживания, столь же кошмарно, как и горе, от которого она бежит.
Рут выходит из палатки. Вряд ли даже ее подсознание сумело бы воспроизвести увиденное в столь мерзких подробностях: Ник, обнаженный до пояса, покрыт розовыми брызгами крови и ворвани.
На песке, словно трофейный ковер, расстелен кусок китовой шкуры. Кожа, содранная с самого величественного существа, которое она когда-либо встречала.
Ник медленно разделывает кита на куски.
Они не разговаривают уже несколько дней – просто сосуществуют, как давно женатые поссорившиеся супруги.
Накануне, вернувшись в лагерь с собранным плавником, Рут застала Ника за кромсанием китовой туши, и ее обуяла такая ярость, какую она сама от себя не ожидала. Потрясенная, Рут выронила дрова и с кулаками набросилась на Ника. Хватала его за руки, пыталась оттащить от кита.
Теперь они молча делили вместе все тяготы, как и было условлено, но без особого удовольствия.
Она не помогала ему разделывать кита, а он перестал с ней общаться. Они просто делили пищу и кров.
Она наблюдала, как он вспарывал брюхо кита – ужасающий кладезь трофеев. Чего там только не было: огромная рыбацкая сеть с разноцветными поплавками; кусок парусины – почти целый; стеклянные банки, некоторые даже с крышками; красный пластиковый стул – их единственный предмет мебели, не сломанный и достаточно крепкий, вполне выдерживает вес Ника; и самое чудовищное – невероятное количество раздувшихся полиэтиленовых пакетов. Все эти и другие находки из чрева кита лишь усугубляют ее чувство вины за то, что она выжила. Еще одно доказательство низости ей подобных, их алчности и неуважения ко всему живому, о чем свидетельствует и выжженная земля вокруг.
Ник сидит на корточках возле разгорающегося костра. Оборачивается, проверяя, не наблюдает ли она за ним. Нет, не наблюдает. Сидит, уткнувшись взглядом в колени. Хмурится.
Крякнув, он бросает в огонь студенистое белое вещество. Маленькие языки пламени мгновенно вспыхивают ярче, рвутся вверх. Он встает и бросает в костер еще два больших куска древесины. Ник по-прежнему без рубашки, хотя уже стемнело. От пылающего огня распространяется жар: можно и самому быстро обсохнуть, и высушить одежду, постиранную в ручье.
Рут устроилась у входа в палатку. Он поворачивается к ней, и она, словно почувствовав его взгляд, поднимает голову.
– Не составишь компанию?
– Воняет.