Ник строит и делает запасы.
Он поглощен планированием, что, к счастью, отвлекает его от тягостных дум.
Подбирает каждый кусок железа, древесины или пластика, любой предмет, который может пригодиться в их лагере. Каждая находка – огромная радость для него. Странно. Он всегда обходился малым. Прежде. Становлюсь крохобором, как мама, отмечает про себя Ник. Видать, гены сказываются. Может, он от природы еще и огородник, как отец?
– Нужно думать наперед. Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве, но мы должны подумать о том, как вырастить урожай. Допустим, в этом году мы кое-что соберем с полей. А потом?
Они выбирают и сушат семена, чтобы посеять их весной.
Ник предлагает зарыть картофель в ящиках с песком и сеном. Надеется, что за время холодов клубни не сгниют. Один ящик с картофелем он не прячет под землей, но все равно хранит в темноте. Надеется, что клубни дадут семена и в будущем принесут урожай.
Как надо выращивать овощи, он помнит с детства, но смутно. Помнит, как отец – в трещинки на подушечках его больших пальцев забилась грязь – аккуратно сажает нежные молодые побеги в красные пластиковые горшочки, присыпает свежим компостом белые корни. Помнит резкий запах растений в духоте теплицы. Мама шлепает его по ноге, велит держать руки при себе. Когда ему наконец-то позволили попробовать огненно-красный плод и рот наполнился сладковатой мякотью томата, он понял, что мама была абсолютно права: такое наслаждение стоило каждой секунды ожидания.
Ник собирает все съедобные растения, какие им встречаются, чтобы потом разводить их. Сохраняет даже зерна из консервных банок.
– Но их ведь приготовили, разве они дадут ростки? – спрашивает Рут.
– Попытка не пытка, – отвечает он.
И они не оставляют попыток, экспериментируют со всем, чем можно.
Ник надеется, что путем проб и ошибок они поймут, как им выжить.
Рут никогда не занималась так много физическим трудом. Она видит, что одежда на ней – другой у нее вообще нет – висит. Рассматривает выпирающие тазовые кости, проводит пальцем по разросшимся волосам на лобке и с грустью отмечает, что живот у нее прирос к спине, а ее животик всегда ей нравился. Джинсы, чтобы не сваливались, теперь она подвязывает в поясе куском пластикового шнура.
Их повседневное существование – это нескончаемый тяжелый труд. Просыпаясь утром, они молча принимаются за работу, намеченную с вечера.
Дни проносятся как в тумане: они что-то тягают, таскают, режут, сажают, готовят, сортируют. Не успевают оглянуться, как уже наступает ночь.
Вскоре дни начинают удлиняться, и Рут понимает, что приближается лето.
Миновал год. А кажется, только вчера она сошла с трапа самолета в тот непривычно тихий аэропорт. С другой стороны, такое чувство, будто за этот год она прожила новую жизнь.
И все это время рядом с ней находился Ник. А она до сих пор не знает о нем почти ничего.
А он? Что ему о ней известно?
Рут потихоньку пытается разговорить его, когда они возвращаются в лагерь после трудового дня и вечерами, сидя у костра. О своем прошлом они по-прежнему рассказывают друг другу мало, но уже хотя бы начинают размышлять вместе о том, что, вероятно, лежит за пределами их скудных знаний о новом мире.
Иногда по вечерам они рассуждают, что, возможно, реальность, в которой они оказались, коснулась лишь их двоих.
– А вдруг где-то далеко продолжается нормальная жизнь? Не могли же мы одни остаться на этом свете? Насколько это вероятно?
Рут смотрит на Ника. Он лежит на боку по другую сторону костра. Сегодня они ходили далеко и вернулись практически с пустыми руками. Рут видит, что Ник устал и оттого не в настроении.
– Тогда мы видели бы самолеты, суда. Слышали бы что-нибудь по радио. А нас окружает один только белый шум.
Сегодня они не готовы фантазировать о том, как со дня на день из мест, где не было катастрофы, за ними приедут спасатели и увезут их в цивилизацию.
Каждый день, пока она работает, Рут пытается осмыслить, что и как произошло, но не может продвинуться дальше догадок. Как можно представить полную картину, если нет фактов? Ну а если бы она смотрела новости так же жадно, как многие ее друзья и родные? Что бы это дало? Они знали, что грядет большая беда, но разве им это помогло?
Она знает, что произошло. Но вот почему это произошло?
Переживая последствия катаклизма, в результате которого, судя по всему, было истреблено все человечество, Рут отказывается верить в то, что земля обезлюдела.
Невозможно осознать, что все погибли, а она жива.
Она?
Почему именно она?
Еще больше сомнений вызывает сам способ спасения.
Не подводит ли ее память?
Неужели она и впрямь избежала конца света, спрятавшись в пасти кита?
Чем больше времени проходит, тем более абсурдным это кажется. Сказка, миф, притча, урок нравственности для ребенка.
И будь рядом ребенок, которому можно было бы это рассказать, он ни за что бы ей не поверил.
Если бы не Ник, Рут и сама бы подумала, что историю эту она сочинила.
Ночи снова становятся холодными, и запах дыма костра в их хижине напоминает ей о кемпинге, в котором они с родителями останавливались. В темноте Рут рассказывает Нику, как Джим, сидя слишком близко к огню, спалил подошвы своих ботинок.
– Кто такой Джим? – спрашивает он, когда ее смех затихает.
– Мой отец.
Впервые она упоминает при нем своих родителей. Раньше не решалась, боялась, что будет еще сильнее скучать по ним. Но теперь, рассказывая о родителях, обо всех, кто ей дорог, она как будто продлевает их жизнь.
Рут начинает вспоминать разные истории из своего прошлого, и очень скоро Ник знает по именам всех людей, которые живут в ее сердце.
Они смотрят на небо, на котором сияет расплывчатое пятно – полная луна, пробивающаяся сквозь неисчезающую завесу смога.
– Хорошо бы увидеть звезды, – произносит она.
– И солнце, – добавляет Ник.
Они находят лодку, и Ник на тележке привозит ее к берегу. Это гребная шлюпка, спасательное средство с какого-то корабля. Они нашли ее, перевернутую, у причала яхт-клуба. Ник спускает шлюпку на воду, ожидая, что она потонет.
А лодка остается на плаву!
В тот вечер они лакомятся свежей рыбой, приготовленной на углях. И вокруг пахнет рыбой: остальной улов они разложили сушиться на решетке, которую соорудили специально для этой цели.
Ник до сих пор чувствует качку. Вестибулярный аппарат расшалился. Кажется, что земля уходит из-под ног, он сам не свой. Именно поэтому, когда Рут спрашивает, где он научился рыбачить, он, сам того не желая, рассказывает ей, как ходил на рыбалку с отцом. Как под его бдительным оком учился нанизывать на крючок кусочек хлеба или извивающегося червяка. Отчетливо помнит, как рука отца направляла его маленькую ручку, помнит кровь на пальцах – кровь проколотого червя. А вот лицо отца вспоминает с трудом. Мать после его смерти замуж не вышла. Для нее он оставался единственным любимым мужчиной, она продолжала горевать о нем. Ник никогда этого не понимал. Пока не встретил Еву.
Он слышит, как его голос звенит в воздухе.
– Ева. – Он так давно не произносил это имя. Почти забыл, как оно звучит.
Костер трещит.
Ник смотрит на Рут, молча умоляя не выпытывать у него больше того, что он рассказал. Она улыбается ему. Понимает его чувства?
– Научишь меня ловить рыбу? – спрашивает Рут.
Он улыбается. Его переполняет благодарность.
– Конечно.
По мере того как дни снова удлиняются, Рут все больше увлекается рыбалкой, предпочитая вносить свой вклад в пропитание уловом. Она открывает в себе талант заядлого рыболова. Чувствует, что рыбачить ей нравится.
Нравится смотреть на берег с лодки.
Нравится ждать, когда беспомощная рыба начнет трепыхаться на крючке, заставляя танцевать леску.
Нравится быть одной.
Она лежит на дне лодки и смотрит, как под серой завесой клубятся облака.
Что это за серая завеса? Пепел? Другие облака?
Она смотрит на горизонт в надежде увидеть какое-нибудь судно, океанский лайнер.
Она вспоминает роман «Жизнь Пи» [9], который когда-то прочитала. Интересно, сумеют ли они с Ником добраться до Австралии на этом крошечном суденышке, пересечь океан, как Пи с его воображаемым тигром? И будет ли увиденное в Австралии отличаться от того, что здесь?
Однажды, во время рыбалки, она обращает взгляд на берег.
И видит Ника. Он поглощен работой и не догадывается, что она наблюдает за ним. Он обнажен по пояс, и даже издалека заметно, какие у него мускулы: тяжелый физический труд сделал их обоих крепче, жилистее. Она невольно восхищается его рельефным торсом: работая на солнце, он похож на греческого бога. Она отводит глаза, сознавая, что нарушает их негласный договор, и переводит взгляд на горизонт. Потом, не задумываясь о том, что делает, непроизвольно вдыхает полной грудью и начинает петь. Чувствует, как струится ее голос, как вибрируют кости лица. В носу щекочет.
Она чихает, смеется и продолжает выводить мелодию.
На душе становится легко-легко, чего не было уже очень давно. Словно льющаяся из нее песня уносит груз печали, которым она была придавлена, будто она слой за слоем снимает с себя мокрую одежду.
Рут поет и поет.
Исполняет любимые песни, громко, во весь голос. Поет, стараясь не думать о том, что, возможно, никогда больше не услышит их ритма, задаваемого гитарой и ударными инструментами.
Она поет в ритме моря.
Ник на берегу ухаживает за рассадой. Ветер доносит до него пение Рут. Он отвлекается от работы и смотрит туда, где на волнах качается лодка. Закрывает глаза и слушает мелодию ее голоса, звучащего на одной волне с прибоем.
В груди у него теплеет: она поет с таким самозабвением, вольна как ветер.
18
– Я покину вас на пять минут, дамы и господа, скоро вернусь! – гремит из динамиков голос ведущего в «Монти», аж стекла дребезжат.