Они сидят молча, украдкой рассматривая остальных в приемной. Несколько молодых женщин, без провожатых, читают потрепанные журналы, взятые со стола в центре комнаты. Женщина возраста Рут – лет тридцати пяти – с тремя детьми, самой маленькой не больше полугода; двое сидят спокойно, малышка агукает в коляске. Мужчина постарше крутит кольца на толстых пальцах, то и дело поглядывая на дверь смотровой; от нетерпения он раскачивается на стуле взад-вперед, отчего на груди его прыгает золотая цепь. Кого он ждет? Рядом с ним – женщина с дочерью, на вид как сестры. Кто из них пришел на аборт? Или сразу обе?
– Рут Ланкастер? – Медсестра с короткой стрижкой, выйдя в приемную, смотрит на сидящих поверх очков.
– Удачи. – Фрэн похлопывает ее по ноге. Рут встает и, улыбнувшись медсестре, следует за ней в кабинет.
Медсестра садится за аппарат УЗИ.
– Пожалуйста, снимайте трусики и ложитесь на кушетку.
Головка датчика, покрытого гелем, холодит слизистую. Медсестра смотрит на монитор и кивает.
– Хотите посмотреть?
Рут качает головой.
– Никаких сомнений? Вы уверены?
– Утром я приняла таблетку экстренной контрацепции.
– Это не всегда помогает. К тому же, возможно, вы уже были беременны. Знаете свои даты?
– Я твердо решила.
– Что ж, ладно.
Рут испытывает легкий дискомфорт, когда датчик убирают. Медсестра дает скомканную салфетку.
– Вытирайтесь, одевайтесь, и приступим.
Одевшись, Рут садится напротив медсестры. Та что-то быстро печатает на компьютере. Не отводя глаз от монитора, она пододвигает к Рут по столу распечатанный документ и кладет на него шариковую ручку. Через некоторое время наконец-то переводит взгляд на Рут.
– Распишитесь здесь. И здесь. – Она показывает на пустую рамочку и на пробел над линией из точек. – Это значит, что вы подтверждаете свое согласие и уведомлены о рисках медикаментозного прерывания беременности.
– Да, хорошо. Прошу прощения. Прежде чем я поставлю свою подпись, будьте добры – простите, – перечислите еще раз возможные последствия?
Медсестра монотонно перечисляет: кровотечение; боль; малая вероятность сепсиса; иногда бывает, что лекарства не действуют и беременность сохраняется; возможны проблемы с зачатием в будущем.
– Понятно. – Рут берет ручку и расписывается.
– Но все это очень маловероятно, милочка. – Медсестра забирает у Рут документ, расписывается в нем сама. – Так, теперь еще требуется подпись моей коллеги. Подождите минутку. – Она выходит из кабинета, оставив дверь приоткрытой.
На стенах – ламинированные плакаты. Изображения утробных плодов, маток, инструкции по мытью рук. Стоит характерный запах антисептика. Огромный монитор на столе похож на какое-то загадочное устройство. Под столом жужжит компьютер.
За окном – чудесный солнечный день. Листья на деревьях такие же, как и на тех, что растут у ее дома, – разлапистые ладони звездообразной формы. Белый клен? Ей ли не знать. В школе они каждую осень собирают гербарий. Листья уже стареют, с наступлением лета меняя цвет: весной, только-только распустившись, они были бледно-зеленые, а теперь обретают более темный насыщенный оттенок.
– Итак, все подписи есть, – выводит Рут из созерцательного состояния голос вернувшейся в кабинет медсестры. Она вздрагивает от неожиданности.
Не теряя времени, медсестра деловито вручает ей два пластиковых стаканчика: в одном – две таблетки, в другом – вода.
– Выпейте это и можете быть свободны.
Улыбнувшись Рут, медсестра снова садится за компьютер.
Рут выполняет ее указания: выпивает таблетки, и она свободна.
Дома у Фрэн они раскладывают ее большой диван с бархатной обивкой, кладут подушки, одеяла. Фрэн готовит горячий шоколад, и они смотрят одну романтическую комедию за другой. Солнце садится. Обе засыпают.
Когда Рут открывает глаза, в комнате уже темно. Телевизор работает. От экрана по комнате скачут разноцветные блики, освещая лицо спящей Фрэн на другом краю дивана. Пока они спали, онлайн-кинотеатр запустил дурацкий фильм про Рождество. На спинке дивана сидит кошка Фрэн. Сузив глаза, она наблюдает за Рут. Питомицу подруги Рут знает с тех пор, когда та была котенком, но не может избавиться от ощущения, что кошка ее недолюбливает. Словно в подтверждение, кошка кусает Рут за ногу и спрыгивает с дивана.
Ощущая ноющую боль в пояснице, Рут спускает ноги на деревянные половицы, которые помогала Фрэн циклевать и покрывать лаком, когда та купила эту квартиру, и выходит в выложенный плиткой коридор. Стены в черно-синих тонах увешаны старинными зеркалами. Многие из этих зеркал они вместе отыскивали в пыльной глубине магазинов подержанных вещей, сданных на благотворительные цели, и на антикварных рынках, которые обычно устраиваются рано утром. Рут добирается до туалета в конце коридора, включает свет и садится на унитаз. Кладет руку на живот. Боли нет. Сделав глубокий вдох, она опускает глаза и замечает на прокладке розовое пятно.
– Вот и все, – громко говорит она себе.
23
Малышка сидит на берегу, сует в рот пухлые кулачки, в которых зажат черный песок. Улыбается матери во весь рот, в котором уже торчит пара зубов. Рут сидит неподалеку и, зажав ведро между колен, чистит и разделывает рыбу – нарезает длинные тонкие ломтики филе, которые вечером они закоптят над огнем.
Самый разгар лета. Тяжелой повседневной работы стало меньше, начались несколько недель передышки. Скоро листва на деревьях начнет желтеть, и они примутся с рассвета до заката добывать пропитание, по очереди таская привязанную к груди дочку. Потом, когда световой день начнет сокращаться, они станут пожинать плоды труда, приложенного за полгода до этого. Девочка будет спать рядом в самодельной колыбели.
Рут переводит взгляд с играющей дочери на низкое солнце. Скоро придется самой костер разводить: Ник опять ушел за припасами.
После удачного похода за медикаментами перед самым рождением Фрэнки Ник собрал небольшую аптеку. Они растили дочку, и он понимал, что необходимо запасти как можно больше лекарств – на случай, если мать или малышка порежутся, или выпьют грязной воды, или… или… или… Воображение беспрерывно рисовало ему ужасы, которые могут свалиться на них и отнять у него самых дорогих его сердцу людей. Часто он не спал по ночам, думая о хрупкости человеческого бытия. Каждое утро, просыпаясь, дивился тому, что они с Рут не только уцелели, но еще и дочку родили, и пока им вполне удается сохранять ей жизнь.
Ник постоянно настороже, присматривается, прислушивается, стараясь выявить малейшие признаки возможной опасности, но, несмотря на этот страх, он регулярно уходит все дальше от дома в поисках пищи и других необходимых вещей.
Он уже привык натыкаться на скрюченные высохшие трупы – людей и животных, которые пережили ядерный взрыв, но потом умерли по непонятным причинам. Во всяком случае, для них с Рут они не понятнее загадки их собственного спасения. Теперь он систематически опустошает супермаркеты, привозя домой консервы для своей молодой семьи.
В путь он отправляется с тележкой, смазав ее колеса жидкостью из бутылок, найденных в воронке на месте автозаправки. Тащить груженую тележку – тяжелый труд, дорога занимает вдвое больше времени, чем без груза. Зачастую он не ночует дома по двое суток.
В такие вечера Рут подбрасывает дрова в костер до наступления полной темноты и рано уходит в хижину. Покормив дочку, укладывается спать. Рядом кладет заряженное ружье, которое они нашли в одном фермерском доме.
Правда, нередко заснуть не может, пугая саму себя: ей все кажется, что извне она слышит какой-то шум, – но каждый раз с восходом солнца обнаруживает, что, кроме них, никого нет.
– Пойдем, Фрэнкс. – Рут берет дочь на руки, прижимая к голой талии ее попку и ножки, на которые налип песок. – Маме пора ужинать.
Малышка кладет свою темноволосую головку на грудь матери и вздыхает. Свободной рукой Рут подхватывает ведро с начищенной и нарезанной рыбой, поворачивается от реки к морю и собирается идти к хижине. Взгляд скользит по берегу, и она замечает, как вдалеке, по другую сторону русла, что-то блестит на солнце.
Отражение?
Она прищуривается, всматриваясь, – этот танцующий свет как будто движется.
Ник? Вряд ли. Он придет с другой стороны, да и рано для него. По идее, он как раз сейчас покидает город. И потом, тащить тележку по песку очень трудно.
Рут ставит ведро с рыбой на землю, малышку пересаживает на левую руку, а правой прикрывает глаза от солнца, снова глядя на источник блеска.
Сияние приближается, и теперь Рут ясно видит, от чего отражается солнце. Она крепче прижимает к себе мягкое голое тельце дочери и различает силуэты – силуэты людей с сумками, отбрасывающих на берег длинные тени. Блестит что-то, что они несут: солнечные лучи пляшут вокруг них.
Незнакомцы медленно бредут по берегу к ней.
Рут начинает быстро пятиться к хижине, не отрывая глаз от приближающихся фигур.
Фрэнки заходится недовольным плачем: ей очень хочется вернуться на песок.
Ненавидя себя, Рут ладонью зажимает дочери рот, но замечает, что силуэты останавливаются. Дальше все происходит как в замедленной съемке: одна фигура вытягивает руку, показывая на нее. Чувствуя на себе чужие взгляды, Рут покрывается гусиной кожей. Пускается бежать.
Влетает в хижину, отбрасывая шкуры, которыми они завесили вход, и кладет плачущую Фрэнки в колыбель, сколоченную из планок упавших садовых калиток.
С заряженным ружьем наперевес Рут выходит из хижины.
С тех пор как они нашли это ружье, она стреляла из него несколько раз, но только под руководством Ника. Она знает, что оно заряжено, но толком не знает, как с ним обращаться, если вдруг придется стрелять. У нее никогда не получалось самостоятельно перезарядить ружье. Судорожно соображая, Рут мчится туда, где она бросила ведро. Рыба из него вывалилась. Белые куски обсыпаны песком, словно их запанировали для обжаривания.