Приложение III.К вопросу о численности гражданского населения афинского полиса в классическую эпоху
В основной части исследования нам довелось в двух контекстах выйти на проблемы афинской демографии: в связи с вопросом о том, что представляло собой число 6000, фигурирующее в источниках в связи с остракизмом (гл. III, п. 2), и в другом месте — в связи с вопросом о том, не было ли резкое снижение численности граждан в период Пелопоннесской войны одной из главных причин прекращения практики остракизма (гл. V, п. 1). Несомненные сложности и неясности, имеющиеся в этой сфере, порождают к жизни данный экскурс. Необходимо сразу оговорить, что в наши планы отнюдь не входит сколько-нибудь углубленный и детальный очерк проблематики, существующей в области изучения демографической динамики афинского полиса V–IV вв. до н. э. Эта проблематика очень обширна, ей посвящено немало исследований: несколько монографий[1146], целый ряд статей[1147]. В ней есть немало аспектов и нюансов, которые не имеют отношения к интересующим нас здесь вопросам. Соответственно, мы затронем — и лишь в той мере, в какой это окажется необходимым, — только две проблемы, имеющие отношение к демографии: какова была примерная численность совершеннолетних афинских граждан в V в. до н. э., то есть на том хронологическом отрезке, когда функционировал остракизм, и как следует оценить убыль гражданского населения в годы Пелопоннесской войны.
Впрочем, афинская демография — это такая тема, в которой практически невозможно рассмотреть какой-нибудь один вопрос, не «потянув» при этом за ним все остальные, подобно нитям в запутанном клубке. На то есть особые, связанные друг с другом причины: в высшей степени плачевное положение с прямыми Источниковыми данными, заставляющее исследователей очень часто (пожалуй, слишком часто, но иного пути нет) прибегать к априорному моделированию для построения хотя бы какой-то целостной картины; вытекающая отсюда большая роль заключений и построений по аналогии, когда какие-то данные приходится эксплицировать из IV-гo века до н. э. на V-й, а какие-то — наоборот; как результат — чрезвычайно большая степень гипотетичности всех важнейших выводов; помимо всего прочего, теснейшая взаимосвязь всех проблем демографической сферы между собою, при которой попытка решения одной проблемы выводит на другую, а от той приходится неизбежно переходить к третьей и т. д. Мы прекрасно сознаем все эти трудности и, признаться, не без робости беремся за пресловутый «клубок». В принципе, афинская демография настоятельно требует специального монографического исследования, какового на русском языке пока нет. Просим рассматривать нижеследующие заметки как первые, неуверенные шаги в этом направлении и не судить автора чрезмерно строго, коль скоро в его изложении окажутся какие-то пробелы или иные недостатки (а это не только не исключено, но и, видимо, неизбежно).
Итак, данные источников чрезвычайно малочисленны, а те из данных, которые следует признать аутентичными и достоверными, да при этом еще и достаточно точными и недвусмысленными, совсем уж скудны. Согласно сообщению Афинея (VI. 272bd), Деметрий Фалерский провел в Афинах в 117 олимпиаду (312/311 — 309/308 гг. до н. э.) перепись населения. По ее данным оказалось 21 тысяча граждан, 10 тысяч метэков и 400 тысяч рабов. Численность рабов, конечно, чудовищно преувеличена[1148], да и просто недостоверна, поскольку основана не на точных подсчетах, а на фантазиях. Дело в том, что ни Деметрию Фалерскому, ни какому-либо другому официальному лицу даже и в голову не пришла бы странная мысль переписать частновладельческих рабов (да ему бы и не позволили это сделать). Это было бы все равно что устроить перепись рабочего скота в индивидуальных хозяйствах или, скажем, перепись земледельческих орудий. Рабы были теми же орудиями, instrumenta vocalia, и к государственной власти, которая проводила перепись, не имели никакого отношения.
Но в то же время приведенная Афинеем численность граждан для конца IV в. до н. э. вполне заслуживает доверия и, как правило, безоговорочно принимается исследователями[1149]. Разумеется, имеются в виду совершеннолетние граждане мужского пола, имевшие право голоса. Но сразу неизбежен новый вопрос: следует ли считать данную цифру (21 тысяча) типичной, нормальной для классической эпохи, или же она была чем-то необычным, экстраординарным? И, в частности, можно ли экстраполировать ее на V в. до н. э.? Наиболее вероятным ответом будет тот, согласно которому результаты переписи Деметрия Фалерского отразили нетипичную ситуацию, а в норме численность граждан в афинском полисе была большей. Действительно, незадолго до переписи Афины пережили ряд конфликтов — как внутреннего, так и внешнего характера, — которые должны были негативно сказаться на демографических процессах. Кровопролитная битва при Херонее (338 г. до н. э.), поражение в Ламийской войне (322 г. до н. э.), несколько следовавших друг за другом государственных переворотов (322, 318, 317 гг. до н. э.)… И самое главное — перепись Деметрия имела место уже после походов Александра Македонского и завоевания Ахеменидской державы, иными словами, в тот период, когда уже начался массированный отток греков на Восток. Этот процесс мог вести только к уменьшению количества гражданского населения и, естественно, распространялся на Афины в той же мере, как и на другие важнейшие полисы. Насколько нам представляется, перепись всех граждан и даже метэков — мера редкая, даже уникальная (в обычных условиях их число вполне можно было установить по спискам, ведшимся в демах) — именно для того и была предпринята правителем-эпимелетом, чтобы узнать, сколько же реально осталось афинян на территории государства при новых обстоятельствах, после всех имевших место перипетий.
Поэтому М. Хансен, который, в дополнение ко всем прочим своим многочисленным заслугам является еще и крупнейшим современным специалистом в области афинской демографии, абсолютно прав, когда пишет, что в целом на протяжении большей части IV в. до н. э. гражданское население Афин составляло не 21, а около 30 тысяч человек[1150]. А как обстояло дело в предшествующем столетии, которое больше всего интересно для нас в связи с остракизмом? Уже априорно можно предположить, что до страшных потерь, понесенных афинским полисом за три без малого десятилетия Пелопоннесской войны, граждан было еще больше[1151]. К проблеме этих потерь мы еще вернемся чуть ниже. А пока рассмотрим свидетельства источников.
Они, к сожалению, более расплывчаты, чем для IV в. до н. э., и оставляют больше простора для догадок. Классическим пассажем, на который обычно ссылаются в данной связи, является то место из Фукидида (II. 13.6–7), где историк исчисляет людские ресурсы Афин на момент начала Пелопоннесской войны. В этих подсчетах фигурируют «13 тысяч гоплитов (кроме воинов в гарнизонах крепостей и 16 тысяч человек, охранявших боевые стены). Такое количество воинов у афинян из числа более старых и более молодых граждан и метэков, которые служили гоплитами, охраняло стены в начале войны… Афинская конница… насчитывала 1200 всадников (вместе с конными лучниками); пеших лучников было 1800. Из числа боевых кораблей на плаву было 300 триер».
Данные Фукидида в высшей степени достоверны: историк использовал подсчеты самого Перикла, который, естественно, был заинтересован в том, чтобы получить максимально точные данные. Но перед нами — данные о военных силах, а не о количестве граждан, и очень многое мешает непосредственно применить приведенные цифры для непосредственных демографических калькуляций. Мы имеем число гоплитов — но всех в совокупности (29 тысяч человек). Какое число из них составляли метэки, которых нужно отнять, чтобы получить цифру для гоплитов-граждан? Неизвестно. Обычно принято считать, что гоплитов, имевших гражданский статус, было перед началом Пелопоннесской войны 18–22 тысячи[1152]. Это число, судя по всему, недалеко от истины; тем не менее все же нужно отдавать отчет в его известной условности. Далее, как на основании численности гоплитов можно высчитать общее количество граждан? Это тоже вопрос непростой.
Несколько помогает следующее обстоятельство. Геродот, рассказывая о событиях начала V в. до н. э. (посольство вождей Ионийского восстания в Афины), упоминает в связи с этим о 30 тысячах афинян (Herod. V. 97). Выше (гл. III, п. 2) мы уже отмечали, что эта цифра, вне сомнения, весьма приблизительна. Тем не менее отталкиваться от нее как от некой точки отсчета можно[1153]. С другой стороны, известно, что при Марафоне в 490 г. до н. э. сражались 9 тысяч афинских воинов (Nep. Milt. 5; Paus. X. 20.2). Это было гоплитское ополчение, причем ввиду серьезной опасности мобилизованное, несомненно, практически полностью. Можно считать, что 9 тысяч — общая численность афинских гоплитов для начала V в. до н. э.[1154] Таким образом, устанавливается определенная пропорция, в которой гоплиты составляют примерно треть всего гражданского коллектива. Применима ли эта пропорция, выведенная для конкретного исторического момента, также и к другим хронологическим отрезкам? Иногда считается, что это так, и что в целом на протяжении классической эпохи гоплиты составляли треть граждан[1155]. Нам же кажется, что здесь не обойтись без существенных оговорок. То, что верно для 490 г. до н. э., не обязательно будет верно, скажем, для 431 г. до н. э. На протяжении периода Пентеконтаэтии в силу ряда причин (успешные войны, приносившие добычу, эксплуатация союзников по Архэ) благосостояние афинского полиса и афинских граждан непрерывно росло. Никто не усомнится в том, что накануне Пелопоннесской войны Афины были несравненно богаче, чем накануне Греко-персидских войн. Из этого с неизбежностью вытекает, что все большее количество афинских граждан должно было, повысив свой имущественный уровень, переходить из разряда фетов в разряд зевгитов, приобретать гоплитский доспех и начинать службу в фаланге. Иными словами, удельный вес гоплитов в гражданском коллективе в 431 г. до н. э. должен был составлять не треть, как в 490 г., а больше, возможно, даже значительно больше, близясь к половине.