[1168]. Постоянное употребление в умеренных дозах разбавленного виноградного вина также укрепляло здоровье людей. Все это приводило к тому, что бодрая и деятельная старость была не менее, а, пожалуй, и более частым явлением, чем в нашу эпоху[1169].
Весь этот экскурс, может быть, и не был абсолютно необходимым, но автор не мог удержаться от того, чтобы высказать некоторые свои мысли по поводу факторов, формировавших демографическую ситуацию в Афинах и классической Греции в целом. А теперь вернемся к вопросу о количестве совершеннолетних афинских граждан в V в. до н. э., чтобы констатировать: на протяжении большей части этого столетия, вплоть до Пелопоннесской войны с ее масштабными людскими потерями, численность гражданского коллектива постоянно держалась на уровне никак не меньшем, чем 30 тысяч, а в период наибольшего процветания, при Перикле, превосходила 40 тысяч[1170]. Это необходимо учитывать при ответе на вопрос, какой процент граждан предполагало число 6000, фигурирующее в источниках в связи с остракизмом.
Не менее важна для нас и проблема, связанная с убылью афинского населения в результате Пелопоннесской войны. Опять же речь идет о взрослых гражданах мужского пола. Во-первых, только по ним может быть достигнута хоть какая-то определенность. Во-вторых, собственно, только они нас и интересуют, поскольку мы разбираем вопросы, связанные с остракизмом. Нам важно установить, насколько важны абсолютные людские потери (то есть потери убитыми, в отличие от уменьшения населения как следствия длительного отсутствия на родине воинов, находящихся в продолжительных экспедициях) для прекращения функционирования этого института с конца V в. до н. э.
Здесь мы тоже сталкиваемся с немалыми сложностями и неясностями. И прежде всего, существенные разногласия существуют по вопросу о том, сколько же осталось в Афинах граждан после всех перипетий войны (и послевоенной смуты). Даются весьма различные оценки. Так, по Б. Страуссу, по окончании Пелопоннесской войны в Афинах осталось лишь 14–16 тысяч взрослых граждан[1171], по А. Гомму — 22 тысячи[1172], по М. Хансену — 25–30 тысяч[1173]. Если брать наименьшую из этих цифр, то окажется, что война оказалась для афинского полиса подлинной демографической катастрофой (в таком случае вообще непонятно, как Афины впоследствии смогли возродиться и вновь претендовать на лидирующую роль в греческом мире), если же исходить из наибольшей, то можно говорить о том, что ничего непоправимого, в сущности, не произошло, и численность гражданского населения после войны находилась на нормальном уровне или чуть ниже.
Какая же оценка ближе к истине? Нам представляется, что та, которая дана Хансеном. Этот ученый, как обычно, с наибольшей скрупулезностью подошел к проблеме, попытавшись рассчитать и суммировать все потери афинян в Пелопоннесской войны. Впрочем, на наш взгляд, и эти расчеты нуждаются в определенных коррективах. Так, самые большие в количественном отношении потери были понесены в результате эпидемии, разразившейся в Афинах в первый период войны. Каковы же были эти потери? Фукидид (III. 87.3) говорит только, что «из числа значившихся в списках от болезни погибло 4400 гоплитов и 300 всадников, а сколько жертв она унесла из остального населения, с точностью установить невозможно». Хансен, исходя из этих цифр, полагает, что общая смертность среди взрослого гражданского населения составила около 15 тысяч. Нетрудно заметить, что он берет за основу вышеупомянутое соотношение, согласно которому гоплитами являлись около трети граждан. Однако мы уже говорили, что это соотношение, верное для начала V в. до н. э., должно было на протяжении этого столетия все больше смещаться в сторону роста удельного веса гоплитов. Если же исходить из соотношения, согласно которому гоплиты на момент начала Пелопоннесской войны составляли несколько меньше половины гражданского коллектива, то получится, что общая смертность граждан от эпидемии будет уже не 15, а около 10 тысяч, и нам эта цифра представляется лежащей ближе к действительности.
Обратим внимание еще на одно обстоятельство. Перед Пелопоннесской войной в Афинах, как мы видели, было 1200 всадников; от болезни умерли 300. Мы имеем, таким образом, определенную пропорцию: 1:4. Эту пропорцию следует признать репрезентативной, поскольку эпидемия, надо полагать, не выбирала своих жертв, а уносила в могилу примерно в равной степени лиц из всех слоев населения (от бедняков-поденщиков до Перикла). Таким образом, получаем принципиальный вывод: смертность от эпидемии составила около четверти гражданского коллектива. Значит, цифра в 15 тысяч умерших граждан будет верна только в том случае, если до войны их было 60 тысяч. Именно так и считает Хансен, но, как мы отмечали выше, эта оценка выглядит несколько завышенной. Если же исходить из более осторожной оценки, по которой афинских граждан в 431 г. до н. э. было около 45 тысяч, то выйдет, что от болезни их умерло 11–12 тысяч и не больше[1174].
Несколько завышенными кажутся нам и другие расчеты афинских потерь, приводимые Хансеном. В ходе Сицилийской экспедиции, которая стала второй по значимости после эпидемии демографической катастрофой за время Пелопоннесской войны, было потеряно, как он считает, не менее 10 тысяч человек. Это верно, но опять же надлежит помнить о двух вещах. Во-первых, не все воины, отправившиеся на Сицилию, были афинскими гражданами; в этой акции также принимали участие союзники и наемники. Во-вторых (это еще важнее), большая часть потерянного на Сицилии афинского контингента не погибла, а была взята в плен и продана в рабство. Эти пленные работали на сиракузских каменоломнях и очень страдали от непосильного труда, болезней и голода (Thuc. VII. 87.2; Plut. Niс. 29). Многие из них, безусловно, умерли, но не подлежит сомнению и тот факт, что какой-то части пленных афинян (может быть, не столь уж и малой) удалось выжить, а впоследствии освободиться (за выкуп или иным путем) и возвратиться на родину. Собственно, Плутарх (Niс. 29) прямо говорит, что часть афинян была отпущена хозяевами на свободу. Может быть, это произошло только после окончания Пелопоннесской войны и заключения мира, но, во всяком случае, фактор возвратившихся пленных нельзя не учитывать при оценке демографических результатов Пелопоннесской войны для Афин. Хансен же этого не делает. Соответственно, мы считаем, что приводимая им цифра — 10 тысяч жертв среди граждан по итогам Сицилийской экспедиции — тоже должна быть несколько снижена. Не возьмемся судить, насколько ее следует снизить, поскольку не хотим заниматься умозрительными, неверифицируемыми предположениями.
Далее, Хансен полагает, что в результате осады Афин спартанцами в самом конце войны и в ходе террористического правления Тридцати тиранов погибло в совокупности около 5 тысяч граждан. Эта цифра, можем смело сказать, в полном смысле слова взята «с потолка». По свидетельству Аристотеля (Ath. pol. 35.3), Тридцать «погубили не менее полутора тысяч человек». Насколько можно доверять этому сообщению — тоже еще вопрос: не исключено, что перед нами штамп антиолигархической пропаганды. Кроме того, явно не все казненные Тридцатью, были гражданами (известно, что это правительство расправлялось с богатыми метэками и т. п.). Что же касается числа афинян, умерших во время осады, то тут мы вообще не имеем никаких точных цифр. Известно лишь, что осада породила голод, от которого умирали люди, а сколько их умерло — судить невозможно.
Аналогичные коррективы можно было бы при желании дать и к другим оценкам потерь, приводимым Хансеном. В крупных сражениях Пелопоннесской войны (не считая военных действий на Сицилии) афиняне потеряли, по его подсчетам, не менее 7 тысяч граждан, в сражениях мелких — не менее 4 тысяч. Кроме того, во время войны продолжалась колонизационная активность (были выведены афинские поселения на Лесбос, на Эгину и др.), что позволяет, по мнению датского исследователя, вычесть из гражданского коллектива еще как минимум 2 тысячи человек.
Общую цифру людских потерь среди афинских граждан за все время войны и послевоенной смуты Хансен определяет, суммировав вышеприведенные выкладки, в 43 тысячи. С другой стороны, он пытается с помощью демографических таблиц, о которых шла речь выше, высчитать рождаемость за эти годы (поскольку рождаемость, естественно, в какой-то мере компенсировала военные потери). В результате он приходит к следующим выводам. Если исходить из численности гражданского населения перед войной, которую дает Гомм (43 тысячи граждан призывного возраста, т. е. 47 тысяч совершеннолетних граждан), то получится, что после войны остались в живых лишь 12745 человек. Прибавив к этому возвратившихся в Афины клерухов, получим примерно 15 тысяч. Если же брать за основу ту численность гражданского населения перед войной, которую предлагает он сам (60 тысяч), то окажется, что после войны граждан было 23770. Прибавив возвратившихся клерухов, получаем не менее 25 тысяч.
Внимательный читатель наверняка заметит в ходе наших рассуждений непоследовательность. Для начала Пелопоннесской войны мы не принимаем оценок Хансена, считая, что они несколько завышены и что ближе к истине Гомм, а для конца войны, напротив, солидаризируемся с выкладками датского антиковеда. В чем же дело? В том, что, по нашему мнению, расчеты убыли гражданского населения за военные годы, сделанные Хансеном, преувеличены.
Во-первых, общая сумма потерь в 43 тысячи слишком велика. Мы видели, что следует существенно убавить количество жертв эпидемии, число афинян, погибших на Сицилии. В целом, как представляется автору этих строк, следует говорить о 33–35 тысячах жертв и вряд ли больше. На выходе из войны это даст цифру примерно в 20 тысяч оставшихся граждан (с учетом рождаемости), а не в 12–13 тысяч.