Во-вторых, сама рождаемость в годы войны должна была быть выше нормальной. Это один из парадоксальных и в то же время несомненных и устойчивых феноменов демографической динамики. Популяция как бы стремится как можно быстрее регенерироваться, «залечить раны» от понесенных бедствий. Добавим, что афиняне в период наибольших потерь в войне, похоже, проводили определенную поощрительную политику в сфере демографии. Так, по некоторым сведениям, во время Пелопоннесской войны они, «желая возместить убыль населения, постановили, чтобы каждый гражданин мог жениться на одной женщине, а иметь детей также и от другой» (Diog. Laert. II. 26)[1175].
Наконец, третье и самое главное. Как известно, после поражения афинян при Эгоспотамах в 405 г. до н. э. спартанский наварх Лисандр приступил к систематической ликвидации афинских клерухий, отправляя всех проживавших там афинских граждан в их родной город, дабы создать там продовольственные трудности (Xen. II. 2.2; Plut. Lys. 13). Впоследствии одним из условий договора о капитуляции Афин был уход афинян «из всех городов» (Plut. Lys. 14), что следует понимать как официальное уничтожение афинских поселений за пределами Аттики. Таким образом, в Афины практически единовременно возвратилась большая масса граждан, долгое время отсутствовавших на родине.
Следует сказать, что фактор вернувшихся клерухов принимается во внимание и Хансеном, но, на наш взгляд, далеко не в той степени, в какой он того заслуживает. Хансен готов за счет этих клерухов прибавить к послевоенному гражданскому населению Афин 2–3 тысячи человек, а на деле речь должна идти о значительно большем их количестве. Ближе к истине Н. А. Касаткина, полагающая, что «количество возвратившихся колонистов[1176] с разросшимися семействами двух-трех поколений было весьма значительным»[1177]. Совершенно справедливо, в частности, указание на разросшиеся семейства клерухов. Некоторые клерухии существовали уже очень давно (практика их выведения берет начало в Афинах с 506 г. до н. э.[1178]). Условия жизни в них были не хуже, а, пожалуй, и получше, чем в самой Аттике, и это должно было способствовать достаточно высокой рождаемости. Клерухии в меньшей степени, чем метрополия, пострадали от тягот войны. Одним словом, в афинский полис должно было возвратиться значительно больше людей (в том числе и совершеннолетних граждан мужского пола), чем их оттуда уехало. Н. А. Касаткина считает, что этих возвратившихся было, «по самым скромным подсчетам», около 20 тысяч человек. Она имеет в виду всех клерухов, с женами и детьми, что в пересчете на граждан дает никак не меньше 5–6 тысяч[1179]. Возвращались клерухи, безусловно, не все сразу, а в разное время. Одни из них должны были приехать на родину еще в годы войны, на том или ином ее этапе; другие были присланы Лисандром; третьи вернулись уже после заключения мира. Но это в нашем контексте не принципиально: главное — то, что к концу V в. до н. э. все они вновь собрались в Аттике. Не лишено резона замечание Н. А. Касаткиной: «Несмотря на военную потерю и страшную жатву эпидемии,, перед Афинами вновь встает проблема избыточного населения, в полной мере решенная в период существования I Афинского морского союза»[1180]. Во всяком случае, уже очень скоро афиняне вновь начинают подумывать о выведении клерухий, а это говорит если не о стенохории, то уж, во всяком случае, и не о запустении.
Прибавив возвратившихся клерухов к уцелевшим после войны афинским гражданам, получим итоговую цифру: как минимум, 25 тысяч, а скорее даже больше. Именно такова была численность гражданского коллектива Афин после Пелопоннесской войны, которая, таким образом, в целом не стала демографической катастрофой для полиса, хотя и нанесла ему — с этим никто не будет спорить — очень серьезный урон в людской силе. В связи же с основной проблематикой данной работы мы можем теперь смело утверждать: демографический фактор не был основным при прекращении практики остракизма в Афинах, а разве что одним из многих. Если бы все дело было только в нем, то сразу после окончания войны можно было смело вновь организовывать остракофории: количество граждан вполне позволяло это. Если же остракизм не возродился, то, значит, на то были иные, более весомые причины.
Приложение IV.Сводка письменных свидетельств об остракизме
Данная сводка не претендует на исчерпывающую полноту, однако мы надеемся, что все сколько-нибудь значимые свидетельства, имеющие отношение к остракизму (и аналогичным ему процедурам), в нее вошли. Свидетельства даются в хронологическом порядке; исключение составляют выдержки из анонимных схолий, которые ввиду невозможности их сколько-нибудь точной датировки приведены единым блоком между авторами античной и византийской эпох. Все свидетельства пронумерованы, что должно облегчить перекрестные ссылки, которые даются именно на эти номера (в квадратных скобках). В тех случаях, когда имелись русские переводы цитируемых источников, текст давался, как правило, по этим переводам, с указанием переводчика. Отсутствие такого указания означает, что перевод принадлежит автору этих строк.
[1] Гераклит Эфесский. О природе. DK 22 В121[1181].
(a)[1182] Эфесцы заслуживают того, чтобы их перевешали всех поголовно за то, что изгнали они Гермодора, мужа из них наилучшего, сказавши: «Среди нас никто да не будет наилучшим! А не то быть ему на чужбине и с другими!»
(b) Эфесцы заслуживают того, чтобы их казнили всех поголовно, а город оставили на безусых юнцов за то, что они изгнали Гермодора, <мужа> из них наилучшего, со словами: «Среди нас никто да не будет наилучшим, а коли есть такой, быть ему на чужбине и другими!»
(c) Все эфесцы заслуживают смертной казни за то, что, изгнав из государства Гермодора, сказали так: «Никто из нас да не выдается над другими, а коли есть такой, быть ему в другом месте и среди других»[1183].
[2] Пиндар. VII Пифийская ода[1184]. Cm. 18 слл.
[3] Геродот. История. VIII. 79.
Во время этого спора[1187] с Эгины прибыл Аристид, сын Лисимаха, афинянин, которого народ изгнал остракизмом. Этого Аристида я считаю, судя по тому, что узнал о его характере, самым благородным и справедливым человеком в Афинах. Он предстал перед советом и велел вызвать Фемистокла (Фемистокл вовсе не был его другом, а, напротив, злейшим врагом). Теперь перед лицом страшной опасности Аристид предал забвению прошлое и вызвал Фемистокла для переговоров[1188].
[4] Кратин. Фракиянки. Фр. 71 Коек.
См. [59].
[5] Аристофан. Всадники. Cm. 852 слл.
Колбасник: …Ты видишь, что за толпы
Кожевников вокруг него[1189]. Тут сбитенщики рядом,
Творожники и скорняки. Все — одного полета.
Едва нахмуришь брови ты и черепок ухватишь[1190],
В полночный час сорвут щиты[1191] и бросятся на приступ
К рядам, да так, что к хлебу нам потом не приступиться[1192].
[6] Платон Комик. Симмахия. Фр. 153 Коек.
См. [75], [173].
[7] Платон Комик. Неизвестная комедия. Фр. 187 Коек.
См. [63], [72].
[8] Неизвестный комедиограф. Фр. 40 Коек.
Попасешь быков вокруг быка[1193].
[9] Фукидид. История. I. 135. 3.
…Фемистокл тогда уже был изгнан остракизмом и жил в Аргосе, но посещал и другие земли Пелопоннеса[1194].
[10] Фукидид. История. VIII. 73. 3.
Был в Афинах некто Гипербол, человек недостойный, которого афиняне изгнали остракизмом не из страха перед его могуществом или влиянием, но из-за его порочности, так как его поведение позорило город. Этого-то человека самосцы убили с помощью одного из стратегов, Хармина, и нескольких других афинян на Самосе, чтобы дать афинянам залог верности[1195].
[11] Андокид. 1 (О мистериях). 107.
…Когда персидский царь выступил в поход против Эллады и они [афиняне. — И.С.] поняли величину предстоящих бед и размах царских приготовлений, они решили принять обратно изгнанников[1196], возвратить права тем, кто был подвергнут атимии, и вообще сделать общими для всех и спасение, и опасности[1197].
[12] Андокид. III (О мире с лакедемонянами). 3.
Так вот, когда-то у нас была война на Эвбее, мы держали в своих руках Мегары, Пеги и Трезену и стремились заключить мир. С этой целью мы возвратили Мильтиада, сына Кимона, изгнанного остракизмом и находившегося в Херсонесе [Фракийском. —