С другой стороны, может оказать серьезную пользу в этом отношении анализ замкнутых комплексов-депозитов острака. На одной лишь Агоре выявлено 36 таких комплексов, размеры которых очень сильно варьируются (от 2 до 448 остраконов)[125]; комплекс такого же рода представляет собой и находка в колодце на северном склоне Акрополя. Если хотя бы один остракон в группе надежно датируется, он автоматически датирует собой и остальные.
Применение вышеперечисленных критериев и методов датировки дает двоякие результаты. Можно говорить со значительной долей уверенности, что на сегодняшний день совершенно не датируемых остраконов практически нет: как правило, для каждого из этих памятников удается найти надлежащую хронологическую привязку. Но в то же время привязка эта в подавляющем большинстве случаев довольно-таки расплывчата и сводится к формулировкам такого рода: «первая треть V в. до н. э.», «середина V в. до н. э.» и т. п. Лишь в немногих случаях, когда существует особенно благоприятное сочетание датирующих факторов, как внутреннего, так и внешнего порядка, удается определить время надписания остракона с точностью до года. Так, острака с именем Гиппарха, сына Харма, могут относиться только к 487 г. до н. э. и ни к какому больше, поскольку именно в этом году состоялась первая остракофория и именно Гиппарх стал ее жертвой[126]. Достижение подобной точности — скорее исключение, чем правило.
Наиболее серьезная хронологическая проблема связана с грандиозной находкой острака на Керамике в 1960-х гг. Сразу оговорим, что те суждения по данной проблеме, которые будут здесь высказаны, могут пока иметь лишь предварительный характер. Полная ясность в вопрос будет внесена лишь после полной публикации упомянутых памятников. Однако уже и ныне в нашем распоряжении находятся определенные данные, позволяющие делать достаточно ответственные выводы.
Как отмечалось[127], острака с Керамика составляют один огромный комплекс-депозит, однако четко подразделяющийся на два слоя. К верхнему слою, значительно меньшему по количеству памятников, относятся довольно поздние острака, датирующиеся второй половиной V в. до н. э. Но наибольший интерес представляет нижний слой, составляющий основную часть находки. В него входят перемешанные острака нескольких ранних остракофорий, и сам этот слой, насколько можно судить, является продуктом некоего большого сброса мусора за городскую черту. Одной из наиболее заметных черт нижнего слоя является исключительно большое место, которое занимают в нем остраконов с именем одного и того же лица, а именно Мегакла, сына Гиппократа, из Алопеки. Против него оказались направленными около 4,5 тысяч острака этой находки, то есть примерно половина общего количества. Кстати, это сразу сделало Мегакла «абсолютным рекордсменом» по количеству найденных острака, далеко оторвавшимся в этом отношении от всех остальных своих сограждан.
Столь значительная доля «бюллетеней» против одного лица не могла не наводить на некоторые, представляющиеся вполне основательными соображения. Начинало казаться в высшей степени вероятным, что нижний слой находки с Керамика в основе своей представляет результаты какой-то одной остракофории (с незначительными «вкраплениями» от нескольких других), причем остракофории успешной, в ходе которой Мегакл действительно подвергся изгнанию: уж слишком велик был удельный вес черепков с его именем. Остракизм Мегакла известен из нарративной традиции и даже точно датируется 486 г. до н. э. Таким образом, создавались все основания датировать острака этого слоя. Если избегать чрезмерной точности, то во всяком случае можно говорить об их принадлежности к 480-м гг., а это само по себе уже немало. Именно такой датировки рассматриваемых здесь острака — 480-е гг. до н. э. — придерживались и по сей день придерживаются многие авторитетные специалисты[128]. Ту же точку зрения разделяет и автор этих строк, о чем ему уже неоднократно приходилось писать[129].
Приходится говорить здесь так подробно о настолько, казалось бы, очевидных вещах потому, что в последнее время в исследовательской литературе наметилась еще одна, совершенно иная тенденция. Ряд антиковедов стал относить рассматриваемые здесь острака с Керамика не к 480-м, а к 470-м гг. до н. э. и приурочивать их к гипотетическому второму остракизму Мегакла. Как мы упоминали, говоря о нарративной традиции, об этом его втором остракизме сообщает один-единственный автор — оратор Лисий (XIV. 39)[130], но сообщение это, повторим, дается в крайне тенденциозном контексте и вряд ли заслуживает безоговорочного доверия.
Следует оговорить, что обычные критерии датировки (особенности палеографии, археологический контекст и т. п.) в данном случае в большинстве своем неприменимы, поскольку речь идет о слишком незначительной разнице во времени, не более 10 лет. Какую же аргументацию (помимо ссылки на Лисия, представляющейся весьма слабым доводом) выдвигают сторонники более поздней датировки острака с Керамика[131]? Рассмотрим эти аргументы и попытаемся оценить степень их убедительности. Во-первых, отмечалось, что среди данной группы острака есть два черепка (оба несут имя Мегакла, сына Гиппократа), происходящих из расписного краснофигурного сосуда авторской работы. Удалось идентифицировать даже художника, расписывавшего сосуд. Это так называемый «мастер Пистоксена», время работы которого, согласно общепринятой хронологии краснофигурного стиля, приходится на 470-е — 460-е гг. до н. э.[132] Таким образом, данные остраконы против Мегакла (а следовательно — и вся огромная масса его острака из данной группы) не могут принадлежать к 480-м гг.
Можно ли назвать этот аргумент решающим? Сильно в этом сомневаемся, поскольку не уверены в том, что он вообще имеет какую-либо силу. И действительно, буквально сразу же можно привести целый ряд довольно веских возражений. Прежде всего, если какой-либо художник-вазописец работал в 470-х гг., то из чего вытекает, что он не мог работать еще и в 480-х? Допустим, что от этого времени ваз его работы не дошло, но это ни о чем не говорит, поскольку аргументация ex silentio никогда не считалась достаточно доказательной. Далее, два черепка сами по себе вряд ли могут стать основой для ответственных выводов. Мы уже упоминали, что нижний слой комплекса острака с Керамика включает в себя вкрапления от нескольких разных остракофорий. Могли случайно попасть в него, например, «бюллетени», использовавшиеся при остракизме Фемистокла, который действительно имел место в 470-х гг. до н. э. Почему не отнести данные краснофигурные остраконы именно к этому остракизму? Мегакл в 480 г. был наряду с другими жертвами ранних остракофорий досрочно возвращен в Афины, и, следовательно, на момент изгнания Фемистокла его имя вполне могло вновь появиться на острака[133].
Но самое главное даже не в этом. Судя по безоговорочной уверенности, с которой иные авторы заявляют о необходимости передатировки острака с Керамика, можно подумать, что хронология аттической вазописи краснофигурного стиля — нечто абсолютно несомненное. На самом же деле, однако, это отнюдь не так. Достаточно упомянуть о недавно имевшей место попытке
Э. Фрэнсиса и М. Викерса в корне пересмотреть общепринятую хронологическую схему эволюции стилей афинской расписной керамики и предложить на ее место новую, альтернативную[134]. Согласно построениям Фрэнсиса — Викерса, общепринятые даты в этой сфере следует сместить в сторону более поздних на весьма существенные отрезки. Так, ту керамику, которую традиционно датировали второй четвертью VI в. до н. э., предлагается относить к началу V в., ту, которую датировали первой четвертью V в. — к периоду около 465 г. и т. п. Возникновение краснофигурного стиля по этой гипотезе имело место не в 520-х гг. до н. э., а примерно в 480 г.
Сразу настоятельно подчеркнем, что мы ни в коей мере не являемся сторонниками вышеупомянутой «новой хронологии», более того, считаем попытки такого рода мягким вариантом фоменковщины. Схема Фрэнсиса — Викерса подверглась в антиковедении жесткой и вполне аргументированной критике[135]. Дело, однако, в другом. Даже критикуя их построения, оппоненты отмечали, что их появление имело свою объективную причину, а именно неясности и противоречия, существующие в традиционной хронологической схеме. Коль скоро возможны такого рода гипотезы (а ведь в их пользу авторами приводятся многочисленные доводы, и некоторые из этих доводов заставляют задуматься), коль скоро, повторим, возможны — пусть чисто теоретически — расхождения в датировках на 50 и более лет, о какой точности в 10 лет можно говорить?![136]
Остальные доводы, приводимые сторонниками датировки острака с Керамика 470-ми гг. до н. э., представляются еще менее убедительными. Большинство их связано с появлением на этих острака имен тех или иных афинских граждан или другой информации. Так, отмечалось, что в рассматриваемой группе памятников весьма велика доля экземпляров, направленных против Фемистокла; нередко встречается на них и имя Кимона. Отсюда вытекает примерно следующий ход мыслей: Фемистокл был изгнан остракизмом отнюдь не в 480-х, а в 470-х гг. до н. э.; следовательно, к этому времени должны относиться и его остраконы. Кимон же в 480-х гг. был еще попросту слишком молод, чтобы выступать в качестве «кандидата» на изгнание остракизмом. Никак не можем согласиться ни с тем, ни с другим. Фемистокл уже до вторжения Ксеркса был одним из активнейших участников внутриполитической борьбы в Афинах. Остракизмом в этот период он действительно не изгонялся, но, подвергая его угрозе своих противников, постоянно подвергался той же угрозе и сам. Об этом нам и раньше приходилось писать