[161]. Это важно тем, что дало основание установить: Клеофонт был потомственным членом политической элиты, сыном Клеиппида, сына Диния, также из Ахарн, — достаточно видного политика Перикловой эпохи, в начале Пелопоннесской войны занимавшего пост стратега (Thuc. III. 3.3). Из тех же острака стал известен и новый факт биографии Клеиппида: оказывается, он был одним из основных «кандидатов» на изгнание еще в ходе остракофории 440-х гг., жертвой которой стал Фукидид, сын Мелесия. На Керамике найдено более ста остраконов с именем Клеиппида, а это немало. Что касается другого знаменитого демагога эпохи Пелопоннесской войны — Гипербола, острака помогли прояснить относящееся к нему противоречие между античными историками. Аттидограф Андротион (FGrHist. 324. F43) называет Гипербола сыном Антифана, но этой точке зрения противостоит мнение другого авторитетного автора — Феопомпа (FGrHist. 115. F95), который дает иное имя его отца — Хремет. Надписи на острака («Гипербол, сын Антифана, из Перифедов») внесли в вопрос полную ясность: прав оказался Андротион[162].
Перейдем ко второму нюансу исследуемых надписей. На целом ряде острака, помимо имен «кандидатов», присутствуют также разного рода приписки, посредством которых по-южному экспансивные и непосредственные афиняне выражали свои эмоции (по большей части негативные) по адресу тех или иных сограждан[163]. Судя по всему, такие приписки — в отличие от практики наших дней — не делали «бюллетень» недействительным. Они весьма разнообразны как по содержанию, так и по размеру: от короткого и выразительного ιτω («пусть уходит»), φευγέτω («пусть отправляется в изгнание») или εχε («получай!»)[164] до целой фразы из десятка слов. Так, один остракон, направленный против Ксантиппа (этот памятник иногда именуют «царицей острака»[165]), содержит целую небольшую эпиграмму (элегический дистих), сочиненную неким остроумцем, судя по всему, ad hoc:
Χσάνθ[ιππον τόδε] φεσίν άλειτερον πρυτάνειον
τοστρακ[ον Άρρί]φρονος παίδα μά[λ]ιστ άδικεν.
Более всех преступен из оскверненных пританов —
Сей черепок гласит — сын Аррифрона Ксантипп[166].
Другая довольно длинная надпись содержится на одном из острака с именем Мегакла, сына Гиппократа. Надпись не очень хорошо сохранилась и имеет лакуны, препятствующие ее пониманию:
[Μεγ]ακλες: με ρετρ<ί>αζε
[hιπ]<π>οκράτός
[3–4]λι εχσο
[3–4]είσέλθεις
Об этой надписи, опубликованной в 1991 г., за последние годы тоже появилась целая литература[167]; предлагались различные варианты заполнения лакун, например, для ст. 3 [πά]λι(ν) (Виллемсен, Льюис, Бренне, Стэнтон), [άπο]λι (Раубичек); для ст. 4 [με] είσέλθεις (Льюис), [τυπ]είς έλθεις (Раубичек), [ον] είσέλθεις (Стэнтон)[168]. Не вполне ясно и положение в тексте слов με ρετρ<ί>αζε: они написаны чуть ниже общего уровня первой строки и, не исключено, должны читаться в самом конце, образуя нечто вроде второго столбца. Мы лично предпочитаем такой вариант перевода надписи: «Мегакл, сын Гиппократа, лишенный отечества, находясь за его пределами, не входи в Эретрию», хотя и прекрасно понимаем, что возможны и другие варианты. В любом случае перед нами своеобразная рекомендация «кандидату» на изгнание, куда ему следует (или не следует) отправляться.
Остальные дополнительные приписки на острака, как правило, гораздо короче. В подавляющем большинстве они имеют инвективный характер. Так, Калликсен, сын Аристонима, на одном из черепков назван «предателем» ([ho πρ]οδότες). Кстати, на другом черепке с его именем указана родовая принадлежность этого афинянина — «из Алкмеонидов» ([Άλκ]μεον[ιδον])[169]. К предателям (έκκ προ[δοτ]ών) причислен и другой «кандидат» на остракизм — Менон[170]. Леагра один из голосующих требует изгнать «за то, что он совершил предательство» (hou έπροδίδοσε). Некий Архен назван «любящим чужеземцев» (φιλοσσενον), что тоже, очевидно, следует трактовать как подозрение в измене. Габроних, политик из окружения Фемистокла, характеризуется как совершивший «мидизм» (μεδίζοντι — в дательном падеже). Аналогичный характер имеют обвинения против упоминавшегося выше Каллия, сына Кратия, который на нескольких острака (по подсчету Ш. Бренне, на 16) фигурирует как «мидянин» (Μεδος, ho Μεδος, έγ Μεαδον, έκ Μεδον), то есть фактически «перс»[171]. Впрочем, возможно, перед нами вообще не обвинение, а попросту прозвище, которое носил Каллий[172]. Известно, что некоторые афиняне имели такого рода прозвища (Гиппоник Аммон, Гераклид Царь и т. п.). Конкретные причины их происхождения не всегда известны, но порой могут быть с некоторой степенью вероятности выяснены. Так, клазоменца Гераклида, впоследствии получившего афинское гражданство, прозвали «Царем» за то, что он оказал Афинам услуги при заключения т. н. Эпиликова мира с персидским царем Дарием II[173]; в другом месте мы высказали предположение, что Гиппоник был прозван «Аммоном» после его посольства к оракулу этого божества в Ливии[174]. Насколько можно судить, и в случае с Каллием дело обстояло схожим образом. Он наверняка участвовал в посольстве в Персию (скорее всего, в том, которое было отправлено по инициативе Клисфена в 507 г. до н. э., Herod. V. 73), возможно, даже возглавлял это посольство. Об этом недвусмысленно говорит надпись еще на одном его остраконе, где он назван «ходившим к мидянам» (ος έμ Μεδον Ιιεκει).
Некоего Агасия довольно грубо обозвали ослом (όνος). Впрочем, П. Бикнелл небезосновательно полагает[175], что это не банальное ругательство, а шутливая аллюзия на остракинду — игру с черепками, в которой словом «осел» обозначался проигравший (Poll. IX. 112). Как бы то ни было, на острака встречается и куда более непристойная брань. Чего стоит хотя бы эпитет на одном остраконе против Фемистокла — καταπύγον, который не стоит даже и пытаться перевести на литературный русский язык. На другом черепке с именем того же политика есть надпись ΥΠΕΓΑΙΟΣ άγος. Перед нами — либо гапакс, либо какая-то ошибка писавшего, но смысл выражения достаточно ясен: Фемистокл назван здесь чем-то вроде «проклятия земли»[176]. А с другой стороны, еще одна надпись на остраконе с именем того же политика требует изгнать его «почета ради» (τιμής ενεκα)[177]. Еще одна шутка? Или вполне серьезное свидетельство о том, что остракизм был действительно почетным изгнанием, «прерогативой» людей известных, как указывают многие античные авторы? Между прочим, Менон на нескольких острака назван άφελες (простым, неизысканным), а на одном даже άφελον βασιλ<ε>ύς (царем простых). Публикатор (Ф. Виллемсен) затрудняется определить цель появления этого эпитета[178]. А не хотел ли писавший упрекнуть Менона в том, что он слишком прост, незнатен для остракизма?[179] Как известно, именно такого рода мнения в изобилии звучали в Афинах, когда этой мере подвергся Гипербол. Укажем в этой связи еще на тот факт, что некий Боон назван на остраконе «живущим в деме Торик» (Θορίκοι οίκον)[180]. Такие формулировки (не «из такого-то дема», а «живущий в таком-то деме») в документах обычно сопровождают имена метэков, а не граждан. Боон, конечно, не был метэком, иначе он не мог бы стать «кандидатом» на изгнание остракизмом. Приписка сделана, скорее всего, с целью унизить указанное на остраконе лицо, подчеркнуть его «недостоинство». Афинянин по имени Ксанфий на двух острака назван кифаредом. Либо он на самом деле был таковым (но это маловероятно: вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову применять остракизм к кифареду), либо это опять же инвектива: Ксанфию приписано не слишком-то почетное занятие[181].
Очень достается на острака Мегаклу, сыну Гиппократа. Этот блестящий афинский аристократ обвиняется, например, в распутстве: его называют «прелюбодеем» (μοιχός), прилагают к нему выражения νέα κόμε, νέας κόμες («с новыми волосами»), что, возможно, следует тоже трактовать в смысле разврата[182]. Сыплются на голову Мегакла и другие обвинения. Так, его обвиняют в корыстолюбии (φιλάργ[υρος]); кстати, схожее обвинение предъявляется и Менону — [δορο]δαοκοτατος, «взяточник из взяточников». На двух остраконах Мегакла именуют «оскверненным» (άλειτερός; кстати, обратим внимание на то, что это же слово фигурирует в цитированной выше эпиграмме на Ксантиппа, близкого родственника Мегакла), а еще на одном — «килоновцем» (Κυλονε<ι>ος). Не может быть никаких сомнений, по поводу чего все эти реминисценции: Алкмеониду Мегаклу явно припоминают старинное родовое проклятие, уже более века тяготевшее над его предками, — так называемую «Килонову скверну»[183]. Не проходят Мегаклу даром и его родственные связи. Вот еще один его остракон, где написано: [Με]γακλες Ιιιπποκράτος κααι Κοισύρας. Обычно это переводят как «Мегакл, сын Гиппократа и Кесиры»