Итак, рассмотренное свидетельство Андокида можно привлечь как аргумент в пользу того, что Кимон после изгнания из Афин поселился на Херсонесе. Речь идет, конечно, о Херсонесе Фракийском — полуострове в северо-западной части Эгеиды, у входа в Геллеспонт. Пребывание Фил айда Кимона в этом регионе не вызывает никаких недоумений и представляется вполне логичным. Херсонес Фракийский был, если можно так выразиться, родовым доменом его предков еще с середины VI в. до н. э.[720] В частности, Мильтиад, отец Кимона, долгие годы правил на этом полуострове в качестве тирана (кстати, и сам Кимон родился там же), пока в 493 г. не был изгнан персами. Теперь же, когда Эгейское море было очищено от персидского флота[721], ничто не препятствовало главе рода Филаидов вновь отправиться в свою «вотчину».
Относительно Алкивиада Старшего, изгнанного остракизмом около 460 г. до н. э., не столь давно была высказана интересная гипотеза[722]: он отправился из Афин в Милет и там, пребывая в изгнании, взял в жены дочь знатного милетянина Аксиоха (кстати, родную сестру знаменитой в дальнейшем Аспасии). Так в ономастикой семьи Алкивиада попали имена Аксиох и Аспасий, зафиксированные в нем впоследствии. Возвращаясь из остракизма десять лет спустя, Алкивиад взял с собой не только жену, но и ее сестру, и там эта последняя приобрела известность, а со временем стала фактической супругой Перикла. Перед нами, повторим, лишь гипотеза, но гипотеза довольно вероятная и подкрепляющаяся просопографическим материалом.
О местопребывании Фукидида, сына Мелесия, изгнанного остракизмом в середине 440-х гг. до н. э., информация еще более скудна. По сути дела, прямых и аутентичных свидетельств по этому сюжету вообще нет. Как ни парадоксально, одновременно помогает и мешает то обстоятельство, что в трудах античных авторов последующих эпох Фукидид, сын Мелесия, политический противник Перикла, постоянно смешивается с Фукидидом, сыном Олора, прославленным историком Пелопоннесской войны. Этот, более известный Фукидид со временем затмил в глазах потомков своего тезку и родственника[723]. Соответственно, целый ряд фактов биографии Фукидида-политика оказался ошибочно приписан Фукидиду-историку. С одной стороны, эта путаница, несомненно, затрудняет работу исследователя, но с другой, — если бы не она, многие события, связанные с Фукидидом, сыном Мелесия, вообще остались бы нам неизвестными.
В написанной анонимным позднеантичным автором биографии Фукидида, сына Олора, говорится, в частности, что он якобы подвергся остракизму и поселился на Эгине (έξοστρακίζεται ετη δέκα· φεύγων δε έν Αίγινη διέτριβεν). Там он написал свою «Историю», а также продемонстрировал редкостное корыстолюбие, занимаясь ростовщичеством и разорив всех жителей острова (Anonym. Vita Thuc. 22). Многое в этом пассаже никак не может быть отнесено к историку Фукидиду. Во всяком случае, последний никогда в своей жизни не подвергался остракизму[724]. Остается единственная возможность — отнести рассматриваемую информацию к Фукидиду, сыну Мелесия, к которому остракизм действительно был применен[725]. Однако насколько эта информация достоверна — судить чрезвычайно трудно: слишком уж много в ней неувязок, вроде упоминания о создании «Истории» Фукидида именно на Эгине[726]. Кроме того, образ Фукидида, сына Мелесия, как корыстолюбивого ростовщика весьма мало соответствует его репутации в античной традиции. Этот политик, как правило, признавался человеком весьма достойным[727].
Привлекает наше внимание и еще одно интересное свидетельство, тем более что оно принадлежит раннему и авторитетному автору — сицилийскому историку Тимею из Тавромения (конец IV — начало III в. до н. э.). Согласно этому свидетельству (Tim. FGrHist. 566. F135, F136) — в той форме, в какой оно дошло до нас через посредство опять же одного из поздних биографов Фукидида, сына Олора, — историк Пелопоннесской войны якобы жил в изгнании в Италии и даже умер там. Если относить эти данные действительно к Фукидиду — историку, то всё в них окажется неверным: на самом деле последний находился в период изгнания, скорее всего, во Фракии и Македонии (т. е. в регионах, где позиции рода Филаидов, к которому он принадлежал, были традиционно сильны), а, кроме того, умер все-таки в Афинах, куда в конце жизни получил разрешение вернуться. Уж не проскочила ли здесь снова информация, в действительности касающаяся Фукидида, сына Мелесия?[728] Ошибиться мог либо сам Тимей, либо — что еще более вероятно — использовавший его труд поздний писатель[729].
Возможность пребывания интересующего нас Фукидида в Великой Греции тем более вероятна, что он и ранее поддерживал тесные связи с этой частью эллинского мира. Г. Уэйд-Гери в вышеупомянутой работе аргументированно продемонстрировал, что этот политик сыграл весьма значительную роль в основании на юге Италии общегреческой колонии Фурии под афинской эгидой[730]. Нельзя, в принципе, исключать того, что именно Фурии могли стать местом прибежища изгнанного Фукидида, сына Мелесия, особенно если учитывать, что, как известно, влияние его главного противника — Перикла — в этом вновь основанном полисе практически сразу сошло на нет. Как бы то ни было, вопрос о регионе пребывания Фукидида в период его остракизм приходится пока оставить открытым, поскольку имеющиеся источники не позволяют дать на него однозначный и непротиворечивый ответ. Отметим лишь, что на каком-то этапе своей деятельности Фукидид был в Спарте и беседовал там с царем Архидамом (Plut. Pericl. 8), причем произошло это, судя по всему, уже ближе к концу его политической карьеры и, скорее всего, как раз в период его остракизма[731]. Спарта находилась по отношению к Афинам явно за линией Герест — Скиллей, и если допустить, что поправка 480 г. до н. э. запрещала изгнанникам удаляться за пределы этой линии, то получится, что Фукидид нарушил закон.
Наконец, жертвой последней остракофории, состоявшейся в середине 410-х гг. до н. э., стал демагог Гипербол, на котором и вышел из употребления обычай остракизма. Относительно того, куда отправился Гипербол, подвергшись этой мере, не существует никаких разногласий: античные авторы единогласно указывают в этой связи на остров Самос (Thuc. VIII. 73.3; Theopomp. FGrHist. 115. F96; Schol. Aristoph. Pax 681). По сведениям некоторых источников, на рассматриваемом хронологическом отрезке остракизмом были изгнаны еще несколько афинских граждан: Алкивиад Старший (дед знаменитого Алкивиада), Каллий, сын Дидимия (известный атлет), Менон (возможно, натурализовавшийся в Афинах фессалийский аристократ) и Дамон (музыкант, советник Перикла). Об этих гипотетических остракофориях речь у нас достаточно подробно уже шла ниже (гл. I). Однако о местопребывании всех перечисленных лиц в период изгнания ровным счетом ничего не известно.
Теперь можно сделать выводы из представленного выше фактологического материала. При этом будем исходить из того, что закон об остракизме, вопреки мнению де Либеро, все-таки не подвергался постоянным и систематическим нарушениям, что в целом он, как правило, соблюдался, в том числе и в части, внесенной поправкой 480 г. до н. э. Действительно, вряд ли в Афинах осталось бы незамеченным, если бы кто-либо из политиков — жертв остракизма — демонстративно пренебрег официальными предписаниями и отправился не туда, куда следовало. Афинский демос всегда в высшей степени болезненно относился к таким случаям неподчинения, поскольку они наносили удар по его суверенитету. Гражданин, который осмелился бы грубо нарушить столь важный конституционный закон, думается, мог поставить крест на своей карьере и больше не помышлять о возвращении на родину, о восстановлении в политических правах[732].
Итак, перед нами вырисовывается следующая картина. До принятия поправки 480 г. до н. э. жертвы остракизма по большей части находили себе пристанище на острове Эгина в Сароническом заливе (хотя и нельзя безоговорочно утверждать, что это было единственное возможное место их пребывания). Что же касается политических лидеров, подвергавшихся этой мере после 480 г., то все те из них, о чьей судьбе после изгнания имеются сколько-нибудь надежные сведения, неизменно проживали довольно далеко от Афин, во всяком случае, явно за пределами очерченной поправкой линии Герест — Скиллей (Аргос, Херсонес Фракийский, Милет, Самос). Информация об одном политике — Фукидиде, сыне Мелесия, — противоречива, но нет серьезных оснований считать, что он был исключением из общего правила.
Иными словами, анализ фактов привел нас ко вполне однозначному заключению: рассматриваемая здесь поправка предписывала гражданам, изгнанным остракизмом, оставаться за пределами, а не в пределах означенной в ней линии. Прав оказывается аттидограф Филохор, а в текст «Афинской политик», очевидно, действительно должна быть внесена какая-либо из предлагавшихся выше конъектур.
С учетом сказанного можно теперь позволить себе и некоторые суждения общего характера о возможных причинах и целях поправки 480 г. до н. э. Во-первых, очевидно, что знатные афиняне — жертвы остракизма — отныне не имели права слишком приближаться к границам Аттики. Вероятно, в среде демоса сформировалось мнение, что, находясь неподалеку от родного полиса, они могут представлять опасность для народовластия и стабильного порядка. Ситуация становится еще более понятной, если учесть, что у каждого из таких политиков в Афинах оставалась группировка сторонников, которые, безусловно, старались поддерживать контакты со своим вождем. В некоторых случаях должна была возникать даже угроза того, что эти сторонники организуют незаконное возвращение на родину изгнанного политика, а это было бы равносильно началу гражданской войны.