Переходя к общей характеристике политической жизни и политической борьбы в афинском полисе V в. до н. э., необходимо оговорить: многие (хотя и не все) наблюдения по данному кругу вопросов, сделанные современными исследователями на материале IV в., не в меньшей мере относятся и к предшествующему столетию.
Для современного состояния изучения политической борьбы в классических Афинах (как для V, так и для IV в. до н. э., как в зарубежной, так и в отечественной историографии) в наибольшей степени характерно постепенное освобождение от накопившихся ранее схем и стереотипов. Говоря об этих стереотипах, мы в первую очередь имеем в виду пресловутую «двухпартийную схему», представляющую основной, определявший все остальные процесс в политической жизни рассматриваемого периода как постоянное противостояние двух больших, идеологически ориентированных группировок-«партий». Для V в. до н. э. это «демократы» и «олигархи» («аристократы»), для IV в. — «антимакедонская» и «промакедонская» партии, которые обычно тоже увязывали соответственно с демократической и олигархической ориентациями. Данная схема пышным цветом расцвела в историографии XIX века, когда отдельные историки даже в досолоновское время умудрялись находить «реакционную юнкерскую партию» (сторонники Кил она) и «либеральную» партию аттических патриотов (Алкмеониды)[819]. Та же двухпартийная концепция прилагалась не только к древнегреческой, но и к римской истории, особенно при изложении событий последнего века Республики (дихотомия «оптиматы — популяры»)[820]. Можно долго говорить о корнях подобного историографического подхода, о том, какую роль в его появлении сыграла политическая ситуация в развитых государствах Европы XIX в., действительно характеризовавшаяся противоборством консервативных и либерально-реформистских партий.
Мало какая работа, посвященная политической истории Древней Греции, обходилась без упоминания о «партиях». Эти «партии» фигурируют даже в заголовках многих из них[821]. В наши дни так прямолинейно, пожалуй, уже никто давно не пишет. Даже в отечественной науке, где двухпартийный стереотип держался особенно долго, ныне, конечно, невозможны высказывания типа тех, которые в свое время делал С. Я. Лурье, утверждавший, что уже в середине VI в. до н. э. в Афинах «формируются настоящие большие политические партии»[822]. Но полностью ли преодолены устаревшие взгляды? Нет, скорее они перешли в латентную фазу. Не говоря уже о том, что двухпартийная схема по-прежнему тиражируется в учебниках, она и в серьезной исследовательской литературе продолжает — пусть в смягченном виде — свою долгую жизнь. Просто теперь предпочитают говорить не о партиях демократов и олигархов, а о демократической и олигархической тенденциях[823], о консервативной и радикальной тенденциях, об олигархической оппозиции демократии в Афинах V в. до н. э.[824] и т. п.
В связи с вышесказанным автору этих строк представляется необходимым изложить свой взгляд на особенности политической жизни в афинском полисе классической эпохи. Как известно, для политической ситуации в Европе (и государствах, относящихся к кругу европейской по происхождению цивилизации — США и др.) последних двух веков характерно наличие политических партий. Партия — тип группировки, обладающий вполне определенным набором неотъемлемых признаков. Это, во-первых, признаки формального, внешнего характера. Партия имеет ярко выраженные черты организованности и структурированности, ей свойственно наличие устава, фиксированного членства, партийного аппарата, партийной дисциплины, она должна пройти процедуру официальной регистрации. Далее, партия обладает определенной идеологической основой, проявляющейся в ее программных документах. Говоря наиболее упрощенно, каждая партия имеет определенный набор приоритетов, прежде всего в сфере внутренней политики, за которые она принципиально выступает, что официально закреплено. Другое дело, что для многих, если не для большинства современных партий программные идеологические установки остаются на бумаге, а в реальной повседневной деятельности торжествуют оппортунизм и приспособленчество. Мы говорим здесь не о конкретных случаях, а об общих принципах. Далее, партия должна быть сравнительно массовой группировкой, иметь своих сторонников, а желательно — и членов в широких слоях общества (как в социальном, так и в территориальном плане). Политические группировки небольшого размера, включающие ограниченное количество лиц из круга элиты, могут быть названы политическими клубами, «группами по интересам», неформальными объединениями, — как угодно, но не партиями. Далее, для нормального функционирования политической системы современного демократического общества необходимо, чтобы в нее входило небольшое число партий. Оптимальным вариантом, как показывает опыт различных государств, является наличие двух-трех крупных, стабильных партий, имеющих в глазах электората определенный имидж и обладающих сложившимися традициями. В противном случае начинается хаотическая фрагментация политического поля, чреватая полной дисфункцией политической системы. Далее, в большинстве современных партий не столь уж и большое значение имеет личностный фактор. Уход популярного лидера, как правило, не ведет к прекращению существования возглавляемой им партии; его просто сменяет другой. Наконец, главная задача партий современного типа — участие в выборах, проведение своих членов в представительные органы власти и работа в этих представительных органах для защиты интересов поддерживающих партию сил.
Мы отнюдь не претендуем на то, что перечислили все необходимые признаки партии. Однако и вышеназванных уже вполне достаточно, чтобы поставить вопрос: имели ли политические группировки античной Греции, а если говорить конкретнее — классических Афин, какие-либо из этих признаков? Во-первых, о признаках внешнего, организационного характера вообще не может идти речи. Ни у одной афинской группировки, разумеется, не было ни устава, ни фиксированного членства, ни аппарата. Переходим к признакам более существенным. Политические группировки, о которых идет речь, опирались не на какие-либо принципиальные идейные убеждения, а на более личностную (семейную, локальную) основу, на связи и соперничество отдельных элитных групп (в V в. до н. э. — еще аристократических, в IV в. до н. э. — образовывавшихся вокруг «новых политиков») и их окружения. Уже из этого вытекает несравненно более значительная роль личного фактора в классической полисной политике, чем в наши дни[825]. Коль скоро группировка создавалась вокруг того или иного конкретного «харизматического лидера», то с его исчезновением с политической арены по той или иной причине сама группировка прекращала свое существование, либо модифицировалась, порой до неузнаваемости (если появлялся новый лидер, который, впрочем, чаще всего являлся сыном или родственником предыдущего), либо вливалась в состав другой. Интересны случаи временного, но продолжительного отсутствия лидера (прежде всего имеем в виду, конечно, главный предмет настоящего исследования — остракизм, десятилетнее изгнание). В таких случаях, насколько можно судить, группировка не исчезала полностью, но в отсутствие вождя была, как правило, обречена на бездействие и фактически не играла уже серьезной роли в общественной жизни. А нового лидера обрести было нельзя: ведь старый был еще жив, но просто надолго выбит из борьбы.
Здесь, кстати, есть над чем подумать: не преследовало ли введение остракизма еще и этой цели? Не была ли эта процедура наиболее эффективным способом обезглавить казавшуюся опасной группировку? Пожалуй, даже более эффективным, чем полное устранение ее лидера, например, пожизненное изгнание или даже убийство. Ведь если политический лидер больше не существует, у него может появиться достойный преемник. Внезапная кончина настигает Мильтиада — на смену приходит его сын Кимон, а на его место впоследствии заступает зять Кимона — Фукидид, сын Мелесия. Умирает Ксантипп — его «знамя» переходит опять же к сыну, молодому Периклу, а несколько десятилетий спустя на продолжение некоторых традиций перикловской политики претендует двоюродный племянник Перикла — Алкивиад. Совсем иная, во многом парадоксальная ситуация складывается, если лидер удален на время. Он есть — и в то же время его как бы и нет. «Политический наследник» не может появиться у живого и зачастую еще полного сил и амбиций человека — а сам он в течение длительного хронологического промежутка не в силах оказывать влияние на общественную жизнь на родине, и его сторонники вынуждены прозябать, уходить в тень.
Ключевым вопросом политической борьбы было, насколько нам представляется, отнюдь не социально-политическое устройство (аристократия, демократия, олигархия, тирания и т. п.). Кстати, в V в. до н. э. аристократы, насколько известно из источников, стояли во главе всех группировок, в том числе и тех, которые в современной историографии принято определять как демократические. А строго говоря, такие понятия, как «демократическая группировка», «олигархическая группировка» (даже если не употреблять слова «партия»), на наш взгляд, являются не вполне корректными и модернизирующими ситуацию. Политическая борьба была значительно более конкретно-ситуативной[826], и основные конфликты происходили не по поводу идеологических абстракций, а в результате несогласия по совершенно определенным, близким и понятным для основной массы граждан вопросам. В частности, чрезвычайно важную, подчас даже главную роль играли внешнеполитические разногласия[827]