Кунсткамера, а не вагон. Захотелось побыстрее выбраться отсюда. Это не просто пассажиры — это само человечество после Псидемии: жалкое стадо, слабое и подлое, готовое ударить в спину, но не способное дать отпор зомбакам. И чем дальше, тем хуже. Человечество деградирует, ему нужны пастухи.
Сплюнув на пол, Гурбан шагнул в тамбур. Новая власть посторонилась, пропуская чистильщиков.
С запором двери вагона Фаза справился в два счета. Открыть не смог, поэтому попросту сломал его. Дверца с лязгом отворилась. В тамбур дохнуло морозной свежестью.
— Я ж аккуратно вроде закрыл, как мусор выкидывал, а оно заклинило что-то, — оправдывался великан.
— Посторонись, — велел ему Гурбан, достав из рюкзака фонарь. — И подержи меня на всякий случай, чтоб не выпал.
Фаза тотчас схватил командира за ремень на поясе. В самого же великана вцепились Бек, Доктор и Ксю. Мясник присел на корточки в сторонке. Напрасно он отдалился от коллектива, ну да ладно.
— Лом дай, — обратился Гурбан к Беку.
Тот непонимающе нахмурился.
— Не бойся, не сломаю.
С помощью лома командир зафиксировал дверь — теперь, внезапно закрывшись, она не размозжит ему череп, стоит только высунуться из вагона.
— Счастливо оставаться. — Гурбан спустился на подножку.
*
Проводник вытянул перед собой руку с пистолетом.
Данила отреагировал рефлекторно — вломил хук с правой, свалив Семена Марковича с ног. Пистолет заскрежетал по полу. Сидя на заднице, проводник потер челюсть:
— Хороший удар.
Данила шагнул к нему, намереваясь раз и навсегда отбить охоту наставлять оружие на доставщиков:
— Могу повторить.
— Не стоит напрягаться. — Семен Маркович ползком попятился. — Ствол для тебя. Подарок. Ваши автоматы слишком заметны, а огнестрелом тут могут быть вооружены только местные, и я решил, что…
— Подарок? — Дан остановился, пытаясь сообразить, почему проводник так расщедрился, ведь у входа в вагон, еще в Туле, он отобрал у путников стволы, добытые в бою между мосинцами и зареченцами.
Поднявшись, проводник вытащил из-под куртки новенький АПС и вручил его Ашоту. Третий ствол достался Марише. Плюс по парочке запасных магазинов всем, кроме Дана.
— Эй, а мне?
Проводник опять потрогал челюсть:
— Извини, сынок, но у тебя нет оружия, оно на полу валяется. Так зачем тебе патроны?
Даниле пришлось наклониться, чтобы поднять «стечкин».
— Хорошая задница, — прокомментировала Мариша его прогиб.
Он чуток покраснел и мысленно пообещал устроить ей хорошую взбучку в первой же постели, до какой они доберутся. Уж он-то заставит ее стонать и плакать — от удовольствия, конечно.
— Новьё. — Ашот любовно провел по пистолету ладонью, затем вытер ее о штаны. — Со склада только, из одного ящика всем? Апээсы вроде в пятьдесят восьмом прошлого века сняли с производства и отправили на резервное хранение аж до девяностых? И где только склад такой нашли, что до сих пор не разграбленный простоял…
И хоть запасных магазинов Дану не перепало, в его «стечкине» помещалось двадцать патронов, что уже неплохо, если стрелять не в автоматическом режиме, а одиночными. Пусть Гурбан только сунется. С ножом, даже таким крутым, как Mark V АТАС, хорошо, а с пистолетом все ж спокойней.
Семен Маркович запер купе с табличкой «ПРАВАДНИК».
— Вам нельзя оставаться в этом вагоне. Бандиты, которые вас преследуют, обязательно найдут способ попасть сюда. Вам нужно спрятаться.
— Ха! — Ашот потряс «стечкиным» над головой. — Да чтоб я, доставщик с дипломом, имея на руках такую игрушку, да ныкался по углам?! Не бывать этому!
Черт! Вечно Ашот успевает сказать нечто героическое раньше Дана!
— Я тоже считаю, что нам не следует убегать и прятаться, — твердо заявил Данила. — Ну сколько можно? Тут до Москвы совсем чуть-чуть осталось. И мы хорошо вооружены. Надо дать бой бандитам Гурбана. Пусть они нас боятся, а не мы их! Хватит уже!
Старший проводник улыбнулся и спросил у Мариши:
— А вы тоже так думаете? Надо ли дать отпор Гурбану?
При упоминании этого имени мисс Петрушевич аж передернуло, и она быстро-быстро затараторила, будто опасаясь, что ее перебьют:
— Нет. Ведь враг рассчитывает найти нас здесь, поэтому занять иную позицию в любом случае тактически выгоднее и…
Ее таки перебил Ашот:
— Да что мы слушаем бабу? Бой! Останемся здесь, займем оборону и…
— У меня есть другое предложение, — вмешался проводник. — Я хочу спрятать вас…
— Не надо нас нигде прятать!
— …в борделе.
Последовала пауза, которую прервал Ашот, осторожно уточнив:
— В борделе? Я правильно услышал?
— Совершенно верно! — кивнул Семен Маркович.
Глаза Ашота заблестели:
— Я согласен с доводами Мариши. Тактически выгоднее занять позицию. И не одну даже позицию. И не с одной. И…
Заметив энтузиазм в глазах доставщиков, Мариша попыталась было откреститься от своих слов, но увы, решение уже было принято.
— В бордель! — провозгласил Ашот и первым кинулся за проводником.
ГЛАВА 21
НАД КРЫШЕЙ ДОМА ТВОЕГО
Холодный ветер хлестал по лицу, но волнения не было.
Подумаешь, Территории по пути следования Острога-на-колесах просто-таки кишат зомбаками. Одной зверюгой больше, одной меньше — какая разница? Чему быть, того не миновать.
Гурбан давно разучился нервничать в подобных ситуациях. Хоть ему и не доводилось еще залезать на крышу вагона, ползущего по Территориям со скоростью около сорока километров в час, он был предельно собран и абсолютно спокоен.
Еще на вокзале он заметил, что вагоны соединены между собой прочными на вид мостками, способными выдержать даже Фазу. Помимо того, крыши вагонов были оборудованы поручнями и сетками, спасающими от нежелательного падения под откос.
Закрепив дверь в открытом положении, Гурбан выбрался на подножку. Фаза его страховал. Возле вертикального поручня должна быть приваренная к стене скоба. Вот на нее-то и надо встать. А потом протянуть руку вверх, ко второй скобе. И к третьей чуть выше.
Включенный диодный фонарь, темляком нацепленный на кисть левой руки, без толку расходовал ресурс батареи, освещая шпалы, над которыми завис Гурбан. Лучи прожекторов самоходного острога шарили по небу, цепляя иногда дирижабль, который с бронированным вагоном Маркуса составлял неразлучную пару.
Гурбану казалось, что вот-вот ему в спину вцепится барсук или филин вонзит когти в затылок. Но чему быть, того не миновать. Он начал нашептывать песню, услышанную давным-давно от отца, обожавшего советскую эстраду:
Мы все спешим за чудесами,
Но нет чудесней ничего,
Чем та земля под небесами,
Где крыша дома твоего.
[1]
— Что, командир?! Не расслышал! — Из тамбура пробивался неяркий свет, и Фаза был достаточно близко, чтобы заметить движения губ командира, но не настолько, чтобы разобрать слова.
Гурбан мотнул головой — мол, не обращай внимания — и перекричал-таки стук колес:
— Отпускай!
Фаза не пошевелился, руки его словно приросли к Гурбану. А ведь дорога каждая секунда, в любой момент на командира могут напасть зомбаки.
— Отпускай!!!
Гурбан покачнулся, едва не упав, когда великан разжал пальцы.
На миг сердце перестало биться. Взмахнув левой рукой, Гурбан попытался схватиться за воздух, но тот был плохой опорой. И все-таки он удержался, едва не расхряпав о поручень фонарь, сделанный в трудолюбивом Китае. Крепко зажмурившись, дождался, пока нормализуется сердцебиение. Затем поставил на скобу сначала одну, потом вторую ногу. Вагон трясся и вибрировал, грозя сбросить его с себя, словно надоедливую мошку. Когда Гурбан придумал этот план, казалось, что все пройдет куда легче. Он ничего толком еще не сделал, а уже ощущал дрожь в ногах и вспотел, хотя его обдувало ночной прохладой.
Мир полон радости и счастья,
Но край родной милей всего.
И так прекрасно возвращаться
Под крышу дома своего!
И даже песня не успокоила его, когда рука наткнулась на пустоту там, где он рассчитывал схватиться за следующую скобу. А ведь над второй должна быть и третья!
Он направил фонарь вверх — скоб не было. Похоже, их срезали отсюда давным-давно.
Гурбан почувствовал пустоту в груди и слабость во всем теле.
Казалось, сама судьба заперла чистильщиков в вагоне для бедных!
*
Представьте вагон, в котором снесли все перегородки между купе, а на диваны навалили матрацев, одеял и подушек. Соседние сдвоенные диваны и проход отделили занавесками из плотной материи — разной, какой только смогли достать. Тут были куски бордового бархата, мохнатые пледы с нарисованными пандами, попадались двух- и трехцветные флаги канувших в небытие государств. Звукоизоляцией ткань обладала неважной, но и на том спасибо.
Это и был бордель, о котором говорил Семен Маркович.
Точнее, даже не бордель, а общественный гарем. И посещать его мог каждый абориген, не занятый работой. Дети, зачатые здесь, автоматически становились гражданами Острога-на-колесах и воспитывались в отдельном вагоне, служившем также яслями, школой и общежитием. У проводников конечно же были любимые женщины, но руководство не поощряло моногамию. Обо всем этом Данила знал из рассказов преподавателей Училища. Теперь же он мог лично убедиться, правда это или нет.
Равиля и доставщиков в бордель едва пустили. Охрана насмерть стояла: мол, чужакам там делать нечего, какая еще экскурсия, какие друзья, когда речь идет о наших бабах?!
И мужчин, вооруженных укороченными «калашами» и самодельными мачете — как раз для боя в помещении, — можно было понять. А что, если чужаки не просто достопримечательности осмотрят, но и вступят в интимную связь с наложницами? И заразят их болячками, от которых в том самом месте жжет и чешется?! У последних произведенных на Земле презервативов, простите, срок годности закончился так давно, что вспоминать грустно…
И все-таки старший проводник задавил стражей авторитетом. Напоследок он улыбнулся доставщикам и Равилю: