ова здесь, началось обсуждение планов на будущее.
— В четыре пойдем рыть блиндаж на заранее выбранной позиции. Со мной пойдут Капитан и Гиннес, — где-то в полутьме раздавал команды ротный.
— А мне можно вместо Гиннеса? — обратился я, несколько уязвленный таким заявлением. Мы собирались не просто орудовать лопатами в чистом поле, а возводить укрепления самым забавным способом из возможных — при помощи тротила. Специально для этого мы приперли с собой противотанковые мины без взрывателей, тротиловые шашки, огнепроводные шнуры, и я более чем рассчитывал, что всем этим распоряжусь именно я, а не командир в компании Гиннеса. Мой второй номер однозначно лучше орудовал лопатой, нежели я, однако это не повод оставлять меня без хорошего взрыва.
— Нет, пойдет Гиннес.
На улице продолжали рваться заряды, а я успокаивал себя тем, что хотя бы смогу отдохнуть ночь, вместо того чтобы ковыряться в земле и прятаться от вражеских обстрелов. Может, это и послужило мотиватором для того, чтобы оставить меня под крышей: в конце концов, когда я шарахался с Гиннесом и стоял на посту, отдыхал командир, когда я искал вражеский танк и охотился на союзный дрон с командиром, отдыхал Гиннес. Подобная востребованность, конечно, льстила, да и «работать», дразня ОстротУ, мне откровенно нравилось, но при этом все-таки хотелось сбросить часть обязанностей на других, сугубо из врожденного чувства справедливости.
Ночь вторая
Обстрел заканчивался, а это значит, что нужно подниматься на поверхность и вновь кутаться, только уже не в спальник, а в мою любимую, хоть и потрепанную жизнью «Химеру» — модульный бронежилет с закрепленными аптечкой и прочими приблудами. Дальше — варбелт и кевларовый шлем с висящими на нем баллистическими очками. Я снова рыцарь, и передо мной снова стоят задачи, которые нужно выполнять. В ночные сумерки к нам приедет еще одна партия бойцов из «Имперского легиона», которых нужно встретить и защитить от возможного появления дронов при помощи моей незаменимой пушки, доказавшей эффективность в борьбе со всяким летающим дерьмом. Какая разница, что это был условно «свой» дрон, — главное, что работает, значит, и новую партию бойцов защитить поможет.
Выбравшись из укрытия, мы двинулись навстречу нашему подкреплению, опять цепью бредя по перерытой улочке и огибая различные препятствия. На дачи постепенно опускалась темнота, артиллерия противника молчала, побитые домики косо поглядывали на нашу процессию отверстиями от осколков и выбитыми окнами. Помню, как я удивился, когда увидел в одном из домов целое окно — мне показалось его наличие каким-то невероятным чудом.
По дороге нам встретилась еще группа незнакомых морпехов, кучкующихся возле одного из домов. Одетые вразнобой, со старыми автоматами, они, в принципе, не отличались от любых других участников этого конфликта из любого другого подразделения, но на нашем участке, кроме легионеров и морпехов, больше никого быть не могло.
— Ты Еврей? — спросил один из них, протягивая мне руку.
— Слава богу, нет, — чуть усмехнувшись, бросил я, отвечая на рукопожатие.
— Да я про позывной… — чуть смутился вопрошающий, явно не ожидавший подобного ответа.
— Я Граф, а Еврей в том доме, дальше по улице.
Командир что-то обсудил с бойцами, и мы двинулись дальше, высматривая наших. По рации сообщили, что высадились они уже достаточно давно и поэтому должны быть поблизости. Ну и чем раньше мы встретим парней, тем меньше шансов, что их замученный караван попадет под сброс гранат с украинского квадрокоптера.
Вот они, бредущие вперед фигуры, чуть пошатывающиеся от взваленного оружия, рюкзаков, брони и прочего. Серыми на сером фоне, цепью растянувшиеся по грунтовой дороге между поломанными и рассыпавшимися заборовами. Чем-то, наверное, даже напоминают «Бурлаков на Волге» — тоже создается ощущение надрыва и усталости. Как же хорошо, что я сейчас налегке, сбросил с себя весь скарб и имею всего килограмм двадцать лишнего веса, заключающегося в броне, автомате с боекомплектом, гранатах и пушке.
— Добро пожаловать в Сталинград! — зычно поприветствовал заступающих на позиции ротный. Я, посмеявшись про себя, вспомнил, как в одной из бесед с ним сравнивал эти дачи с низкоэтажным Сталинградом. Надо было оформлять авторское право.
— Ну как вы там? — поинтересовался я у одного из идущих впереди солдат.
— Нормально. А ты что тут делаешь? — чуть ли не через зубы ответил навьюченный легионер. Ну что же, его можно понять — я к концу заступления тоже был озлоблен на окружающий мир.
— Прикрываю вас от атаки с воздуха. Пошли.
Я шел чуть впереди, время от времени оглядываясь назад и проверяя, все ли на месте. Звука винтов слышно не было, но в вечерние и утренние сумерки, как я уже писал, вообще операторы беспилотников работают мало. Скоро уже окончательно стемнеет, и тогда в воздухе повиснут дроны с тепловизорами. Может быть, наконец-то встречу того, кто висел у меня над головой вчера, и приземлю его, а не машинку и без того несчастных мобилизованных морпехов. Надежда на успех умирает последней.
У второй группы, так же, как и у нас, был морпеховский проводник, который должен был их довести до какой-то ему одному известной точки, чтобы затем их встретил другой проводник и отвел еще дальше, до позиций, которые нашим бойцам придется держать и оборонять. Схема проста, но в ней было множество нюансов. Вскрываться они начали, когда мы приблизились к «домику Ганса», в котором прошлой ночью я выслушивал разговоры о том, как из людей «делали морпехов» путем ночной мобилизации.
— Залазьте в окно! — в темноте проговорил провожатый, и люди по одному начали проникать в здание, скидывая с себя баулы и пробираясь через неудобный ход. Кто-то при этом решил поступить хитрее и пойти со стороны входа, который, к сожалению, смотрел прямо на Угледар, а значит, был видим для противника.
— Куда ты прешься! Сказали же, через окно! — прозвучал в темноте голос нашего коллеги.
Я все это время оставался у проема, направляя туда людей и наблюдая за тем, чтобы никто не заблудился и не прошел мимо укрытия, — уже почти стемнело. Дальше — просматриваемое с Угледара поле, в котором ночью парни будут взрывать блиндаж и шарахаться там в одиночестве — точно не самое полезное для здоровья занятие. А процессия все шла, шла, мужчины кряхтели, перелезая через окно, и, когда перелез последний, вслед за ними отправился и я, после чего был немного шокирован.
Знаете анекдот про индейца с прозвищем «Зоркий глаз», которого посадили в тюрьму, а он на третий день понял, что в камере нет одной из стен? Так вот, попав внутрь, я сразу понял, что в нашем вчерашнем укрытии, где я сидел в кресле с автоматом, где один из морпехов рассказывал мне про таящихся в заколоченных окнах снайперов, нет стен.
Дом стоял к высоткам Угледара углом, и именно тех двух стен, которые должны были прикрывать нас от наблюдения противника, не было. Второй этаж над нами держался на той стене с окном, через которую мы залезли, еще на одной, что тоже выходила нам в тыл, и на нескольких внутренних перегородках, которые хоть как-то могли укрыть толпу из десяти человек от прямой видимости противника.
— Господа, с той стороны уже Угледар. Нас с него видно, поэтому держитесь подальше от проломов. Мы вчера в этом доме прятались, у него еще стены были. Сейчас, видимо, танк поработал.
Гребаный танк, что РЭБ сначала угробил, что теперь это укрытие. С другой стороны, нужно признать, что сажать нас в разваленный дом — это уже подстава со стороны коллег. При чем тут танк? Хохлы делают все, чтобы нас убить, такова их задача, таков их замысел. Идут они к этой цели достаточно упорно и в верном направлении. Посадить же союзников в дом, где их можно обнаружить за секунды (если мы еще не были обнаружены, что во время марша, что во время сидения в разбитой постройке), — это причинить вред уже своим, что вызывает куда больше негодования. Сейчас из-за одного из домов выглянет дульный срез орудия крупного калибра, и мы не успеем даже возмутиться произошедшим — просто целая группа бойцов погибнет за считаные секунды.
Я поднялся со своего места, где прятался от обзора со стороны Угледара за остатками межкомнатной перегородки, и быстро окинул взглядом сидящих вокруг бойцов.
— Нас срисовать тут могут в любой момент. Любой дрон, да даже тепловизор с Угледара засечет — и конец всем. Нужно подниматься и переходить в соседний дом, там нас хотя бы не видно будет.
Особых возражений не было. Крепкие мужики, по возрасту иногда превосходившие меня в два раза, поднялись и с явной неохотой, но все-таки полезли обратно через окно, подбирая свои вещи и переходя через дорогу к другому, целому и просторному двухэтажному дому.
Только вот нас там не были рады видеть. Мы знали, что в этом поместье уже скрылась наша вторая группа, еще человек на десять, но там были не только они. Когда мы заходили, на дороге у меня встал один из морпехов. В темноте я не мог различить его лица, но оратор обладал явным восточным акцентом.
— У нас тут и так людей очень много, и погреба нет, — грустно оповестил он, когда легионеры начали по очереди проходить в дом.
— Второй этаж свободен?
— Второй свободен…
— Парни, часть на второй этаж! Держитесь подальше от окон!
— Сейчас они «носатого» (на сленге — танк) заведут, и тогда совсем будет плохо, — очень меланхолично заметил боец, который был совершенно не рад прибавлению. Оно и можно понять — чем больше людей, тем более желанная цель перед украинцами, тем больше шансов на то, что заметят. Но что мне оставалось делать? Оставаться без укрытия в виде стен было решительно нельзя, поэтому действовать приходится так, как приходится. Только бы нас не заметили в тот момент, когда мы переходили, — тогда все отлично, и я могу немного успокоиться.
Но было не отлично. Где-то в воздухе задребезжали пропеллеры коптера, который на всех парах несся к нам. Мы были замечены, а это значит — подвергались смертельной опасности, пока этот кусок пластика кружит над нами. Теперь моя верная спутница может полакомиться не только мной, но и вообще всеми, кто был спрятан в постройке. Если с него сейчас по нам начнут корректировать минометы или, еще хуже, танк, то эта ночь даже в этом крепком и не обрушенном доме может стать для нас последней.