Итак, в доме сейчас порядка двадцати человек, а то и больше. Противник знает, где мы находимся. Противник в любой момент может открыть огонь. Единственный выход, который сейчас у меня есть, — это попробовать лишить украинцев, висящих над нами в воздухе, глаз, чтобы повысить шансы на выживание. Уже не только мои шансы — сейчас уже ставки слишком высоки. Свои шансы мне, напротив, придется существенно снизить. Надо запустить пушку и выйти из укрытия, оказавшись один на один с дроном, который может причинить неприятностей куда больше, чем вооруженный противник, а также с осколками от падающих мин и прочим, от чего меня могли бы защитить толстые кирпичные стены. Я был намерен устроить дуэль в стиле Дикого Запада с половиной Угледара.
— Ты же мой хороший, — раздался над ухом голос, от которого по коже пробегали мурашки. ОстротА была явно довольна тем, что я лезу на рожон, и собиралась развлечься.
Дыхание участилось, руки крепче взяли выполненный в виде автомата кусок пластика, и я шагнул на крыльцо. Где этот маленький смертоносный ублюдок? Что-то гудело над головой, в темноте, но точно определить направление было сложно. Значит, тут не нужно быть особо точным.
Ствол поднялся в воздух, пушка натужно загудела, перебивая исходящий от дрона звук. Какие же все-таки недальновидные занимались ее разработкой, других слов просто нет… Но он вроде на небольшой высоте, должен зацепить. Скорее всего, уже висит обездвиженный и ничего не может поделать с разорванным сигналом, а где-то человек с пультом кусает локти.
Взрыв! Белая вспышка на секунду ослепила меня, рвануло чуть ли не под носом. Но еще секунда — и я понимаю, что все еще жив; не чувствуя ни удара, ни толчка, стою, направив ствол вверх, и продолжаю бить в направлении вражеского дрона. Что это? Сигнал на сброс все-таки прошел с пульта? Ну и черт бы с ним, больше он с нами ничего не сможет сделать. Вот он, вроде висит совсем не высоко, несколько десятков метров — хрен различишь темное на темном.
— Все целы?
— Да!
Слава богу. Не знаю, куда упала граната, но осколки не достались ни мне, ни скрывшимся в доме парням. Рядом, очень рядом. Из-за вспышки до сих пор глаза не могут освоиться в темноте. Как только осколками не посекло? Видимо, ОстротЕ слишком хорошо со мной, она будет резвиться дальше.
Еще удар по ушам, а глаза снова застелила белая пелена. Да сколько можно-то? Боли нет, удара нет, только оглушило еще сильнее, чем в первый раз. Ну все, сволочь, теперь у тебя гранаты точно кончились, на тебя их можно подвесить только две, никуда ты теперь не денешься. Вопрос только в том, как он сбрасывает на меня гранаты, если сигнал не проходит. Ладно, оно того стоило — в любом случае эта тварь уже никому ничего не сделает. Сейчас аккуратно посажу его, а у меня будет еще один дрон, к тому же с двойным сбросом. Неплохая добыча.
Но увы, у судьбы были другие планы и на мой счет, и на счет этого дрона. Квадрокоптер развернулся и надменно полетел в сторону Угледара, оставив меня с включенной пушкой и разбитыми мечтами о новом инструменте для работы. Дуэль закончилась ничьей. Из потерь — десяток нервных клеток с моей стороны и две переделанные для сброса с коптера гранаты со стороны ВСУ. Думаю, схватка разочаровала как меня, так и моего оппонента с пультом, который произвел два сброса и несолоно хлебавши улетел от какого-то выскочки, что решил в темноте снять дрон с тепловизором с помощью пушки. Минометы и танк так и не завели, что его, скорее всего, расстроило вдвойне. Но это не значит, что не заведут в скором времени, — нам срочно нужно сваливать отсюда, если мы не хотим оказаться в этой постройке, когда она окажется мишенью для снарядов калибра 125 миллиметров. Да и любых других, в общем-то, тоже.
— Ротный, Графу ответь, ротный — Графу!
— Граф — ротному: я на связи. — Морпехи поместили парней в тот же дом, в котором мы вчера были, сказали ждать. У него уже стен нет. Я перевел людей в новый, нас срисовал дрон. Хочу разместить их в разных домах вдоль улицы, прием.
— Дрон получилось посадить? Прием. — Командир задал вопрос, который я, пожалуй, вообще не хотел бы сейчас слышать — меня до сих пор пробирала досада, особенно после того вечернего случая с дроном морпехов.
— Нет, развернулся и улетел. Увожу людей? Прием.
— Уводи.
Как бы это ни было цинично, но здесь действовало правило «не храни все яйца в одной корзине». Мы бы подвергли себя угрозе, когда стали бы в очередной раз перемещаться, — нас могли засечь с воздуха и ударить по тому месту, где мы попробуем разместиться, или даже обстрелять во время перебежки. Но если перемещаться по отдельности и прятаться в разных домах, то ударят (если ударят) по одной из групп, а вторая останется невредимой. Поэтому так и будем действовать.
— Боксер, ты здесь?
— Здесь!
— Пошли со мной, будем искать новые дома.
По одному ходить нельзя — в случае ранения тебе никто не окажет помощь. Двойки не должны разбиваться никогда, но сейчас мой второй номер, скорее всего, отдыхает на базе, а мне приходится бороться и с дронами, и за выживание нашего отряда. Значит, придется взять с собой кого-то еще.
С Боксером, атлетичным и до боли суровым парнем лет тридцати мы проскользнули через остатки доходящих нам до пояса ворот на улицу и двинулись вдоль домов, приглядывая что-то не до конца снесенное обстрелами.
— Сейчас делим людей на группы, я беру одну, ты вторую. Растаскиваем по разным домам, там прячемся до тех пор, пока вы не пойдете дальше, — говорил я на ходу, быстрым шагом приближаясь к одной из построек, которая все еще выглядела достаточно крепкой.
— Вы кто? — раздалось из темноты входа.
— Легионеры, ищем, где укрыться, — ответил я занявшим дом бойцам.
— Тут места нет уже, посмотрите в другом. И соседний тоже занят.
Пожалуй, на этих дачах никто нас особо не рад видеть. Но нет времени огорчаться — нам нужно как можно быстрее увести людей из дома, где нас обнаружили. На все нужно время. Нам — на то, чтобы найти дом, украинцам — на то, чтобы поменять батарею на дроне и снова отправить его вперед, попутно подготовив минометы и другие орудия. Война — это всегда игра наперегонки, и расторопность и скорость принятия решений здесь играют роль слишком важную. Навесили ли они пороха на минометные мины, летит ли обратно тот квадрокоптер, которому мое ружье не смогло оборвать сигнал? С каждой минутой лезвие становится все острее, и теперь оно у глотки всех наших бойцов.
— Здорово, правда? Так весело проводим с тобой время! — Подруга дурачилась, сверкающие маниакальной тягой водянистые глазки искрились радостью.
— Неплохо, — угрюмо буркнул я, пытаясь высмотреть в темноте что-то пригодное для остановки.
— Ну что ты ломаешься, как девочка. Если бы не нравилось, не приходил бы ко мне раз за разом. Не говори, что ты меня не хочешь. Вдруг обижусь? Ты же знаешь, что происходит с теми, на кого я обижаюсь.
Маньячка. Безумная, похабная, похотливая тварь, к которой я действительно слишком привязался для того, чтобы просто взять и не ездить к ней больше, никогда не испытывать того живительного возбуждения, когда она рядом. Наверное, это самые токсичные взаимозависимые отношения на свете, но и прекратить я их не мог. Были и другие причины, но я с ней связан, как, наверное, связаны мазохисты с доминирующими над ними узкоспециализированными проститутками, облаченными в латекс. Что-то же тянет людей раз за разом к тем, кто хлещет их кнутами, капает на них воском, наступает острым каблуком на плоть? Я же вместо банальной потаскухи выбрал себе демона в виде сухой, высокой, болезненной и пахнущей дымом и трупами девушки. Впалые глаза завлекают, мерзкий запах заставляет слюну вырабатываться в больших количествах, в когтистых руках и босых ступнях, покрытых засохшей и отшелушившейся кровью, я находил своеобразную, низкую и странную, но эстетику. Как это прекратить? Она меня не отпустит, я сам не хочу ее покидать. Прекратить это все может только она, по своей прихоти пустив меня на мясо, как остальных. Но не хочет. Пока не хочет.
Мы проникли через калитку одного из домов и вплотную подошли к двери. Я закричал: «Есть тут кто?» — чтобы быть уверенным, что меня не встретят очередью засевшие внутри бойцы.
Ответа не последовало. Дом действительно пустовал и вполне мог вместить в себя одну из групп. По соседству нашелся еще один такой же — на зов никто не отозвался, а значит, сюда можно вести людей и прятать от обстрела, который может начаться с минуты на минуту. Теперь обратно.
Люди, которых я повел за собой, по большей части были на фронте впервые, поэтому определенные опасения на их счет у меня все-таки были. Но и задача не так чтобы очень сложная — добраться до нового укрытия, спрятаться там и дождаться, пока их отведут на передовую, а я, наконец, вернусь в свое укрытие и укутаюсь в спальник, по которому я уже успел заскучать. К черту этот адреналин, эти ночные прогулки по разваливающимся дачам, обстрелы и даже охоту на дроны — окружающая меня ОстротА за сутки с лишним успела притупить все чувства, и желание продемонстрировать этому миру собственную крутость — тоже. Пусть они идут взрывать землю, делать блиндажи, вот это вот все…
Группа, которую я вел — я и еще три человека, — цепочкой зашла в небольшое кирпичное укрытие. Не думаю, что мы обнаружим здесь такую роскошь, как погреб, однако от не самых точных прилетов вражеской арты мы будем защищены. Да и от точных, в принципе, тоже — если мина просто попадет в стену, а не залетит в одно из окон, то шансы высоки. Очень даже высоки. Я вполне спокоен и доволен.
Ночь была почти непроглядна и снаружи — глаза с трудом выцепляли из мрака очертания предметов — поваленных заборов, косых калиток, стен и входных дверей. Внутри же не было видно вообще ни черта — только темень, только продвижение на ощупь, только высокая вероятность за что-нибудь зацепиться, упасть или даже провалиться в пол. Свет, разумеется, включать нельзя, и дело не в мифических снайперах, которые с крайне малой вероятностью смогут дострелить сюда из Угдедара, а в том, что свет может быть замечен с высоток или воздуха, и вот тогда на нас опять объявят охоту артиллеристы.