— Ну вот, бери Гиннеса, Капитана, и идите. Выбирай место, подрывайте две мины, раскапываете, возвращайтесь.
— Сначала одну закапываем, подрываем, потом еще одну вглубь закапываем?
— Да.
— Принято.
Что же, нежелание командира подрываться спросонья и лезть в поля, чтобы там произвести несколько подрывов, сыграло мне на руку. Пусть я уже вымотан, но зато возглавлю эту небольшую операцию и проведу несколько солидных подрывов. Всю жизнь мечтал взорвать что-нибудь солидное. Пусть это будет и яма с землей, а не вражеский танк, ну и все равно. До танков тоже рано или поздно дойдем, а сейчас — блиндаж. Не знаю, зачем он там вообще нужен, но высокому начальству, что поставило эту задачу перед моим непосредственным руководством, виднее.
Из дачного домика выскользнули три тени и одна за другой начали пробираться в сторону «домика Ганса». Я шел впереди, по-прежнему с антидроновой пушкой, которая потихоньку становилась продолжением моих рук, а вслед за мной — тащившие лопаты и мины Капитан и Гиннес. Все как обычно: участки, заборы, проволока, несколько грунтовых дрог — и вот оно, стоявшее перед чистым полем полуобрушенное строение, «домик Ганса». Здесь грунтовая дорога выходила между домов прямо в поле и была усердно засыпана противотанковыми минами — точно такими же, как мы несли с собой, но с вкрученными взрывателями и взведенными. Для пехоты они опасности не представляли — подобное устройство детонировало только в том случае, если на него надавят двести с лишним килограмм, то есть как минимум колесо легковушки.
Я несколько раз покушался на то, чтобы рассыпанные по дачам мины присвоить, однако меня останавливал тот факт, что под любой из них мог оказаться сюрприз — крохотная мина-ловушка, работающая на разжим. То есть детонирует она именно тогда, когда какой-нибудь незадачливый боец решит безобидную противотанковую ТМ-62 поднять, чтобы обезопасить дорогу или заминировать что-то другое. В сюрпризе взрывчатки всего ничего, но если учесть, что от нее воспламенятся семь кило тротила в противотанковой, то сапер быстро переквалифицируется в космонавта и без скафандра выйдет на околоземную орбиту.
Мы проскочили мимо минных заграждений и вышли в поле — темное, изрытое буераками, но отнюдь не тихое. Вдали, где начинались ведущие к Угледару посадки, слышались взрывы и выстрелы — там, скорее всего, наши и украинцы «кошмарили» друг друга с переменным успехом. В темноте кто-то двигался в сторону «домика Ганса» — судя по тому, что люди двигались, опустив стволы и не обращая на нас особого внимания, это были наши. Как выяснилось позднее, во время обсуждения этой вылазки за пределами территории СВО, это тоже были легионеры — один из них, парень с позывным «Грек», даже узнал меня и крикнул что-то приветственное, а я лишь отмахнулся, не обратив на него особого внимания. Скорее всего, думал о том, где же располагается нужная мне точка для блиндажа, пытался понять, как далеко от нас происходит перестрелка, и вообще думал обо всем, кроме бойцов, которые со мной здороваются.
Пригнувшись, мы начали понемногу пробираться вперед, пытаясь прятаться от наблюдения в складках местности и за небольшими кустами. Продвигались медленно, аккуратно, а я по ходу пьесы пытался анализировать обстановку впереди. Перестрелка не утихала, а скорее, напротив, становилась все ожесточеннее. Время от времени раздавались и взрывы — взрывы, очень похожие на залпы тяжелого миномета.
Небо над моей головой пересекло нечто темное и на фоне ночного неба почти неразличимое. Снаряд можно было заметить лишь благодаря срывающимся с него искрам, будто кто-то запустил из лука догорающий бенгальский огонь и он плывет где-то над нашей троицей. Раздался, разумеется, и свист — над нами весьма плавно и размеренно летела мина калибра 120 миллиметров, оповещая всех окружающих о своем присутствии громким и режущим ухо звуком.
Отправленный в нашу сторону «чемодан» воткнулся в землю неподалеку от того места, откуда мы сейчас ушли. Грохот, взлетевшая воронкой земля, поднявшаяся вверх до определенной точки и начавшая опадать вокруг разрыва — все то, что описывали классики, рассказывая о Первой мировой войне. Минный обстрел с тех пор, думаю, не особо изменился, хотя прошло сто с лишним лет и теперь орудия корректируют с летающих роботов, которых тогда и в дурном сне себе никто представить не мог. Все так же мину закидывают в ствол, она так же, шурша, спускается на накольник и отправляется в полет, вытолкнутая сгорающими за доли секунды порохами.
В предрассветных сумерках я полз вперед по покрытому прошлогодней травой и прочими зарослями полю, пытаясь найти выбранную для возведения блиндажа точку, а над головой со свистом продолжали проноситься мины, оповещая окрестности о своем падении зычным разрывом. Где-то неподалеку от меня ползли Гиннес и Капитан, а на последнего мне периодически приходилось шипеть, чтобы он отползал подальше и выбирал позицию получше. В таком случае нас двоих не зацепит одним взрывом, что очень часто бывает, если не соблюдать правила и кучковаться. Снова вероятности, снова попытка обмануть ОстротУ, попытаться принести ей в жертву хотя бы одного из нас. Только на моей памяти сразу двое моих знакомых в компании еще одного бойца отправились на тот свет просто потому, что не учли элементарных вещей.
Устроившись в одной из низинок, я потянулся к висевшей на моей груди рации и нашел затянутой в защитную перчатку рукой клавишу.
— Ротный — Графу, ротный — Графу!
— Граф, ротный на связи.
— Мы на месте, но под минометным обстрелом. — Пока я произносил эти слова, еще один сыпящий искрами снаряд прошел где-то над нами и ухнул в поле. Где-то вдали, со стороны идущих в сторону Угледара посадок, все громче и громче разгоралась трескотня из стрелкового оружия. Вот пуля просвистела… В меня, конечно, не попала — вместо этого она щелкнула по веткам стоявших голыми кустов и полетела дальше.
— И под стрелковым тоже. Прием, — добавил я, флегматично раздумывая, что из этого всего может получиться. Ситуация весьма стандартная, хоть и не очень здоровая — нас в любой момент может накрыть очередная мина, просто по воле случая. Во время стрельбы миномет скачет, вбивая опорную плиту в землю, пристрелка постоянно меняется, кривые руки наводчиков направляют его весьма хаотично и просто нащупывают то место, куда они действительно хотят попасть, а прилететь вполне может и по нам, хотя вероятность, конечно, небольшая. Мозг еще не плавился и даже не начинал кипеть, но в нем свербило понимание того, что я сейчас не в окопе, не в погребе и даже не в одном из тех домиков — я просто в чистом поле и наблюдаю за разрывами рассыпающих звездочки над моей головой мин. ОстротА была где-то поблизости, хоть я ее и не видел, и в любой момент была готова впиться в мое тело и тела моих спутников, или даже просто сломать напополам и вывернуть наизнанку. Возможно, кого-то одного из нас. Напичкать осколками, выпить кровь через раны, пока оставшиеся два будут пытаться утащить его в безопасное место, затянуть жгутами и обколоть обезболами. Но. Пока я думал об этом, снова ожила рация.
— Граф, это не по вам стреляют.
— Ротный — Графу. Мы видим, куда мины ложатся. Попробуем продолжить, но если совсем плохо будет, вернемся, прием.
— Принято.
Вот и поговорили, собственно. Ладно, человек спросонья, а ему уже нужно какие-то вопросы решать — связываться со всеми подряд, командовать, отвечать на постоянные вызовы. Время от времени из рации доносились какие-то переговоры, а я в полной мере осознавал, что задачу надо выполнить в любом случае. Зачем я вообще с ротным связывался? Возможно, только затем, чтобы побравировать — вот, дескать, по нам стреляют, а мы все равно идем до победного. Помнится, я ему рассказывал, что у моего прадеда было несколько медалей за «Отвагу», а мне бы хоть одну… С другой стороны, не слишком ли глупо думать о медалях в тот момент, когда ты ползешь вперед по этому полю с осознанием того, что вполне можешь остаться этот грунт удабривать? Вон как наши украинские коллеги, засыпанные своим же танком. А ведь когда-нибудь здесь опять может быть дачный поселок, и на их раздробленные кости кто-нибудь наткнется во время посадки редиски. Или на мои.
— Не останавливайся, милый, продолжай, — томно уговаривала меня ОстротА, наблюдая за моими перемещениями, — давай, еще немного, еще проползи под обстрелом. Ты же не хочешь разочаровать командование? Нельзя бросать все на полпути. Ты же не такой, как все эти трусы, ты сможешь сделать мне приятно.
Нужно думать не о ней, нужно думать о задаче, нужно выполнять задачу. Каждая задача требует определенной мозговой активности, даже если это просто поход за водой, и тем более, если это попытка возвести укрепление под обстрелом. Сейчас нужно думать о том, где бы получше оформить блиндаж, потому что, согласно задаче, он должен расположиться где-то здесь. Вот, например, в окружении кустов неприметное место с хорошей видимостью в сторону Угледара.
Я обернулся назад — вот Капитан, а вот и Гиннес, каски торчат чуть выше уровня земли поодаль от меня. Добрались. Дело за малым — выкопать яму, закопать противотанковую мину, произвести подрыв, потом раскопать воронку, выкопать вглубь еще одну яму, еще подрыв, раскопать, накрыть сверху хворостом и оставить почти готовое укрепление, которое кому-то зачем-то тут понадобилось. Его ведь даже не ротный придумал, кто-то сверху посмотрел на карту, постучал по карте пальцем и сказал, что тут должен быть блиндаж. Потом по карте постучал палец моего командира, потом я нашел подходящее место в указанном секторе, и вот саперная лопатка Гиннеса вгрызается в землю, постепенно углубляясь в местный чернозем.
Копал он лежа, что на самом деле страшно тупо и неудобно, но высовываться сейчас точно было не нужно. Миномет в очередной раз перестал плеваться железом и взрывчаткой, стрелки в посадках тоже успокоились, поэтому тишину нарушал только скрип лопаты, но лишний раз подняться — лишний раз привлечь к себе внимание ОстротЫ. Нужно быть тише воды ниже травы, и тогда будешь иметь определенные шансы на успех. Она не дотянется длинной когтистой лапой до того, кого не видит. Во всяком случае, я хочу в это верить.