казанное им во время сражения подчиненному, который неловко исполнил приказание, ему данное:
— Вы пороху нье боитесь, но зато вы его нье видумали.
* * *
Ланжерон был умный и довольно деятельный генерал, но ужасно не любил заниматься канцелярскими бумагами — он от них прятался или скрывался, выходя из дому по черной лестнице. Во время турецкой войны молодой Каменский у него в палатке объяснял планы будущих военных действий. Как нарочно, на столе лежал французский журнал. Ланжерон машинально раскрыл его и напал на шараду. Продолжая слушать изложение военных действий, он невольно занялся разглядыванием шарады. Вдруг, перебивая Каменского, вскрикнул:
— Что за глупость!
Можно представить себе удивление Каменского, когда он узнал, что восклицание относилось к глупой шараде, которую генерал разгадал.
* * *
Во время своего начальства в Одессе был он недоволен чем-то купцами и собрал их к себе, чтобы сделать выговор.
— Какой ви негоцьянт, ви маркитант, — начал он свою речь, — какой ви купец, ви овец. — И движением руки своей выразил козлиную бороду.
* * *
Однажды граф Остерман-Толстой повел Милорадовича на верхний этаж своего дома, чтобы показать ему результаты ремонта.
— Бог мой, как хорошо! — сказал Милорадович, осматривая вновь отделанные комнаты. — А знаете ли, — прибавил он, смеясь, — я тоже отделываю и убираю как можно лучше комнаты в доме, только в казенном, где содержатся за долги. Тут много эгоизма с моей стороны: неравно придется мне самому сидеть в этом доме!
Действительно, этот рыцарь без страха и упрека, отличавшийся, подобно многим генералам того времени, своей оригинальностью, щедро рассыпавший деньги, — всегда был в неоплатных долгах.
* * *
Известно, что граф Милорадович любил играть в карты и играл большей частью очень неудачно.
Однажды, после несчастливо проведенной за картами ночи, когда в кармане не осталось ни одного рубля, граф явился утром во дворец, что называется, не в духе.
Император Александр Павлович, заметив, что граф невесел, спросил его:
— Что ты скучен?
— Нечем заняться, ваше величество!
Государь пошел в кабинет, взял первую попавшуюся книгу, вырвал все печатные листы и положил вместо них туда сторублевые ассигнации, сколько могло уместиться.
Возвратясь в зал, государь подал Милорадовичу книгу и сказал:
— Прочти-ка, граф, от скуки этот роман, он очень занимательный!
Граф, схватив книгу, отправился домой. На следующее утро является снова во дворец, но уже с веселым видом и говорит императору:
— Первый том я уже прочел, ваше величество, очень хорош… не знаю, как второй будет?
Александр Павлович опять отправился в кабинет и, взяв другую книгу, повторил с ней ту же историю. Потом вынес ее Милорадовичу и сказал:
— Это, граф, том второй и последний.
* * *
Назначенный в конце царствования Александра I петербургским генерал-губернатором, Милорадович оказался очень плохим администратором. Современное ему общество очень хорошо знало его беззаботность, невнимание и легкомыслие при решении массы дел и прошений, к нему поступавших, и вот однажды выискался затейник, который сыграл над генерал-губернатором следующую шутку.
Была написана и подана Милорадовичу особого рода челобитная, будто от ямщика Ершова, причем расчет шутника-просителя состоял именно в том, что Милорадович подпишет резолюцию, по обыкновению не прочитав бумаги. Ожидания вполне оправдались. Челобитная мнимого ямщика:
«Его сиятельству, г. с-петербургскому военному генерал-губернатору, генералу от инфантерии и разных орденов кавалеру, графу Михаилу Андреевичу Милорадовичу, ямщика покорнейшее прошение:
Бесчеловечные благодеяния вашего сиятельства, пролитые на всех, аки река Нева, протекли от востока до запада. Сим тронутый до глубины души моей, воздвигнул я в трубе своей жертвенник, пред ним стоя на коленях, сожигаю фимиам и вопию: мы еси Михаил, — спаси меня с присносущими! Ямщик Ершов».
Милорадович написал сбоку резолюцию: «Исполнить немедленно».
* * *
В какой-то торжественный день Остерман давал большой обед всем иностранным послам, находившимся в Петербурге. Во время обеда графу доложили, что его желает видеть Преображенский солдат, присланный из дворца с письмом от императрицы. Граф тотчас велел пригласить посланного в столовую, вышел к нему навстречу, усадил, налил вина и вежливо попросил подождать несколько минут, пока он прочтет письмо и напишет ответ. Возвратившись из кабинета, Остерман снова осыпал посланца любезностями, заставил его выпить еще стакан и проводил до дверей. Иностранные послы были крайне удивлены такой чересчур натянутой вежливостью и даже несколько оскорбились. Остерман, заметив это, сказал им:
— Вас изумляет, господа, мое слишком предупредительное обращение с простым солдатом? Но ведь счастье так изменчиво и капризно в нашей стране. Кто знает, может быть, через несколько дней этот самый солдат сделается вдруг всесильным человеком.
* * *
Генерал-поручик Остерман жил роскошно в Москве. Не считая многочисленных праздников, каждое воскресенье бывали у него открытые обеды на 50 и более персон.
Однажды кто-то, разговаривая с графом Кутайсовым о его натянутых отношениях с Остерманом, выразил удивление, отчего Кутайсов не поедет как-нибудь, в воскресенье, обедать к гордому барину.
— Но как я поеду? Остерман никогда не зовет меня!
— Э, ничего, — отвечал собеседник, — никто не получает приглашений на его воскресные обеды, и все к нему ездят. У него дом открытый.
Думал-думал Кугайсов и в воскресенье поехал перед самым обедом к Остерману.
В гостиной Остермана тогда уже сидели все тузы, вся элита Москвы. Приезжающие к обеду обыкновенно пропускались без доклада, и Кутайсов вошел.
Бывший канцлер, как только увидел нежданного посетителя, тотчас пошел к нему навстречу, приветствовал его с чрезвычайной вежливостью, усадил на диван и, разговаривая с ним, через слово повторял: ваше сиятельство, ваше сиятельство…
Долго ждали обеда. Наконец камердинер доложил, что кушанья готовы.
— Ваше сиятельство, — сказал Остерман Кутайсову, — извините, что я должен оставить вас: отправляюсь с друзьями моими обедать. — Потом, приветливо обращаясь к другим гостям, добавил: — Милости просим, господа, милости просим.
И все за хозяином потянулись в столовую.
Граф Кутайсов остался один в гостиной.
* * *
Граф Ф. А. Остерман, человек замечательного ума и образования, отличался необыкновенной рассеянностью, особенно под старость.
Садясь иногда в кресло и принимая его за карету, Остерман приказывал везти себя в Сенат; за обедом плевал в тарелку своего соседа или чесал у него ногу, принимая ее за свою собственную; подбирал к себе края белого платья сидевших возле него дам, воображая, что поднимает свою салфетку; забывая надеть шляпу, гулял по городу с непокрытой головой или приезжал в гости в расстегнутом платье, приводя в стыд прекрасный пол. Часто вместо духов протирался чернилами и в таком виде являлся в приемный зал к ожидавшим его просителям; выходил на улице из кареты и более часу неподвижно стоял около какого-нибудь дома, уверяя лакея, «что не кончил еще своего занятия», между тем как из желоба капали дождевые капли; вступал с кем-либо в любопытный ученый разговор и, не окончив его, мгновенно засыпал; представлял императрице вместо рапортов счета, поданные ему сапожником или портным, и т. п.
Раз правитель канцелярии поднес ему для подписи какую-то бумагу. Остерман взял перо, задумался, начал тереть себе лоб, не выводя ни одной черты, наконец вскочил со стула и в нетерпении закричал правителю канцелярии:
— Однако ж, черт возьми, скажи мне, пожалуйста, кто я такой и как меня зовут!
* * *
Генерал Сидоренко получил орден Белого орла. Государь, увидав его во дворце, заметил, что этого ордена на нем не было, и, думая, что ему, быть может, еще неизвестно о монаршей милости, так как пожалование только что состоялось, спросил его:
— Ты получил Белого орла, которого я дал тебе?
— Получал, ваше величество, — ответил Сидоренко со своим неискоренимым хохлацким выговором. — Да чем я того орла кормить буду?
Государь рассмеялся и назначил ему аренду.
* * *
И. А. Крылов был одним из усерднейших посетителей Английского клуба, где обычно и совершал свои часто неимоверные застольные подвиги. Английский клуб считался чрезвычайно солидным общественным собранием, местом свидания чиновной знати, словом, аристократическим клубом, и туда охотно заявлялись приезжие богатые помещики. Однажды кто-то из гостей разговорился и, как это нередко бывает, увлекся или, выражаясь точнее, заврался. Рассказывал он, главным образом, об изобилии плодов земных в его местах и, повествуя о волжской рыбе, пожелал показать, какой длины стерляди ловят на Волге, и начал расставлять руки. Случилось, что Крылов сидел как раз рядом с ним. Как только краснобай-помещик начал раскидывать руки, обозначая размеры своей стерляди, Крылов тотчас быстро отодвинулся к другому концу стола со словами: «Позвольте я подвинусь, чтоб дать дорогу вашей стерляди!»
* * *
Император Николай I знал лично и очень любил Крылова. Случилось, что государь встретил его на улице как раз в то время, когда императорская семья жила в Аничковом дворце, а Крылов, служивший в Публичной библиотеке, имел там казенную квартиру.
— Как поживаешь, Иван Андреич? — приветствовал его государь. — Мы с тобой давненько не видались.
— Давненько, ваше величество, — ответил Крылов, — а ведь близкие соседи!
Публичная библиотека и Аничков дворец разделены между собой только небольшой Александрийской площадью.
* * *
Самой комической выходкой И. А. Крылова можно считать сделанную им поправку в контракте на наем квартиры. Домовладелец в контракт вставил пункт, где было сказано, что в случае, если по неосторожности Крылова дом сгорит, то Крылов обязан уплатить владельцу 60 ООО рублей. Крылов, прочитывая контракт, взял перо и приставил к цифре два ноля, так что вышло 6 миллионов. Домовладелец попрекнул его, зачем он зря марает контракт, но Крылов спокойно сказал ему, что он вовсе не думал забавляться. «Вам так будет лучше; приятнее же знать, что получишь 6 миллионов, чем 60 тыся