мощь моих соратников по несчастью тоже ни к чему не привела. Мы оказались заперты в этом раззолоченном зале, и заперты, похоже, очень надежно.
— Он наложил магическое заклятие, — прошептала побелевшими губами Наташка. — Мы обречены. Отсюда нет выхода.
— Но здесь же светло, — запротестовал Закревский. — Пусть дверь не открывается, но есть же окна.
— Окон здесь нет, — возразила мудрая львица. — А свет исходит от саркофага, который пропитан специальным составом. Его хватит еще на добрую тысячу лет, но нам от этого легче не будет.
Наташке мы, естественно, не поверили и долго еще обшаривали в поисках выхода обширный зал древнего мавзолея. Однако без всякого успеха. Из этого помещения был только один выход. Тот самый, который крепко закупорил магическим заклятием ведун Варлав, возмечтавший о вселенском величии. Самым разумным в сложившейся ситуации было сесть на каменные плиты и предаться размышлениям. Воды у нас с собой не было, пищи тоже. Вырисовывалась веселенькая перспектива смерти от жажды и голода. Я попробовал было повторить трюк с перемещением в пространстве, который однажды мне удался в храме Йо. Но, увы, открыв глаза, я обнаружил, что нахожусь не в загородном дворце Бори Мащенко, а всё в том же зале с саркофагом, в окружении своих опостылевших знакомых.
Первым не выдержал Закревский:
— Я пить хочу.
— Стыдно, фюрер, вы же не ребенок, — попробовал я его урезонить.
— Идите вы к черту, Штирлиц, — возмутился актер. — Это по вашей милости мы здесь очутились. Если вы действительно демон, то извольте нас вытащить отсюда.
Требование было абсолютно несуразным, и поэтому я не стал на него реагировать. А неугомонный актер принялся осматривать саркофаг в поисках воды и пищи. Он, видите ли, где-то читал, что в могилы древних вождей их скорбящие подданные всегда подкладывали продукты питания и воду, дабы облегчить покойнику жизнь на том свете.
— Он похоронен по меньшей мере три тысячи лет назад, — покачал головой Хохлов. — Вода уже протухла, а продукты испортились.
Однако скептицизм Наполеона не подействовал должным образом на фюрера, который с завидным упорством пытался вскрыть саркофаг. Утомившись бесполезными трудами, он извлек из впадины серебряный сосуд и заглянул внутрь.
— Там что-то булькает, — сказал он нам восторженно.
— Не пей, Аркадий, козленочком станешь, — попробовал предостеречь его Хохлов.
Но упрямый актер не внял предостережениям «сестрицы Аленушки» и влил-таки в себя подозрительный продукт. Результат не замедлил сказаться. Козленочком он, конечно, не стал, но в козла превратился. Или в сатира, кому как нравится. Руки и ноги у него остались человеческими, но тело обросло шерстью, а на лысеющей голове выросли изящные рожки.
— Я же тебя предупреждал, Аркадий! — ахнул Наполеон.
— Предупреждал он! — возмутился Закревский. — Это ты меня заколдовал!
— Да ни сном, ни духом. — Бизнесмен даже перекрестился. — И в мыслях не держал.
Ну, положим, в мыслях Хохлов такое превращение Закревского как раз и держал, более того, он его даже обнародовал вслух.
И тут меня осенило, я вскочил на ноги и вскричал:
— Эврика!
— Воду нашел? — встрепенулась Верка.
— Нет. Способ выбраться отсюда.
Недолго думая, я вырвал из рук растерявшегося сатира драгоценный сосуд и сам к нему приложился. Надо сказать, что влаги там было всего капли три. Но, по моим расчетам, и этого должно было хватить для чудесного перемещения из эпохи в эпоху. Во всяком случае, я на это очень надеялся. Мысленно представив холл загородного дома, где мне довелось побывать дважды, я стал перебрасывать туда своих спутников одного за другим, рассаживая их по многочисленным стульям и креслам. Себе я выбрал очень удобное кресло у окна и с наслаждением в него плюхнулся.
— Да что же это такое?! — услышал я голос расстроенного Бориса Семеновича. — Козла-то зачем в дом пустили?!
После этого мне не оставалось ничего другого, как открыть глаза и громко произнести:
— Опля.
Картине, открывшейся моему взору, более всего подошло бы название «Не ждали». Мащенко, воздев руки к потолку, стоял посреди холла и ошарашенно разглядывал неожиданно нагрянувших гостей. На коленях у ошеломленного Миши сидела Верка и нервно курила его сигарету. Что касается Василия, то он с пистолетом в руке притаился за кадкой, в которой росла пальма и которую за каким-то чертом Мащенко разместил в холле, и целил мне в лоб. Пожалуй, только стоявший у журнального столика генерал Сокольский сохранял спокойствие, но далось ему это, надо полагать, очень нелегко.
— Убери пистолет, — посоветовал я Василию. — Чего доброго, выстрелит.
Василий моему совету внял, пистолет спрятал, но из-за кадки с пальмой так и не вышел. На его лице явственно читалось недоверие, как ко мне лично, так и к моим спутникам, потревожившим послеобеденный отдых солидных людей.
— Да что же это такое! — воскликнул Закревский, подойдя к зеркалу. — Я же рогатый!
— Не расстраивайся, Аркадий, — утешил его Хохлов. — На сцене тебе цены не будет. Публика начнет валом валить на спектакли с твоим участием.
— Нет уж, позвольте! — взорвался Закревский. — Я артист, а не клоун! Верните мне мой истинный лик. Я благородный отец по амплуа!
— Будешь играть теперь обманутых мужей, — пожал плечами Хохлов. — Публике с первого взгляда всё будет ясно.
— Может, шерсть с него состричь, а рожки прикрыть шляпой, — предложил сердобольный Миша. — У меня есть машинка.
— Давайте всё по порядку, — веско произнес генерал Сокольский.
Доклад начал я, как это и положено давно завербованному агенту. К сожалению, связного рассказа у меня не получилось. Закревский продолжал буйствовать у зеркала, требуя от органов наказания виновных. Все остальные вели себя нисколько не лучше, без конца перебивая, и то и дело отпуская замечания по поводу моих выводов и предположений.
— Значит, вы, Чарнота, стали зверем апокалипсиса? — уточнил Василий.
— Да еще каким зверем! — не удержался от комментариев Закревский. — Это же тихий ужас. Вот люди не дадут соврать. Такие клыки в пасти, что хоть стой, хоть падай. — Он взглядом буквально пригвоздил меня к месту.
— А Жака де Круа убил ты? — резко повернулся к Смирнову генерал.
— Его убил дэв, — пояснил я. — Думаю, что окончательно и бесповоротно. Бедному Жаку уже не воскреснуть. Хотя умер он две сотни лет назад, но всё равно парня жалко.
— Некоторые умудрились несколько столетий назад жениться, — ехидно заметила Верка. — И ничего. Живут себе.
Камешек был в мой огород, и поэтому я отреагировал почти мгновенно:
— От ведьмы слышу.
— Попрошу не оскорблять мою жену! — вскинулся было Смирнов, но Сокольский остановил его строгим взглядом.
— Значит, Варламов нашел то, что искал? — задумчиво проговорил Станислав Андреевич.
— Нашел, — подтвердил молчавший до сих пор Крафт. — И не думаю, что нашим органам удастся остановить этого безумца.
— А кто способен его остановить? — резко обернулся к Цезарю Сокольский.
— Зверь апокалипсиса.
— Вы имеете в виду господина Чарноту?
— Да.
— Но каким образом?
— Не знаю. Спросите у него. Он, по-моему, самой судьбой предназначен для этого.
— А вы? — нахмурился Сокольский. — Какие ценные качества приобрели в Вавилонской башне вы, господин Крафт?
— Я могу взглядом сдвинуть кадку с пальмой, если угодно.
— Попробуйте, — предложил Сокольский.
Крафт нахмурился, вперся глазами в пальму и действительно сдвинул ее на целый метр, перепугав при этом Василия, который встревоженным зайцем отпрыгнул от самодвижущейся кадки.
— Теперь мне ясно, каким образом погиб Тюрин, — криво усмехнулся Сокольский.
— Вам не поверит ни суд, ни прокуратура, Станислав Андреевич, они сочтут вас сумасшедшим.
— Пожалуй, — вздохнул Сокольский. — Так что вы предлагаете, Чарнота?
План у меня был, но для его реализации мне нужен был помощник. Однако Закревский наотрез отказался участвовать в мистификациях подозрительного во всех отношениях субъекта.
— Сыт по горло, — вскричал экзальтированный фюрер, ставший сатиром.
— Вы что же, так и собираетесь доживать свой век в козлином состоянии? — вежливо спросил я.
Аргумент был убийственным, и Закревский сдался. Я нисколько не сомневался, что при своем тридцатилетнем актерском опыте он справится с ролью на отлично. Зато в себе я не был уверен. Ведун Варлав орешек крепкий, и было бы совсем нелишним заручиться поддержкой жрецов храма Йопитера. Я вопросительно взглянул на Наташку.
— Ладно, — отозвалась на мою просьбу мудрая львица. — Я попробую связаться с Завидом.
После чего Наташка испарилась со стула, заставив вздрогнуть от испуга Бориса Мащенко.
— Такая красивая девушка, — вздохнул он сокрушенно, — и ведьма. Как же плохо мы воспитываем молодежь.
— На себя посмотри, — огрызнулась Верка, которая почему-то приняла вздохи Бориса Семеновича на свой счет.
— Приступаем, — повысил голос Сокольский. — Времени на препирательства больше нет.
Адрес господина Варламова органам был известен. Они, похоже, уже давно организовали за ним слежку. Во всяком случае, Сокольский еще до нашего возвращения знал, что Варламов вернулся в свой двухэтажный особняк на окраине города. Туда мы и отправились на двух машинах, полные решимости поквитаться с коварным ведуном. Главная роль в грядущем представлении отводилась мне и Закревскому, остальных Сокольский держал на подхвате, на случай непредвиденных обстоятельств.
Время было ночное, но еще не настолько позднее, чтобы нас клонило в сон. Закревский мучительно потел в одолженном у Мащенко смокинге, что, впрочем, и неудивительно при таком обилии шерсти. Шляпу, тоже подаренную предпринимателем, Аркадий Петрович не снял даже в машине.
— Меня же полгорода знает! И вдруг — Закревский с рогами! Зачем мне лишние слухи.
— Чуть не забыл, — спохватился я. — Кто-нибудь умеет петухом кукарекать?