– Никто тебя об этом и не просит. Горожане напали на госпожу Скиталицу, так что не видать им теперь госпожи Скиталицы. Посмотрим, как им это понравится.
– Нет… Я про то, что мне теперь в деревню нельзя. Я… потерпела неудачу.
– Не ты, – мрачно пробормотал Лоан. – Просто кто-то людей подбил, вот и все. Перед тем, как найти тебя, я пробежался по городу и подслушал разговоры. Мне в голову пришла мысль, что кто-то затеял поиграть в слухи. О, если надо на кого-то вину свалить, то горожане сразу на нас оглядываются, но острие копья наводит она. Она указывает им цель.
Знаешь, почему пеплоход бродил по округе? Кто-то пошел к нему и наплел, будто смерти Скитальцев – это убийства и будто все горожане хотят, чтобы ему выдали лицензию на охоту. И вот люди, увидев, как он ошивается тут, втемяшили себе в голову, что Скитальцев и правда убили. Они каждый день повадились ходить к дверям губернаторского дома и спрашивать, почему пеплохода еще не наняли. Она по-своему пересказала письмо инспектора Скейна… и как-то завладела его дневником… Но я ума не приложу, зачем она мутит воду.
– Это не так важно, – слабо ответила Хатин, почти не слушая Лоана. Ее ошеломленный разум едва ли мог найти объяснение вспыхнувшему, как лесной пожар, гневу людей и их обвинениям. Впрочем, одно она понимала: Арилоу камнями погнали из Погожего. Горожане отвергли ее. Давняя игра проиграна, и уже ничто не стоит между Плетеными Зверями и разрушением. – Все кончено. От меня требовалось выполнять одно, и я не справилась. Теперь не знаю, как все исправить. Больше от меня проку нет, я подвела всю деревню.
Они достигли вершины скалы, с которой была видна деревня, и на которой однажды Когтистая Птица расставил травяных ягуаров.
Лоан остановился и закусил губу.
– Эти старухи хлопот тебе не доставят, – заверил он. – Пусть даже не пытаются. У тебя смелости больше, чем у них всех вместе взятых. Ты для защиты деревни делала такое, на что ни одна из них не отважится. Я знаю, на что ты решилась, Хатин. Когда нашли Скейна, я подумал и сообразил, как получилось, что ты пришла к берегу туда, куда моя мать завела Арилоу. Там лучше всего искать иглы морских ежей.
– Что? – дрожащим голосом вымолвила Хатин.
– Я никому не сказал, – кротко произнес Лоан, – и не скажу. Я с самого начала помогал хранить твою тайну. Кто, по-твоему, перерезал веревку на лодке второго инспектора, когда вас с Арилоу вывели из дому и ты уже не могла действовать?
– Ты… – Хатин уставилась на него. – Ты отправил его… Думаешь, это я убила инспектора Скейна?
Теперь уже Лоан уставился во все глаза на Хатин; его лицо, как зеркало, отразило ужас на ее собственном. Над ними Повелитель Облаков распустил по ветру султаны траурных одежд, а под ногами у них тряслись в беззвучном хохоте орхидеи; рядом разверзлась шипящая бездна темноты. Ни Лоан, ни Хатин уже не могли успокоиться.
– Надо спуститься в деревню, – быстро и напряженно произнес Лоан.
– Мне нельзя, – ошеломленно прошептала Хатин. – Просто… нельзя.
– Ладно, оставайся тут с госпожой сестрой, – Лоан глубоко вздохнул, однако Хатин глядела ему под ноги и не видела выражения на его лице. – Я пойду и расскажу им о случившемся, а после вернусь и передам их ответ. Вас можно тут оставить?
Хатин кивнула, не смея поднять на него своих глаз.
Больше Лоан ничего не говорил. Он отошел к краю скалы и спустился на тропинку. В последний миг он обернулся, и Хатин поразилась тому, какие боль и потрясение читались у него на лице. В болезненном сочувствии она улыбнулась ему шире и даже чуть помахала рукой, однако Лоан, исчезнувший за краем скалы, этого уже не увидел.
Хатин опустилась на колени рядом с сидящей словно в трансе Арилоу и посмотрела на пляж, в сторону деревни, которая больше не казалась ей родным домом. Будущее представлялось совершенно безрадостным. Если горожане решат, что Арилоу – часть заговора и тоже повинна в убийствах Скитальцев, то как могут Плетеные Звери ее принять? Само собой, прогонят, лишь бы деревню спасти. Что до Хатин… Лоан, скорее всего, не единственный, кто считает ее убийцей инспектора Скейна. Так, наверное, думают все.
Казалось, Лоана не было целую вечность. Ну конечно, сельчане не велели ему возвращаться на гору. Хатин стала им ненужной, как и Арилоу. Их бросят там, на вершине, и пусть помирают с голоду – или поймут намек и скроются во тьме.
Но нет, вон он, на пляже! Пусть даже ее возненавидели всей деревней, умереть с голоду в ожидании ответа ей не дадут. Хотя бы Лоана отправили поговорить.
Он нес фонарь – наверное, чтобы Хатин могла спустить вниз Арилоу. Лоан прикрыл его, оставив лишь щелочку. Он бежал вдоль пляжа, подавшись вперед, словно наперекор сильному ветру. Потом выпрямился, и Хатин поняла, что для Лоана он больно высок и крепок. А в следующий миг этот человек швырнул фонарь в стену ближайшей хижины.
Хатин могла лишь, как во сне, смотреть на пламя, что нежными золотистыми руками охватывает высушенную на летнем солнце пальмовую крышу. Над камнями, словно светлячки, возникли еще фонари и бросились на дома на сваях, а в новом потоке света черная гряда камней вдруг отрастила головы, руки, ноги: на пляже из ниоткуда возникли десятки людей. Они мотыгами и серпами принялись прорубать дыры в горящих хижинах.
Раздался животный крик, и свозь одну такую дыру кто-то вырвался. Над головой вихрем, точно дым, взвивались белые волосы, а за худыми плечами распростерлись огненные крылья. Взметнулась тяпка, и призрак рухнул. Толпа сомкнулась, и Хатин только смогла разглядеть, как взлетает и опускается лес мотыг да кольев; то тут, то там сверкали отблески красного пламени на металлических лезвиях.
– Папа Раккан, – хрипло сказала Хатин. Она почти не слышала себя. – Папа Раккан! – Она прижала к глазам кулаки, пытаясь задавить возникший образ, но тот никак не таял во тьме за сомкнутыми веками. «О нет, о нет… папа Раккан…»
Толпа, дрожа, смотрела вниз. Люди медленно опускали оружие, осознав, что же они натворили. Еще мгновение – и они побегут, пытаясь скрыться от содеянного…
По бухте, отдаваясь эхом, разнесся жуткий пронзительный свист. В стороне от толпы стояла одинокая фигура; в колеблющемся свете фонаря она отбрасывала на песок чудовищно раздутую тень, а над головой у нее, как прирученный бес, порхала мерцунка. Женщина что-то прокричала, достала бутылку и, отхлебнув из нее, швырнула в ближайшую хижину. В следующий миг угасшее было пламя ожило, и наружу, на песок, с тонкими детскими криками спрыгнули четыре человечка и устремились прочь.
Джимболи запрокинула голову и разразилась хохотом, который не спутаешь ни с чьим другим; затем он перерос в хриплые крики, когда она помчалась вдогонку. Следом за ней – еще дюжина мужчин. Она кричала, словно играя в ведьму-чайку, однако на сей раз дети спасались от нее и кричали по-настоящему.
Хатин оставалось только смотреть, до боли прижимая кулаки к раскрытому рту.
Вот и другие хитроплеты сообразили, что творится, и начали выскакивать из хижин. Некоторые, в надежде задержать врагов, набрасывали на них сети, а кто-то из родителей кидался на пришельцев со скорняцкими ножами, чтобы позволить детям убежать.
«О нет, о нет, только не это… – В свете фонарей Хатин смотрела, как рассеиваются по пляжу крохотные узелки – хитроплеты – и как их ловят; услышала стук камней, когда кто-то попытался бежать по горной тропке. – Пещеры, пещеры, прошу, бегите к пещерам…»
Пара обнаженных женщин бросилась к воде и ушла так плавно, что та с охотой приняла их. Пару секунд спустя на близлежащих рифах полыхнула алая вспышка, и по бухте разнесся отзвук грохота. Черная шкура моря взорвалась белым, когда в нее что-то ударило. Хатин сообразила, что это мужчины затаились с длинноствольными ружьями на высоких камнях и палили по воде.
Одна из женщин сильно напоминала Эйвен.
– Эйвен! – Хатин вскочила на ноги, но ее крик затерялся на фоне неровного эха, когда по бухте заметался шум от второго выстрела. Пуля вновь взбила пену на воде, а Хатин вдруг сообразила, что женщины отвлекают внимание от пещеры Хвост Скорпиона и набившихся туда беглецов.
«…прошу вас, бегите в грот, о святые предки, пусть остальные добегут в грот…»
Хатин хотела прокричать это в голос, пусть бы ее даже заметили и застрелили из ружей, и пусть бы она скатилась в самую гущу объятого пламенем безумия, ибо тогда – она была почти уверена в этом – остальные побежали бы быстрее и добрались бы до укрытия. Но не успела она и рта раскрыть, как услышала призыв Джим-боли на просторечи. Ее ликующий голос был похож на карканье ворона:
– Пещеры! Я знай путь-побег! Грот внутрь-щель, форма лови-рыбу-крюк!
Пляж почернел, когда толпа устремилась к скале, а Ха-тин услышала другой голос, снова и снова с надрывом повторяющий на языке хитроплетов:
– Бегите! Бегите! Бегите! – Это был Лоан. Когда тишина вдруг серпом отсекла его речь, Хатин поняла, что предназначались эти слова ей.
Ничего не соображая, Хатин схватила Арилоу за руку и побежала практически вслепую.
Глава 10. Среди праха
Арилоу то и дело спотыкалась, но Хатин не обращала внимание на тихое болезненное нытье сестры и упорно поднимала ее на ноги, крепко придерживая за талию.
Пока девочки продирались через заросли ежевики и гамаки паутины, Хатин на ходу переигрывала в голове сценарий произошедшего на пляже так, чтобы все в итоге спаслись, убежав или обхитрив врага. Папа Раккан просто упал, оглушенный ударами. Стрелки́ на рифах промахнулись, не задев Эйвен. Дети оторвались от Джимболи в каменном лабиринте, где мама Говри собрала всех и отвела в пещеру. Ведь мама Говри всегда обо всем позаботится. Лоан умолк, потому что его заметили, и только. А Джимболи знать не знала о Тропе Гонгов…
Тогда прямо сейчас вся деревня уже плывет через подводный тоннель, а сбитые с толку преследователи взирают на молчаливую черную гладь озерца. Сельчане вскоре вынырнут в пещере зубов и станут ждать тех, кто отстал или спасся другим путем. Если бы только у Хатин получилось дотащить Арилоу до шахты у Погожего, она бы проникла в пещеры и встретилась там со своими…