На лице Томки отразилось почти не скрываемое восхищение.
– Ты сейчас поскачешь в тот большой лагерь, где остановились местные охотники за головами, и скажешь, что тут семью хитроплетов собираются взять в плен люди из Гиблого Города. Только про пеплохода не говори, и будь…
Птица подскочила на месте, и Томки запрыгнул ей на спину. Миг – и они унеслись, оставив на земле лишь следы и несколько перьев.
– …осторожен, – договорила Хатин.
Джейз некоторое время пристально смотрел на нее, затем снял болт с ложи арбалета и присел со вздохом рядом с Арилоу.
– Когда они придут… – пробормотал он.
– Начнется неразбериха, – закончила Хатин. – А мы побежим в город. Все вместе.
Раздались крики и возмущенно зашуршали кусты, ломаясь под ногами бегущих. Похоже, Томки заметили. Засвистели пращи. Потом надолго воцарилась тишина, и наконец издалека послышался высокий, пронзительный, полный задора голос.
– Томки, – шепнул Феррот. – Думаю, добрался до людей из Города Зависти.
Костер соседнего лагеря внезапно породил россыпь огоньков поменьше – зажглись факелы, за которыми темнела дюжина фигур. Началась перекличка, послышались разные акценты. Затем колонна факелов скакнула вперед, и разразился хаос: смешались крики, стук камней из пращей и выстрелы во тьме.
– Пора, – прошептал Джейз. Прозвучало как команда, но он будто ждал согласия.
Хатин кивнула.
Никто, похоже, не заметил, как они вылезли из канавы и побежали: Феррот справа от Хатин, слева – Джейз с Арилоу на руках. Они мчались через кустарники, и тут Феррот резко ахнул, и вот уже справа никого не было.
Хатин запнулась, остановилась и обернулась. Феррот лежал лицом вниз. Хатин подбежала, принялась тормошить его, коснулась чего-то влажного на затылке. Тщетно попыталась оттащить Феррота в ближайшие кусты, но тут из тьмы, пыхтя и с азартными криками, выбежали факельщики, окружив ее.
Факелы. Это местные. Вдруг они решат, что она заодно с ловчими из Гиблого Города?
– Хитроплет-я! – прокричала на просторечи Ха-тин. – Смотри! – Сорвав с головы шляпу, она взъерошила короткие мягкие волосы на лбу там, где было выбрито. – Смотри! – Обнажила верхние зубы и провела по ним пальцем. – Ошибка хоти убей и я без пользы-вы! Хватай нас плен и веди-город. Ошибка ищи-мы-убивай! – Она покровительственно опустила руки на спину Ферроту. – Хитроплет-мы…
Глава 19. Мыло градоначальника
Хатин и оглушенного Феррота тащили по ночным улицам Города Зависти, и Хатин невольно вспоминала слова Джейза: «Твоя задача – не попасться и не быть убитой…»
Что будет, когда пеплоход сообразит, кто их поймал, и заявится в дом градоначальника с лицензией на руках? Вдруг она завела Феррота в ловушку, из которой нет выхода? Она с тревогой наблюдала, как ловчие осматривают его.
Затем пара охотников подняла Феррота с земли и, закинув его руки себе на шеи, поволокла прочь. Остальные факелоносцы повели Хатин; за плечи ее взяли тяжелые руки. Когда она случайно встретилась взглядом с одним из конвоиров, уголки ее губ невольно поползли вверх. Она слишком устала, чтобы сдерживать улыбку, а он вздрогнул и поспешил отвернуться, будто коснулся неприятного склизкого существа.
Хатин провели через массивные ворота и дальше по площади до́ма правосудия, где повсюду на темной лужайке спали белые самки павлинов.
Лишь когда Хатин втащили в освещенный свечами коридор, она поняла, что это не больно-то похоже на тюрьму.
Ее провели по мозаичному полу, между двумя комплектами золоченых доспехов – в комнату с высоким потолком и нарисованными на каждой стене картами. Остров Чаек, очертаниями напоминающий Когтистую Птицу; вулканы, изображенные в веселых вишневых тонах; синее-синее море пестрело пятнышками прибитых жуков и мух.
Под картой сидел маленький лысеющий человечек с длинными красивыми усами каштанового цвета, намотанными на витую металлическую проволоку. На нем был камзол, пошитый, казалось, на человека телосложением намного крупнее. Когда стража ввела Хатин, он поднял на нее усталый замученный взгляд.
Стоило одному из стражей приблизиться и шепнуть ему что-то на ухо, как по лицу коротышки проскользнуло выражение чуть ли не выстраданной надежды.
– О! Понимаю. Ах, да! Конечно, вы молодцы. Не подождете ли снаружи? – Говор у него был быстрый, с отчетливым акцентом.
Когда стражники вышли, Хатин тревожно ощупала синяки на руках. В голову пришло сразу несколько причин, по которым этот коротышка мог быть рад ее видеть, и ни одна из них не сулила добра.
– Покажи-ка зубы, юноша.
Хатин не сразу вспомнила, что одета, как мальчик, и, оказывается, обращались к ней. Тогда она послушно обнажила зубы; коротышка взглянул на них через очки в проволочной оправе, а после с облегченным вздохом откинулся на спинку кресла.
– Так ты и правда хитроплет?
Хатин кивнула.
– Ясно. – Коротышка решительно сдвинул нефритовое пресс-папье, так что свиток, который оно удерживало, свернулся и щелкнул его по носу. Оба сделали вид, что ничего не произошло. – Полагаю, ты знаешь, кто я такой?
– Вы – градоначальник?
Коротышка удостоил ее слабой, хрупкой улыбки.
– Совершенно точно, юноша. Градоначальник Петрон Сун-Седролло. Ты наверняка слышал о герцогах Седролло. – Он махнул рукой, и Хатин только сейчас заметила на стене сотни небольших камей с изображением мужчин: воротники с оборками, раздвоенные бороды, – а среди них кое-где и женщин: волосы, стоявшие дыбом, сдерживали только усыпанные блестками сеточки. – А еще ты мог слышать о графах Сун. – На противоположной стене висела точно такая же галерея портретов.
Хатин начала понимать, отчего этот коротышка так мал ростом. Кто угодно усохнет, сидя под такими пытливыми взглядами.
– Ты, должно быть, гадаешь, отчего тебя представили мне. – Губернатор взглянул на Хатин, и нечто, что он увидел в ее лице, похоже, придало ему уверенности. – Ты, наверное, слишком молод, чтобы понять такое, но мне приходится управлять двумя крупными городами. Вот Город Зависти – это город живых, и ты его, думаю, уже видел, и население его насчитывает четыре сотни живых душ. А дальше, у подножия Камнелома, за лиловыми озерами лежит город еще крупнее, и в нем томится четыре тысячи душ – невидимый город, население которого постоянно растет.
Хатин вспомнила Земли Праха недалеко от своей деревни, этот лес домиков для духов.
– Господин градоначальник… так все эти души – герцоги Седролло и графы Сун?
– Да, – протянул градоначальник с ноткой опустошенности в голосе. – Все до единого. И их кузены, их жены и жены их кузенов, и кузены жен кузенов их жен, и многие, многие другие прихлебатели. Их пепел привезли сюда еще во время первых высадок. – Он судорожно улыбнулся. – Само собой, тогда еще Земли Праха не находились по ту сторону озер. Мои предшественники выбрали самые лучшие и тучные земли, поближе к городу… но ты же знаешь, каков из себя Камнелом. Каждые полсотни лет или около того – ба-бах! трах! тара-рах! А потом мы узнаем, что всюду на подножии горы – прожаренные фермеры, старые озера вдруг превратились в ямы с сухой грязью, а новые, горячие, кипят уже где-то совершенно в ином месте.
Он вздохнул.
– Как бы там ни было, своим положением я обязан присутствию тут моих предков. Кто бы еще мог стать губернатором, как не единственный потомок всех этих отпрысков благородных родов? И где бы еще я мог служить, как не здесь, чтобы приглядывать за могилами предков?
– Но… – Хатин помялась. – Выказывать почтение вам наверняка должна помогать семья: дети, братья, сестры…
– У меня никого нет! – Бедный градоначальник Сун-Седролло махнул руками в сторону лиц на стенах. – Где мне найти время на жену и детей? Где найти время на братьев и сестер? Удивляюсь, как я еще нашел время самому родиться! – Усталый ум Хатин попытался переварить эту мысль и сдался. – Конечно же, в Городе Зависти много тех, у кого предки покоятся на горе, и они отдают пращурам почести, но никто, похоже, не мыслит так глубоко, как я.
Когда я сменил отца на посту градоначальника, то обнаружил, что годами бесчисленные подношения пищи сжигались в жертву предкам, но никто при этом не думал о столовых приборах. – В отчаянии он покачал головой. – Можешь себе представить? Более века герцогам Седролло и графам Сун приходилось есть руками.
Хатин начинала понимать, что никогда прежде не задумывалась о подобных вещах по-настоящему, и в то же время не могла отделаться от ощущения, что градоначальник задумывается о них слишком уж глубоко.
– В последние двадцать лет все, само собой, стало намного хуже, – продолжил он, – теперь все сжигают на камнях «векселя мертвых», не пытаясь даже выяснить, что действительно нужно предкам.
– Но… разве это не значит, что они смогут купить все, что им нужно после смерти? – Хатин видела несколько таких «векселей», каждый из которых был украшен яркими изображениями знаменитых предков и обещал покойному в загробной жизни сто тысяч монет золотом.
– Как же они это сделают? Сам подумай. У обитателей города мертвых карманы должны уже лопаться от этих бумаг. А с кем торговать-то? Что им купить, если у всех кругом только деньги?
Что ж, теперь хотя бы есть исчерпывающие записи обо всех подношениях, можно оценить размеры города и понять, что его обитателям требуется. Однако не проходит и года, чтобы я не обнаружил какое-нибудь важное упущение. И вот тут мы подходим к сути дела и пытке всей моей жизни. – Градоначальник поправил очки и долгое время неотрывно смотрел на Хатин. – Мыло, – промолвил он наконец.
– Мыло?
– Мыло. Я сам, став градоначальником, не задумывался о нем целых четыре года. Четыре года! Вообрази только сообщество четырех тысяч, которые более сотни лет живут в таком тесном соседстве друг с другом и совершенно без мыла! Это же антисанитария! Грязь! Засаленные воротники!
Он рассеяно раскидал по столу набор пресс-папье.
– А самое страшное – я никак не могу дать им его. Даже возлюбленному брату подарить мыло значит указать на его нечистоплотность. Как можно поднести мешок мыла первому герцогу Антоду Седролло, командовавшему Имперским флотом?