Карты были составлены с точностью, какую мог позволить себе только человек, способный воспарить над окрестными землями. Сама же работа была выполнена с невероятным для Скитальца мастерством, а значит, Объездчик хорошо владел собственным телом. На одной из карт на переднем плане был изображен орел, как если бы смотрящий глядел на землю мимо него, сверху. У Хатин закружилась голова.
У низенького мольберта стояло ветхое деревянное кресло. Хатин провела по нему рукой и подумала, что Объездчик, наверное, сидел за мольбертом, отправив свое зрение в полет и наощупь зарисовывал увиденное.
Феррот достал из общей кучи связку пергаментных листов.
– Тут одни изображения Камнелома, вид сверху – и все одинаковые. Зачем столько одинаковых карт?
– Может, эта пользовалась особенно хорошим спросом?
– Может… постой-ка. – Последовала долгая тишина, нарушаемая только шуршанием пергамента. – Постой-ка. Они не совсем одинаковые. Подойди сюда, глянь вот. – Хатин подошла, и Феррот указал на правый нижний угол самой верхней в стопке карты. – Видишь подпись? Это числа. А символ перед ними означает, что числа – это дата. Похожая подпись была на бумагах, которые мне выдали, когда я вышел из тюрьмы. Получается, на каждой карте стоит дата, и она всегда разная. Теперь взгляни сюда.
Феррот перевернул стопку карт, а затем взял ту, что оказалась сверху: Камнелом среди радужных озер, щерит в улыбке цепочку связанных щербатых кратеров, похожих на приоткрытые створки устрицы. Феррот ловко перелистнул следующую карту и еще одну, и еще, и еще… и так далее. На глазах у Хатин губы-створки постепенно раскрывались все шире, а склон вулкана покрывался крохотными трещинами и бороздками, ползущими вниз.
– Стой! – Видеть, как вулкан меняет форму, для нее было слишком. – Что это значит, Феррот?
– Не знаю.
Другие стопки карт точно так же отображали изменения вулканов. Одинаковые с виду карты, сменяя друг друга, являли глазу едва заметные перемены в облике гор. На десятках изображений одна только Скорбелла оставалась неизменной, но потом и ее кратер вдруг расширился. На склонах Повелителя Облаков появлялись новые крапинки. Да и Клык-Гора покрывалась непонятными пятнами, точно битый фрукт, и некоторые из них имели подозрительно ровные прямоугольные очертания.
Изображения Копьеглава по большей части были неразборчивы – из-за облачного венца. Однако, вглядываясь в угольную штриховку, глаза Хатин все же уловили в пределах кратера легкие перемены, игру света и тени. Кое-где ей даже привиделась туманная выпуклость вроде головки одуванчика.
– Может, это ничего и не значит, – предположил Феррот. – Разве странно, что вулканы во сне ворочаются?
Впрочем, убедить ни себя, ни Хатин ему не удалось. Оба покидали дом Объездчика с некоторым облегчением, хотя ничего нового узнать не удалось.
Все случилось, когда они заперли за собой дверь. Двое мужчин, что били баклуши у прилавка смолокура, внезапно скрылись в толпе. Раздался вопль, и они снова показались, таща за собой извивающуюся, сучащую ногами и царапающуюся женщину, худую, как тростник. Обшитая бисером шляпа-котелок слетела у нее с головы, явив всем выбритый лоб; толпа отпрянула, угрожающе зароптав. Все поняли, что это – хитроплетунья.
На мгновение взгляд Хатин затуманился, когда она вспомнила пляж в темноте, усеянный смертоносными искорками далеких факелов… Однако толпа не спешила смыкаться, из уважения к людям, что прижимали женщину к земле. Хатин узнала их – они были из отряда ловчих, из Гиблого Города. Ну конечно, градоначальник обзавелся хитроплетами-посыльными и распустил своих наемных головорезов, позволив заезжим свободно охотиться в городе.
Один из мужчин упер колено женщине в спину, и связал ей руки бечевкой. А потом вдруг, к собственному немалому удивлению, отлетел назад и грохнулся в пыль, хватаясь за нос. Второй тут же вскочил на ноги, но, оказалось, совершенно напрасно: бараний окорок, просвистев по широкой дуге, саданул его в висок и снова опрокинул в пыль. Воздух на рыночной площади ощутимо сгущался, потрескивая от напряжения во взглядах, которые разом уперлись в Феррота. Он стоял над связанной женщиной с бараньим окороком в руке.
На лице его застыло странное, облегченное выражение. «Я падаю, – как бы сообщало оно. – Больше никаких решений. Я теперь только падаю».
– Прекрати!
Подбегая к нему, Хатин физически ощущала, как взгляды толпы солью кристаллизуются на ее коже. Задыхаясь, в отчаянии, она выпростала вперед руку – с перстнем-печаткой, показала его ловчим. Те застыли, так и не успев выхватить ножи. Хатин медленно обвела по кругу рукой, чтобы каждый мог увидеть перстень градоначальника.
– Мы забираем эту женщину. – Голос от возбуждения надломился, и Хатин прокашлялась. – Она… Необходима для работ. И мы… мы резервируем всех хитроплетов, каких найдем.
Женщина, которая тем временем пыталась выплюнуть пыль и набившиеся в рот волосы, вскинула голову. Стоило ей пересечься взглядом с Хатин, и глаза у нее сделались уже не такими дикими. За обеими парами карих глаз тысячи предков вскинули щиты в салюте, огласив разделявшую их пропасть молчаливым приветственным криком.
Если бы в этот момент кто-нибудь пригляделся к девочке, что стояла у всех на виду, он бы тоже ощутил, как от нее буквально веет морем, уловил бы блеск улыбок через столетия. Но всех заворожил вид перстня, Хатин вновь сделалась невидимкой.
Толпа расступилась, и Хатин с Ферротом, прихватив еще одну тачку, отправились обратно ко дворцу. Позади тащились пожилой мужчина и его взрослая дочь – эти без слов вызвались толкать тачку спасенной хитроплетуньи. Феррот обернулся на них и многозначительно глянул на Хатин. Та еле заметно кивнула. Она обратила внимание на плоские и гладкие, как галька, черты лица старика, заметила на подбородке шрамы от кораллов.
У ворот дворца небольшая процессия остановилась, и хитроплеты тихо обменялись благодарностями на своем языке.
– Вам, пожалуй, лучше вернуться, пока никто не задался вопросом, с чего это вы нам помогаете, – прошептала Хатин.
– Вопросы уже всех мучают. Мы перебрались сюда пятнадцать лет назад в поисках работы да так и осели. Вряд ли нам поверили, когда мы сказали, что прибыли с восточного побережья, из устричной деревушки. А с тех пор, как убили Скитальцев, соседская дружба почти сошла на нет. Мы живем взаймы. Если позволите, то мы присоединимся к этому вашему Резерву.
Глава 23. Немного света
Наутро Хатин пришлось уведомить градоначальника, что он теперь набирает Резерв из хитроплетов. Поначалу тот от страха сморщил лоб.
– Но, господин… всегда есть шанс, что забвенчики нас убьют, и я бы не хотела, чтобы вы остались совсем без… посланников. И чем больше людей отправится в Земли Праха, тем больше они смогут прихватить тачек.
Эти слова возымели желанный эффект. Пять минут спустя градоначальник уже одобрил идею собрать Резерв и охотно выделил под него небольшую пристройку. Часа два спустя Хатин пришлось вернуться и попросить дом побольше: Резерв пополнился еще тремя хитроплетами. В город пробрались и пришли к воротам дворца двое детей, живших до этого в оросительных канавах и питавшихся яйцами лесных птиц; затем пожаловал, неся на спине раненого охотника за головами, и потребовал права вступить в Резерв оборванный и ошпаренный гейзерами юноша. Слухи разлетались быстро.
Хатин оставалось молиться, что Резерв и правда окажется тем пристанищем, на которое рассчитывают беглецы.
– Феррот, – обратилась она к «старшему брату», когда они вдвоем шли по дворцу, – могла ли я где-нибудь оступиться? Эти люди ищут укрытие, а вдруг я заманиваю их в ловушку?
– Рискуют все, – ответил Феррот, – и они это знают. Если градоначальник передумает – мы покойники. Наши люди понимают опасность, но она хотя бы искупается пропитанием.
Однако Джейз, с которым они позднее тайно встретились у городских ворот, не разделял такой убежденности.
– Что ж, я точно не вступлю в Резерв. Думаю, мне лучше оставаться в деревне кисляков и приглядывать за нашей госпожой Скиталицей. – Он некоторое время задумчиво смотрел на Хатин. – Просто хочу убедиться, что ты понимаешь собственные мотивы, доктор Хатин, – тихо добавил он. – Чего добиваешься? Собираешь новую деревню, в надежде, что уж ее-то ты спасешь? Или думаешь, что если подождать немного, то уцелевшие соседи тоже прибегут резервироваться?
– Что если и так? – с вызовом спросил Феррот.
Джейз вздохнул.
– Скитальцев убили при помощи забвенчиков, – тихо напомнил он. – Ты прекрасно понимаешь, что это значит.
– Да. – Феррот сердито топнул по земле, и под каблуком образовалась неглубокая лунка. – Это значит, что противник шибко умный.
– Хуже, – тем же холодным голосом поправил Джейз. – По меньшей мере один из этих умников, которых предстоит убить, – хитроплет. Когда Хатин рассказала, что Джимболи было известно о Тропе Гонгов, я это сразу заподозрил. Доктор Хатин права: Скитальцев убили прямо как рыб-дальновидов, а как ловить их, хитроплеты никогда и никому не рассказывали. Не спеши хвататься за нож, Феррот. Я не хочу оскорбить память твоих родных и близких, но если внезапно объявится кто-то из вашей деревни, живой и здоровый… не торопитесь на радостях обниматься.
Хитроплеты пораженно молчали. Возможно, кто-то из Плетеных Зверей и правда замешан в убийстве Скитальцев. Хатин припомнила сон, в котором Плетеные Звери гуськом идут в пещеру, навстречу смерти. На сей раз она вообразила, как одна из фигур исподтишка бросает на нее ядовитый взгляд и бежит прочь, однако черт лица ее не разглядеть – одна только злоба.
Следующие два дня обернулись для Хатин и Феррота сплошными переживаниями и расстройством, несмотря на то, что их исправно кормили и над головой была крыша. Утро они проводили во дворце, день на рынке – под любопытными взглядами горожан. Тщетно ждали хоть какой-нибудь весточки от Плясуньи, хоть какого намека, что Томки успел ее предупредить. Ко всему прочему Хатин отчаянно хотелось вернуться в деревню кисляков и проведать Арилоу. Однако градоначальник желал, чтобы Хатин в первую очередь занималась приготовлениями к «торговой экспедиции мертвых». Его воля была законом.