В оставшуюся щелочку Хатин увидела, как в залу вошла Смерть в образе человека, окрашенная в полуночно-синий. Она сразу же подумала, что пеплоход пришел за Арилоу и за ней самой, и потому пораженно взирала, как он идет к двери в покои градоначальника.
На полпути пеплоход наконец почуял, что за ним следит Плясунья. Когда он обернулся, та сорвалась с места, так что висевший за ее спиной гобелен всколыхнулся.
В одной руке у нее появилась дубина. Обходя пеплохода по дуге, Плясунья чуть взмахнула ею, и намотанные на дубину кожаные ремни свободно, раскручиваясь по спирали, заструились на пол, являя взору длинный ряд унизывающих деревянный стержень обсидиановых лезвий.
С замирающим сердцем следила Хатин за тем, что удавалось видеть немногим с тех пор, как чуть не истребили хитроплетов, как казнили их жрецов, а храмы оставили в запустении. В стародавние времена отряды элитных воинов с черными перьями носили такое оружие; они тихо возникали из темноты и обрушивались на поселения чужаков, забирая пленников, которых потом приносили в жертву. Обсидиановые лезвия – зубы вулкана, и пролитую ими кровь пьет сама гора.
При виде оружия вокруг темных радужек пеплохода возникли белые кольца. Он был на голову ниже Плясуньи, но его тело, казалось, высасывало свет из тускло освещенного зала. Две фигуры медленно кружили друг против друга: одна мускулистая и величественная, другая – жилистая и смертоносная, как шнур удавки.
Они сошлись, как листья, подхваченные водным вихрем, и Хатин внезапно поняла, за что Плясунья получила имя и почему не имела прочих титулов. Даже в своей быстроте она оставалась безмятежной, легкой и грациозной, точно подводная тварь в родной ей стихии. Она словно исполняла веселый танец. Всякий раз, стоило ей взмахнуть оружием, как воздух между лезвиями начинал гудеть так, словно тысяча людей одновременно издавала походившие на мычание звуки.
Пеплоход исполнял собственный танец, но в своих рывках и резких отступлениях походил на колибри. В каждой руке у него поблескивало по куску металла. Затаив дыхание, Хатин наблюдала за танцем, что был древнее этой залы, древнее герцогов, которым тут воздавали честь.
Пара исчезла за колонной, послышалось шипение, удар и выдох. Когда они снова оказались на виду, один из ножей в руке пеплохода уже не сиял, а по руке Плясуньи струились новые темные ручейки. Только сейчас Хатин припомнила, что, хотя Плясунья и убила в прошлом пеплохода, тот сперва вымок в реке и лишился силы.
Пеплоход сделал короткий выпад; Плясунья вроде сумела уклониться, но тут же низко и гортанно зарычала, а на бедре у нее набухло темное пятно. Когда в одно из стрельчатых окон заглянула луна, стали видны темные следы, что оставляли на белых плитах противники. Пеплоход – бледно-синие, а Плясунья – красные.
И все же, когда пеплоход скользнул в полоску света, Хатин увидела, что размашистые удары Плясуньи не пропадают зря. Зазубренные клинки ее меча не задевали кожу, но рвали одежду, в которой уже красовались прорехи, и лоскуты свисали подобно перьям. Вот почему на плитах оставалась краска. Плясунья проигрывала, зато пеплоход хотя бы вспотел.
В голове у Хатин возник образ: синий человек скорчился под вощеным зонтиком на склоне вулкана, скрываясь от дождя…
За спиной Хатин вдоль стены, футах в десяти над полом, располагалась галерея… На ней были устроены небольшие алтари в честь предков, с подношениями в орнаментированных горшках. Благовония. Вино. Вода.
Стиснув сосредоточенно зубы, Хатин откинула крышку дивана и поморщилась, когда та с тихим стуком ударилась в стену. Чувствуя себя как никогда уязвимой, Хатин выбралась и побежала вдоль стены к деревянным ступеням на галерею. Всякий раз, когда они скрипели под ее ногами, девочка ощущала леденящий укол паники.
Оказавшись наверху, Хатин схватила с маленького алтаря два высоких оловянных сосуда и перегнулась через балюстраду. Где же пеплоход? Может, услышал ее? И сейчас поднимается к ней?
Нет. Плясунья продолжала бой, а неслышная музыка ускорила свой темп. И все же, как бы отчаянно ни хотелось ей этого, танцоры двигались не под галереей – так чтобы сбросить на них два сосуда, зажатые в дрожащих руках.
Прыжок, выпад, и вот, роняя вверенные ему чаши, покачнулся цоколь. Тишина распалась на осколки и разлетелась стеклянными и фарфоровыми звездами по полу.
Привлеченные грохотом, в залу влетели два стражника. Со своего насеста Хатин, словно орел, видела, как они, себе на погибель, вбегают в столбик лунного света, как сгибаются и падают, роняя шпаги. Пеплоход, убивая, едва ли удостоил их взгляда. Все его внимание занимала Плясунья. И он не заметил, как обреченная атака стражников заставила его отступить на несколько решающих шагов, так что он оказался ближе к галерее. Не заметил, как, выгнувшись дугой, льются на него две струи ароматной воды, – пока они не пролились ему на голову и спину.
Пеплоход содрогнулся всем телом, словно бы сзади в него вонзился меч или стрела. Плясунья воспрянула духом и снова ударила, а пеплоход шагнул в сторону, однако шаг его был уже не столь уверенный, он торопился, дергался. Он смаргивал потеки синего и словно таял – по полу за ним тянулся огромный след.
Распахнулась тяжелая дверь, ведущая в покои градоначальника, и в залу с клинками наголо вошли трое стражников. В двух шагах позади ковылял сам губернатор, в ночном колпаке и со свечой в руке, распустив ниспадающие на грудь длинные усы.
Едва увидев его, пеплоход рванул, как выпущенная стрела. Забыв о драке, он устремился к коротышке в желтом халате, едва ли замечая стражников, стоящих на пути. Хатин сделалось дурно при виде того, как те поколебались и аккуратно расступились, точно шторы, открывая дорогу к господину. Им не хватило воли остановить промысел Смерти. Градоначальник в ужасе выпучил глаза.
Потом вдруг что-то волной обрушилось на пеплохода, рухнуло, как лошадь, позади, в вихре дредов. В столбе лунного света рванулся вниз чернозубый клинок, пройдя на сей раз не только по одежде.
Градоначальник уставился на нож, который пеплоход успел вонзить в нагрудный кармашек его пижамы. Посмотрел, как обладатель клинка оседает, а лезвие, увлекаемое мертвым грузом, вспарывает ткань. Лишь когда полуночно-синее тело рухнуло на пол, все в зале выдохнули. И все же никто не смел заговорить или отвести взгляд от павшего. Градоначальник невольно принялся охлопывать себя, проверяя, не оставил ли в нем дырок нож пеплохода.
– Чт… Что… Кто? Как этот… И почему никто…
Он судорожно дернулся всем телом, когда с галереи, пошатываясь, спустилась Хатин. Она вскинула руки, показывая присутствующим, что не представляет ни для кого опасности. Стражники, запоздало осознав, что надо бы проявить доблесть, нацелили на вошедшую шпаги.
– О, оклеветанная кровь, уберите вы эти штуковины! Как смеете… Да что с вами такое, ребятушки? Вы отошли и дали бы… – Градоначальник уставился на Плясунью, которая зажимала порез на бедре. – Ребятушки, бегите за моим цирюльником! Живо! Не окажись тут этой женщины… – Он умолк, не закончив. – Постой, добрая госпожа, а кто ты и что тут делаешь?
– Стой! – взревела Плясунья на просторечи, стоило одному из стражников приблизиться к двери. – Милорд, зови люди назад. Они комната покинь, десять-миг пройди, и весь дворец узнай, тут умри пеплоход. Пеплоход умри опасный, как живи.
– Так он же совершил покушение на мою жизнь! На жизнь губернатора Острова Чаек! – воскликнул градоначальник. – Без ордера! – Он обратил взор на Хатин. – Он ведь приходил за тобой и твоим другом!
– И за всяким, кто осмелится нас прикрывать, – тихо, но твердо добавила Хатин. Глаза собравшихся снова обратились на пеплохода. Лицо Брендрила выражало глубочайшее умиротворение. Градоначальник сделал короткий и нетерпеливый жест, и стражники, заперев дверь, вернулись на середину комнаты.
– Кровь моей крови! – продолжил он на тон ниже. – Подумать только… а если бы он проник ко мне через окно?
– Я бы этого не допустил, господин, – прозвучало у него за спиной. Встрепенувшись, коротышка в сопровождении остальных решительно прошел к себе в покои и открыл ставни. Сидевший на опасно узком, залитом лунным светом карнизе Джейз поднял к виску два пальца в приветствии.
Градоначальник открыл соседние ставни и вылупился на Лоулосс, ответившую его уважительной улыбкой.
– А еще двое – мужчина и женщина – на крыше, на случай, если кто-то попытался бы пробраться дымоходом, – услужливо добавил Джейз.
Пораженно раскрыв рот, градоначальник оглядел круг поблескивающих металлом и самоцветами почтительных улыбок.
– С каких пор я, сам того не ведая, обзавелся целой гвардией хитроплетов? – пробормотал он, запинаясь.
– С тех самых, как вы решили не отдавать маленькую девочку пеплоходу, – спокойно ответил Джейз. – В эти пропитанные ядом дни небольшое добро с лихвой окупается.
Глава 28. Охота на ведьму
Тело Брендрила накрыли ковром, но все равно Хатин не могла отвести взгляда от проступающих из-под него форм. Пеплоход словно усох, но все же ей казалось, что он вот-вот сядет и, встряхнувшись, окинет комнату глазами в ободках белков. Пеплоход так долго существовал на узкой грани между жизнью и смертью, что Хатин нисколько не удивилась бы, сумей он скользнуть обратно через пропасть между мирами.
Двое из трех стражников, которые столь единодушно провалили задание, теперь ползали по полу бальной залы, оттирая следы недавней пляски смерти, тогда как третий – самый молодой – принял на себя удар, выслушивая все, что думает о них наниматель. Казалось, паренек вот-вот заплачет или хлопнется в обморок.
В конце концов за цирюльником отправилась Ха-тин – как единственное доверенное лицо, которое может незамеченным перемещаться по погруженным во мрак коридорам, не вызвав пересудов. Она постучалась в дверь к цирюльнику и сообщила, что того зовет градоначальник. Чрезвычайно рассерженный и утративший возможность соображать, он уверил самого себя, что лишь кровопускание поможет вернуть ему здравый рассудок.