есть русло, настоящий желоб, и когда начнется извержение, все из кратера польется в него. Некогда мой народ знал об этом, но потом мы сочинили легенду и забыли все, кроме самой легенды.
– Ты просишь господина Прокса подвергнуть риску сотни жизней, поверив истории из уст того, кто нам никак не друг, – осторожно произнес Камбер, словно пытаясь указать на пятнышко у нее на куртке и при этом не смутить.
Девочка пораженно перевела взгляд с одного лица на другое. Когда она заговорила вновь, голос ее звучал горячо и монотонно, а язык знати ломался из-за спешки.
– Господин Прокс, я не могу остаться. Мои соплеменники направляются в безопасное место, и я должна присоединиться к ним. Но прежде вы должны кое-что узнать. Мы не убивали ни инспектора Скейна, ни Скитальцев. Когда господин Скейн умер, мои односельчане поддались панике – и мы солгали, спрятали его тело, а один мальчик, без нашего ведома, перерезал веревку вашей лодки. Настоящие убийцы Скитальцев рассеяны по острову. Они обменивались посланиями через голубиную почту. Вот как им удалось сохранить связь, когда сорочьи хижины стали непригодны. Мы знаем, что зачинщик связан с Шквальной Гаванью, но Арилоу сумела разузнать только, что он живет сейчас в этом городе, и… у него нет лица. Все мои друзья решили, что это вы, господин Прокс, однако я с ними не согласна. Вы вовсе не один из этих людей. Ведь если бы Скейн умер тогда, когда ему предназначалось, вы были бы с ним в таверне в Погожем, без алиби. Все заговорщики в роковой день держались от своих жертв как можно дальше.
– Как… – Прокс откашлялся, а факты в голове плавно встали на место, щелкнув, словно боек мушкета.
– В сорочьи хижины напустили забвенчиков, в школу Маяка – тоже. Мы там уже были, но можете сами сходить и во всем убедиться. Моя сестра Арилоу уцелела лишь потому, что вообще-то прогуливала занятия.
– А… зачинщик?
– Я думаю, человек без лица – это не тот, у кого лицо отсутствует или… покрыто шрамами. Просто его лицо трудно разглядеть и почти невозможно запомнить. Этот такой человек, с которым встретишься и не заметишь его, а начнешь вспоминать, то вспомнишь… кого-то безликого. – Повисла пауза, и Хатин бросила осторожный взгляд на Камбера, который вдруг совершенно утратил спокойствие. – Я думаю, это ваш друг, господин Прокс.
Прокс стоял, хватаясь за спинку кресла, и глядел в ковер.
– Прокс… – начал было Камбер.
– Я считаю! – резко перебил его Прокс. – Меня всегда беспокоила одна маленькая деталь. Я не уделил ей должного внимания лишь потому, что она всплывала в голове, пока мой мозг еще терзала полубезумием лихорадка. Помните, как мы ехали сюда? Вы поведали о бойне в бухте Плетеных Зверей. Может, солнце и прожарило мне мозги… но считать, Камбер, я не разучился. Так вот, когда вы пересказывали новости, с момента трагедии прошло не более двенадцати часов. Как вы узнали обо всем так скоро? И как вам удалось заранее подготовить бумаги, чтобы я сделался Чиновником по устранению ущерба?
Камбер открыл было рот, чтобы дать уверенный ответ, однако нечто во взгляде Прокса заставило его замолчать.
Камбер. Хатин не могла отвести взгляд от его лица. «К.» значит Камбер. В уме ее созрело подозрение, что он и есть тот самый К. из записок Скейна. К., который устроил встречу с Советом Скитальцев и предал их смерти.
– А голуби, – не сводя с него взгляда, продолжал Прокс, – те, что сидят у нас на чердаке, те, что все время прилетают и улетают? Я-то думал, чего мы с ними возимся?
– Инспектор приехал на Обманный Берег не за тем, чтобы проверять детей-Скитальцев, – быстро продолжила Хатин, – или расследовать наши дела. Он расследовал смерти и исчезновения хитроплетов за последние несколько лет. Таких было множество, господин Прокс.
Хитроплетуньи о чем-то забормотали, а потом великанша с усеянной шипами дубиной достала смятую карту.
– Вот куда, исчезнув, отправляются хитроплеты, – пояснила Хатин, указывая на размытые прямоугольники у центра карты. – Шахты. Шахты, втайне прорытые в теле Клык-Горы. Пропавших хитроплетов отправляют трудиться, и больше никто их не видит, никто их не ищет, ведь они – хитроплеты. Так продолжается уже несколько лет.
А потом картограф Скиталец заметил это. Он следил за вулканами, господин Прокс, каждую неделю составляя новую карту гор, заметив, что они движутся, меняют форму. Так и нашел постройки на Клык-Горе. Я думаю, по этой причине Скитальцев и убили. Они выяснили, что в вулканах устроили тайные невольничьи шахты… и что вулканы пробуждаются.
– Вы должны кое-что понимать, – тихо и спешно заговорил Камбер, обращаясь к Проксу, пока тот таращился в карту.
– Да, – произнес Прокс, рассматривая прямоугольники с размазанными очертаниями. – Да, я очень даже хочу понять кое-что, Камбер.
– Я ведь не преследовал корыстных целей. – Камбер заговорил еще быстрее, словно видел, как Прокс ускользает, и пытался удержать его словами. – Потеря Скитальцев – это прискорбно, в некотором роде катастрофа, однако избежать ее было нельзя. Рано или поздно я все рассказал бы, но вы пока были не готовы. Почти никто не готов узнать нелицеприятную правду, люди отказываются признавать, что некоторых вещей избежать просто невозможно. И вот это уже своекорыстие – сказать «нет», не предложив взамен иного решения. Собственно, отказом Скитальцы мне и ответили.
– Трудовые невольничьи лагеря?.. – набросился Прокс на Камбера. – Вы обо всем знали? Кто еще осведомлен?
– Право слово, не понимаю, господин Прокс, чему вы так поражаетесь? – бесконечно терпеливо произнес Камбер. – Забыли, чего ради устроили Фермы-убежища? Помните наш разговор о спасении острова, о том, как прокормить всех в голод? Ведь вы помните, что мы – что вы – решили?
– Да, – неясно ответил Прокс. – Да… да, я помню.
– Вы, как и мы, увидели, что в недрах вулканов надо прорыть шахты, а на склонах разбить фермы, – быстро продолжал Камбер. – Разве можно винить нас за то, что мы поняли это за несколько лет до вас, а заодно нашли решение, как очистить остров от паразитов? Конечно же, свою удачу мы осознали, выяснив, что леди Арилоу пережила чистку. Поняли, что нет нужды в «чуме Скитальцев», что можно обвинить во всем хитроплетов и справиться с ними куда эффективнее. Но вы, господин Прокс, вы и ваши Фермы-убежища – мы и подумать не могли, как далеко вы зайдете, решая с их помощью проблему нехватки земли и обуздания хитроплетов. Но что еще важнее, мы создали Чиновника по устранению ущерба, который мог бы действовать свободно, не скованный Шквальной Гаванью, и делать все необходимое.
Вздрогнув, Прокс уставился на дрожащую в руках карту.
– Наши предки и не собирались устраивать тут себе дом, – продолжал Камбер. – Остров должен был стать одним большим погостом, и они отдали лучшие и плодородные земли мертвым. – Он вздохнул. – Год за годом новые мертвые потихоньку отнимают ее у нас. Однако и ряды живых пополняются.
Все твердят о «скудных урожаях» в последние несколько лет, как будто хорошее лето решит все беды. Почва под нашими фермами оскудела, а мертвые теснят нас к пустыням. Даже большая часть джунглей и та уже обещана мертвым. Люди хотят есть. Если не начать возделывать склоны вулканов, а из их недр не добывать сокровища, то на следующий год или еще через один начнется голод.
Землепашцы острова постепенно побеждали в себе страх перед вулканами, брались возделывать нижние склоны. Но этого было слишком мало, и продвигались они слишком медленно, чтобы остановить приход голода.
И потому, да, мы приняли решительные меры. Устроили трудовой лагерь на Клык-Горе, где добывают серу, которую мы потом обмениваем на еду для острова. Мы похищали хитроплетов из деревень, чтобы они трудились на благо Острова Чаек и вернули долг предков. В конце концов, худшее, что могло произойти, если бы Клык-Гора изверглась, – это временное сокращение численности паразитов. Хитроплеты плодятся быстрее мышей.
Однако Совет Скитальцев узнал о наших… небольших проектах. И они были убеждены, что вулканы пробуждаются. Тогда Совет пришел к нам с ультиматумом: мы должны были закрыть тайные шахты и – самое ужасное – рассказать всем, что вулканы стали небезопасны, переселить людей подальше от них.
Они сами создали конфликт. В конце концов у моих руководителей не осталось выбора. Если бы Скитальцы разгласили свои знания, шахты закрылись бы, фермеры бежали со склонов, и на острове начался бы голод. Говорю же, некоторых вещей просто нельзя избежать.
– Так же думали наши жрецы двести лет назад, – тихо проговорила Хатин. – И они тоже ошибались.
– Мне неприятно сообщать вам, – сказал Прокс, пытаясь перекричать грохот каменного дождя снаружи, – но если говорить о пробуждении вулканов, то кот уже выскочил из мешка.
– Господин Прокс! – раздалось с улицы. – С вами все хорошо?
– Выламывайте дверь! – закричал Камбер, прежде чем его успели заткнуть. Дверь распахнулась внутрь, и когда Прокс, Хатин и Плясунья обернулись, Камбер улизнул в кабинет Прокса. Раздался звон стекла, и когда дверь открыли, то обнаружили, что в кабинете пусто, а одно окно выбито.
– Что?.. – Двое ворвавшихся в зал правосудия были одеты в камзолы поверх опаленных ночных сорочек, а в волосы им набился серый пепел. Они ошеломленно уставились на Плясунью и Хатин.
– Ничего страшного, все хорошо, – Прокс ожесточенно растер щеки ладонями, пытаясь заставить ум работать. – Эти люди со мной. Пусть все готовятся уходить из города. Все до единого. Немедленно. Если встретите господина Камбера – арестуйте. И… не позволяйте ему говорить с вами, а то упустите.
В любую другую ночь жители Гиблого Города не обрадовались бы, если бы их выдернули из постелей и велели покинуть город. Еще меньше им понравилось бы, узнай они, что поступают так по требованию маленькой хитроплетуньи и предводительницы «Возмездия». Впрочем, этой ночью их миру пришел конец, и люди ждали указаний.
Они выскакивали из дверей, накрыв головы чайными подносами, перевернутыми стульями, толстыми одеялами. Людям раздавали обсидиановые ведра – вместо шлемов. Кругом сыпались с неба и плясали на улицах мелкие серые камни, игривые и подозрительно легкие, словно застывшая пена.