Ева оценила жесткую линию поведения напарницы. Было неочевидно, что она сработает, но с Ноннисом это сработало. Он испугался, превратившись в сырую глину в руках сыщиков.
Профессор побледнел еще больше.
– На самом деле я не…
– Мы можем войти? – с нажимом спросила Ева.
– Я не …
– Мы не отнимем у вас больше десяти минут, – заверила Раис, пройдя в кабинет.
Оказавшись внутри, Кроче закрыла дверь: это тоже был жест с психологическим подтекстом: «Теперь ты заперт здесь с нами, силами Закона».
– Мы можем сесть? – спросила Мара, садясь за стол.
– Пожалуйста… – пробормотал профессор.
Ева осталась стоять, оглядываясь; очередной психологический трюк – разница в росте между двумя инспекторами заставляла профессора переводить взгляд с одной на другую, усиливая их опасность.
– Расслабьтесь, мы с дружескими намерениями, – сказала Раис с откровенно фальшивой улыбкой. – Садитесь, пожалуйста.
Два инспектора молчали несколько секунд. Это тоже была техника, чтобы вселить напряжение в человека, которого нужно допросить. По правде говоря, они пришли не для того, чтобы допрашивать его, но две вещи их насторожили. Первую они собирались разыграть позже. Вторая – руки профессора: одна была забинтована, а у другой костяшки пальцев были так сильно ободраны, что создавалось впечатление, будто он колошматил стену. Или человека. Деталь, которая не могла остаться незамеченной.
– Что у вас с руками? – спросила Раис сладко.
Мужчина посмотрел на них так, словно ничего не понял.
– Вы с кем-нибудь дрались? – продолжала Мара.
– Ах, это… Нет-нет… Я помогал старым коллегам на раскопках, и эти идиоты засунули меня… Ничего.
– Археологические раскопки? – спросила Ева.
– Да.
– Где? – спросила Раис.
– Зачем этот вопрос?
– Простое любопытство, – сказала Мара. – В детстве я мечтала стать археологом. Это было время Индианы Джонса…
– Я… Может, вы мне объясните, в чем дело, пожалуйста?
Кроче и Раис могли произвести впечатление безобидных, но на самом деле они чуяли ложь, как акула кровь. Удерживая при себе понимание того, что этот человек солгал, полицейские понимающе улыбнулись и продолжили.
– Мы здесь, потому что вы считаетесь одним из ведущих специалистов по сардинской культурной антропологии и этнографии, – улыбаясь, сказала Ева. – Вы известны и уважаемы в академических кругах, а ваши исследования получили признание в национальных университетах и за их пределами. Короче, поздравляю.
После первого удара – лесть: это смутило свидетеля, заставив его ослабить бдительность.
– Я… я бы не преувеличивал, но все равно спасибо…
– Не скромничайте. Мы видели ваши книги, – уговаривала Мара.
– Ну, я написал несколько, да…
Как ни в чем не бывало Раис достала планшет и протянула мужчине: там были изображения Долорес.
Ноннис застыл от удивления, его глаза расширились.
– Мы здесь неофициально, профессор, – сказала Ева. – Просим вас держать этот разговор при себе, так как расследование продолжается.
Мужчина уставился на нее так, словно не понял ни единого слова.
– Можем ли мы доверять вам? Вы никому об этом не расскажете? – Мара давила на него.
– Я… Конечно, конечно.
– Ну… Мы реконструируем сеть антропологических значений, лежащих в основе того, что мы считаем ритуальным убийством, – продолжила Ева.
– Снова…
Полицейские сделали вид, что удивленно переглянулись. Ноннис это заметил.
– Подобные преступления были и раньше, – сказал он. – В семьдесят пятом и восемьдесят шестом…
– Что вы об этом знаете? – спросила Мара, снова авторитетным тоном.
– Меня привлек один из ваших коллег, Морено Баррали. За эти годы он консультировался со мной несколько раз.
– Баррали, ну конечно… – приглушенно сказала Ева.
Мужчина снова посмотрел в планшет.
– Посмотрите еще. Листайте картинки, – сказала Раис.
Ноннис повиновался. Его глаза сузились от жестоких изображений.
– Вы замечаете что-нибудь отличное от других убийств?
– Это нурагическое святилище Санта-Виттория в Серри, – сказал себе под нос ученый.
– Точно, – подтвердила Раис.
– Когда это произошло? – спросил профессор.
– Это не важно, – сказала Ева. – Вы замечаете какие-либо диссонирующие со старыми преступлениями элементы?
Несколько минут Ноннис молча рассматривал фотографии.
– Я так не думаю, – сказал он наконец, возвращая ей планшет.
– Если б мы попросили вас изучить культурные аспекты этого убийства, вы бы это сделали? – спросила Ева.
– Конечно, если я могу быть полезен следствию…
– Можете ли вы потратить около двадцати минут сейчас? – спросила Раис.
– Сейчас? Честно говоря…
– Кажется, эти преступления вдохновлены ритуалами сардинского карнавала, верно?
Профессор посмотрел на Еву и кивнул:
– Да.
– Можете ли вы рассказать нам об этом побольше? – сказала Мара.
Ноннис пожал плечами. Ева заметила, что он носит обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Она обошла стол, чтобы сделать вид, что хочет посмотреть в окно; вместо этого присмотрелась к столу профессора. Там были фотографии мальчика и девочки; на одной была изображена вся семья, включая жену.
«Просто хочешь казаться хорошим семьянином или так и есть на самом деле?» – подумала Ева.
– Какую функцию выполняли эти церемонии? – спросила Раис, доставая из сумки блокнот и ручку.
– Ну, функция карнавальных церемоний была очистительной, почти наверняка вытекающей из дионисийских обрядов, плодом прямой эволюции коих они были… Празднества имели терапевтическую цель для общины, которая вслед за жертвоприношением открывала новый смысл жизни.
– Под жертвоприношением вы имеете в виду кровавое жертвоприношение? – спросила Ева.
– Изначально да. Обряды устраивались довольно кроваво. Но это было необходимо, потому что речь шла о жертве на благо общества.
– Мы говорим о сельскохозяйственном мире, не так ли? – спросила Раис.
– Определенно. Ритуал вращался вокруг природы и ее циклов жизни и смерти. Смены времен года и так далее.
– Во имя кого была принесена жертва?
– Об этом можно только догадываться. Как вы, конечно же, знаете, нурагическая цивилизация не оставила нам ничего письменного – по крайней мере, такое пока не найдено, – так что мы можем полагаться только на предположения…
– А если ритуал нарушался? – спросила Мара.
– Некоторые ученые полагают, что протосардинцы, а позднее нурагики следовали монотеистической религии с богом, который имел в себе одновременно и мужское, и женское начало. Однако огромное разнообразие небольших вотивных даров[100] из бронзы и погребальных предметов различных видов, найденных в колодцах и в окрестностях – некоторые из них в Серри, – свидетельствуют об обычае подношения.
– То есть? – спросила Ева.
– Наивысшим подношением была сама жизнь живого существа, обычно животного. Жертвы совершались в обмен на что-то: исцеление от телесных недугов, искупление земных грехов, вмешательство божества в случае эпидемий и голода… Мотивы были разные.
– А как насчет людей? Их тоже приносили в жертву, да?
– Похоже, да, особенно в крайне сложных для нурагических кланов ситуациях. Чтобы добиться более быстрого и решительного вмешательства божества, козлов, быков и ягнят уже было недостаточно… Бытовало поверье, что можно поблагодарить судьбу, понимаемую как выражение божественной воли, отказом от ключевой фигуры для сообщества, потому что общественное считалось более важным, чем отдельный человек, каким бы иерархическим статусом он ни обладал. Это болезненное лишение приносило искупление в глазах бога или богини.
– Но при чем здесь колодцы?
– Священный колодец – культовое сооружение по преимуществу нурагической цивилизации. Вода воплощала жизнь. Спуск под землю, напротив, представлял собой переход в потусторонний мир.
– Значит, это способ соединиться с божественным, – сказала Мара.
– Точно.
– Кто проводил эти обряды?
– Согласно данным, которыми мы располагаем на данный момент, это были жрицы. Они были обладательницами священных аспектов, связанных, скажем так, с магией.
Мара изогнула бровь. Нонниса это задело. Он сказал:
– Не смотрите на меня так. Магия всегда давала людям инструменты для преодоления критических ситуаций, с которыми невозможно справиться только с помощью человеческой силы. Маг, или в данном случае колдунья, рождается как проекция потребностей в определенном контексте. Это выражение местной культуры. Посредничество мага имеет сильное социальное значение: оно делает сообщество более сплоченным и посредством коллективного ритуала укрепляет доверие к совместной жизни. Оно имеет решающую социологическую функцию.
– Вы оправдываете человеческие жертвоприношения? – намекнула Мара.
– Нет, конечно нет. Я просто помещаю их в контекст эпохи, когда колдунья или жрица играла важную роль духовного и отчасти политического лидера нурагического общества, – взволнованно сказал Ноннис. – Жертвоприношение было актом не только магического свойства, но и политического.
Ева решила, что они достаточно долго кружили вокруг главного, чтобы он почувствовал себя непринужденно: профессор как раз снизил уровень защиты. Она вытащила из кармана джинсов изображение, развернула его, резко швырнула на стол и спросила:
– Не могли бы вы рассказать нам о ваших отношениях с Долорес Мурджа, профессор?
Глава 61Кафедра культурной антропологии Университета Кальяри
Ноннис несколько секунд смотрел на фото Долорес, а затем перевел взгляд на Еву.
– Она была моей студенткой несколько семестров. Я давно ее не видел, поэтому думаю, что она бросила учебу, – сказал он, придавая голосу максимальную естественность. – У нее какие-то неприятности?
– Вы учите до хрена студентов, – ответила Мара, проигнорировав его вопрос. – Почему вы так хорошо помните эту девушку?