Бастьяну вышел из «Джипа» и пошел в сторону поселка Ладу. Собаки с лаем последовали за ним. Одного его взгляда было достаточно, чтобы они остановились и разбрелись в разные стороны. Он решительно вошел в хижину своей старшей тетушки и нашел ее в сырой комнате, где лежал еще не испеченный хлеб, ждавший, когда его поставят в печь. Тетушка сидела в углу, а вокруг нее устроились племянницы.
– Вон, – приказал мужчина голосом могучим, как залп картечи. Остальные женщины исчезли. – Как ты? – спросил он дрожащим голосом, стоя на коленях на земле и сжимая тонкие руки в своих. Тетя всегда была тут, насколько он помнил. Он так свыкся с мыслью о ее постоянном присутствии, что никогда не думал, что тетя может заболеть или умереть; в глубине он верил, что тетя Гонария, женщина, заменившая ему мать, никогда не оставит его, а даже переживет. Однако в этот момент он сознавал всю хрупкость и быстротечность жизни.
– Ты пришел домой пораньше из-за меня?
– Да, это так.
Ее глаза наполнились слезами.
– Не нужно было, Бастьяну.
– Не говори этого даже в шутку. Хочешь, я отвезу тебя в больницу?
– В больницу? Меня? – сказала старуха, едко улыбаясь.
Он кивнул.
– Нет, мы, Ладу, не созданы для больниц.
Болезнь сидела в ней черт знает сколько времени; однако только в это утро у старухи не меньше четырех раз шла темная кровь. Когда Бастьяну позвонили, он сразу же покинул участок и как сумасшедший кинулся домой.
– Я бы хотел, чтобы ты обратилась к врачу, тетя.
– Нет, – твердо возразила женщина, кутаясь в темную шаль. – Если мне суждено умереть, пусть это будет в моем доме, где я родилась и выросла.
– Ты не умрешь, понятно?
– Это правда. Я не могу. Мне нужно подождать и взять с собой Бенинью.
Бастьяну улыбнулся:
– Я отведу тебя спать, хорошо?
Женщина кивнула. Племянник был единственным мужчиной, кому она позволяла дотрагиваться до нее.
Бастьяну взял ее на руки с чрезвычайной деликатностью, как будто она была сделана из хрусталя, и отнес в комнату, легонько уложив на кровать.
– Ты легче перышка, тетя, – сказал он, прикрывая ее.
– Тело подводит меня.
– Тебе просто нужно немного отдохнуть.
– Мой отец…
– Я позабочусь о нем. Обещаю тебе.
– Не говори ему о Микели…
– Конечно, не беспокойся. Теперь спать. Я пришлю девочек наверх, хорошо?
Женщина кивнула. Бастьяну коснулся ее лба губами и прижал к себе, как будто она была ребенком.
Когда он закрыл дверь, его огрубевшие щеки были мокрыми от слез. Бастьяну вытер их тыльной стороной ладони и спустился вниз. Там приказал двоюродным сестрам позаботиться о тете и вышел. Миновал двор, где в земле копошились куры, и добрался до дровяного сарая. Снял куртку, схватил топор и яростно начал рубить дрова. Топор метался, рассекая здоровенные чурбаки. Всю злобу и тоску племянника и отца Бастьяну вымещал в физической усталости.
Позже братья обнаружили его в сарае для инструментов: он точил тесаки и косы. Искры вспыхивали и через мгновение гасли, как падающие звезды.
– Бастья! – громко позвали они его.
Великан отпустил педаль, вращавшую точильный камень, и отвернулся.
– Вы нашли его? – спросил он, вытирая пот.
– Нет. Пока нет.
После нескольких секунд замешательства мужчина кивнул:
– Он не мог уйти очень далеко. Продолжайте искать его и быстро верните мне. Мы не можем больше ждать.
Ладу кивнули и оставили его одного тонуть в своих муках.
Глава 101Карбония
Паола Эрриу сильно надавила, и в конце концов подруга Долорес заговорила. То, что она сказала, полностью обескуражило следователя. Паола поблагодарила ее и, взяв данные для проверки показаний, которые для верности записала на диктофон, вернулась к своей машине.
После этого откровения ей нужно было как можно скорее поговорить с Ниедду, поскольку было весьма вероятно, что они поймали крупную рыбу. Она снова попыталась дозвониться до него, но безрезультатно.
«Что, черт возьми, происходит?» – подумала Паола.
Она опять позвонила в комиссариат. Его прямой номер не отвечал, поэтому Паола позвонила Ассунте.
– Привет, Ассунта, это я. Есть новости насчет Ниедду?
– Нет, Паола. Он не появлялся, не звонил, не слал сообщений.
– Хорошо. Увидимся позже.
Она уже собиралась заводить машину, когда ее мобильный завибрировал.
– Наконец-то, черт подери, – сказала она, выхватывая его из сумки.
Но это был не тот, кого она ожидала. Звонил ее адвокат, о котором Паола не слышала больше года. Она нахмурилась и ответила.
– Привет, Паола. Я не вовремя? Можешь уделить мне минутку?
– Я… Да, конечно. Слушаю.
– Слушай, сегодня утром я получил заказное письмо на твое имя. Оно было прислано мне как твоему поверенному, в копии стоял нотариус.
– Судебные дела?
– Нет-нет. Это завещание.
– Завещание? У меня никто не умирал.
– Маурицио Ниедду, житель Карбонии. Он фактически оставляет тебе все свое имущество. Дом, немного земли, деньги…
– …
– Паола? Ты здесь?
– Он мой начальник, но он жив, – растерянно ответила женщина.
– Не знаю, что и сказать. Я только что переслал все на твою почту. Есть и личная записка, адресованная тебе.
– Что там написано?
– Цитирую: «Не повторяй моей ошибки. Бросай эту дерьмовую работу и наслаждайся жизнью». Ничего больше. Что я должен…
Паола Эрриу оборвала разговор, завела двигатель и, визжа шинами, понеслась к дому комиссара.
– Пожалуйста, шеф, только не эта глупость, – умоляла она.
Глава 102Оперативный штаб, отдел убийств, полицейское управление Кальяри
Когда Раис и Кроче вошли в комнату, то по смеси дюжины различных лосьонов после бритья, пота, застоявшегося запаха еды и кофе, перегретого воздуха и дыма от тайно выкуренных сигарет они поняли, что следователи спецкоманды работали всю ночь.
– Какой приятный запах, – прокомментировала Мара. Со своей обычной протяжной интонацией она сказала что-то на диалекте. Видимо, коллеги были тронуты ее словами, потому что через несколько секунд открыли окна, чтобы проветрить помещение.
– Могу я узнать, что ты им сказала? – спросила Ева.
– Нет, лучше тебе не знать. Я хотела бы сохранить ту крупицу достоинства, что у меня осталась, – ответила Раис, улыбаясь в сторону.
Они подождали, пока Фарчи закончит разговор с одним из следователей, и подошли к нему.
– Вот, пожалуйста, – сказала Мара, протягивая ему стопку бумаг. Это был отчет о слежке за антропологом, который руководство попросило переправить на верхние этажи.
– Отлично, – оценил Фарчи, быстро проглядев их. – Есть новости?
– Пока ничего особенного. Но будем надеяться, что уже сегодня днем прибудут какие-нибудь новые детали с киберслежки и от криминалистов.
– Нам это нужно, как манна небесная, Кроче, потому что мне необходимо перебросить несколько человек из команды.
– Почему? – спросила Мара.
– Ограбление инкассаторской машины. Профессиональное. Вмешался полицейский, не бывший на дежурстве: его ранили, а он убил одного из грабителей. Остальные бежали.
– Дерьмо… Сколько человек нас покинут?
– Как минимум пятеро-шестеро.
– Хорошенький кусок отрежут…
– Вице-квестору хотелось бы еще больше, потому что, с его точки зрения, дело Мурджа закрыто.
– Я бы не стала так волноваться. Pagu genti, bona festa, – прокомментировала Раис.
– Это что означает? – сказала Кроче.
– Лучше меньше, да лучше, примерно так, – перевел Фарчи. – Когда вы хотите вернуться к профессору?
Ева уже собиралась ответить, когда в заднем кармане джинсов завибрировал ее мобильник.
– Извини, – сказала она. – Это Паола Эрриу.
– Ответь, конечно.
– Привет, Паола.
Раис и Фарчи увидели, как инспектор побледнела и пробормотала несколько неразборчивых слов.
– Эй, что, черт возьми, происходит? – спросила Мара.
Ева опустила трубку и в смятении пробормотала:
– Речь о Ниедду.
Глава 103Карбония
Не все убийства одинаковы. Некоторые остаются с вами навсегда. Вы носите их внутри, как шрамы. Через несколько лет они перестают причинять боль и заявлять о себе, становясь частью вас. Рубцовая ткань затягивается до такой степени, что вы в конечном итоге не обращаете на нее внимания. Но достаточно одной детали, запаха, взгляда или слова, чтобы разбередить рану, открыть ящик Пандоры, который почти все следователи носят внутри, высвобождая разъедающие воспоминания и подкрадывающееся, как кишечный червь, чувство вины. И сколько бы километров, физических или душевных, вы ни прокладывали между собой и делом, оно всегда найдет вас, как беспокойный дух, который мучает, чтобы добиться справедливости. Он стоит с вами в очереди у кассы супермаркета, наблюдает за вами, пока вы ждете приема у врача; вы чувствуете его присутствие за спиной, пока ужинаете с семьей. Он преследует вас с той же мукой, с которой преследует любовь, на которую вы не осмелились. Жажда правды со временем ослабевает, но не у тех душ, что обречены на вечную ночь, которую вы должны осветить. Это ваша работа. Или, может быть, нечто большее: то, кем вы являетесь. То, для чего вы, как вам кажется, рождены. Ваша миссия. Ваш приговор. И если вы попытаетесь забыть духов убитых, они не дадут вам уснуть. Вы замечаете их у изножья кровати. Они шепчут о вашей слабости. Они обвиняют вас в том, что вы сдаетесь. В конце концов, они сводят вас с ума, и вы сделаете все, чтобы их прогнать. Все, что угодно.
Баррали очень хорошо знал эту одержимость, потому что прожил с ней более сорока лет. Глядя на труп своего старого коллеги в ванне, залитой кровью, он задумался о болезни, что заразила Маурицио. Первородный грех, как он это называл: тот первый насильственный контакт с тьмой, который знаменует собой перелом в жизни полицейского. Как бы то ни было, убийство Долорес, должно быть, пробудило в Ниедду плохие воспоминания, демонов, которых он так и не смог победить. К тому времени тьма взяла над ним верх.