И тем не менее "внуки" не были довольны дедушкой: он раздражал их своими непредсказуемыми действиями и часто нарушал хорошо спланированную программу, рассчитанную до рокового 2000 года. Он был неуправляем и поддавался порой диаметрально противоположным влияниям: с одной стороны зятя, представляющего интересы "внуков", с другой - патриотически настроенных партийных кадров, верных идеям социализма. А в стратегическом плане "внуков" - к 2000 году на развалинах когда-то могучего государства СССР должно возникнуть несколько мелких и хилых государственных образований с допотопным капиталистическим укладом и пещерными повадками двуногих хищников. Для этого требовалось прежде всего разрушить до основания экономику страны, приостановить технический и научный прогресс, развалить сельское хозяйство, растранжирить природные богатства - газ, нефть, лес, пушнину, одновременно воспитывая поколение иждивенцев, бездуховных, способных за жвачку и джинсы продать самому дьяволу все нажитое предками многих поколений, в том числе дедов и отцов. А это мог сделать человек "свой в доску", лидер, готовый послушно выполнять тщательно разработанную в Колумбийском или другом каком-нибудь университете США программу бескровного, "мирного" покорения СССР.
Так появился на троне все еще великого государства Леонид Ильич Брежнев - серенький, впрочем импозантного вида, не блестящий умом-разумом человечек. Для роли, предназначенной "божьими избранниками", он подходил по всем статьям. Покладистый, снисходительный до сентиментальности, простой в обращении и в то же время тщеславный, без твердых принципов и убеждений, пылкий женолюб и выпивоха. Но главное - женатый на Виктории Гольберг - дочери состоятельного ювелира, имеющей природное пристрастие к драгоценным камешкам. И сама Виктория и камешки впоследствии сыграли злую шутку в жизненной судьбе и карьере генерала Бойченкова. Но об этом чуть позже.
Бойченков вспомнил, как однажды его пригласил председатель КГБ и подал ему пространное на двадцати печатных страницах, письмо группы ученых-экономистов, адресованное в КГБ. "Ознакомься и скажи свое мнение", - попросил председатель. Это было в его характере выслушивать мнение подчиненных по любому, иногда даже бесспорному вопросу.
Авторы письма не носили высоких титулов "академик", "лауреат", "заслуженный". Это были глубоко мыслящие компетентные в вопросах экономики ученые-патриоты, искренне болеющие за судьбу Отечества. С цифрами и фактами они убедительно доказывали, что страна неотвратимо катится к экономическому краху, чего правительство либо не видит и не понимает, либо не желает понять. Бойченков - аграрий по образованию, разделял тревогу авторов письма, о чем откровенно доложил председателю. В ответ тот лишь спросил: "Ты считаешь, что это не провокация?" - "Это серьезно и честно. Я с ними согласен", - искренне ответил Бойченков. Колючие жесткие глаза председателя, прикрытые пенсне, скользяще резанули по Дмитрию Ивановичу и затем с усталой задумчивостью уставились в лежащий на столе тревожный документ. Пауза была долгой, напряженной, и Бойченков не решился ее нарушить. Наконец председатель, не поднимая глаз, тихо выдавил:
"Хорошо" и слабым жестом руки дал понять Дмитрию Ивановичу, что тот свободен.
По-прежнему для Бойченкова председатель оставался загадочной личностью, одетой в непроницаемую кольчугу.
"Институт жен", созданный еще на заре Советской власти, не очень пострадал в годы сталинских чисток. По крайней мере, во времена Брежнева он так же процветал, как и во времена Троцкого и Сталина. Бойченков знал, что из секретарей ЦК семь, включая и самого Брежнева, были женаты на еврейках, впрочем, как и многие зампредсовмина, министры, их замы, начальники главков. Не составляли исключения наука и культура, пресса. Старшим помощником у Брежнева работал Эммануил Цуканов, человек влиятельный, пользующийся доверием своего хозяина больше, чем иные члены Политбюро.
Жены власть имущих! Любопытная общественность не обделяет их своим вниманием, особенно, если они сами, своим поведением и действием дают повод для пересудов. Иные из них имеют большую власть, чем их всесильные мужья. Конечно же бывают исключения, встречаются среди них и скромные и даже умные, которые считают неэтичным вмешиваться в государственные и служебные дела. Но эти скромницы и тихони иногда позволяют себе обращаться к мужьям по мелочам. Скажем, у ее подруги или знакомой проворовался муж, сын или зять. Случайно, по оплошности, как говорится, бес попутал. А следователь уже и дело завел, а там глядишь - и суд и приговор. Жалко человека, ведь он не хотел. Ну просто так получилось, само собой. "Пожалуйста, позвони кому следует. Да может он и не воровал, злые люди напраслину навели". Или еще мягче, деликатнее: "А нельзя ли что-то сделать, как-то помочь? Ну, чтоб не было суда?" Есть и такие - сами звонят "кому следует", без ведома мужа.
В этом смысле не составляла исключения Виктория Брежнева. За одних просила Леню - помочь, посодействовать, за других - сама звонила "кому следует". Но чем выше должность, тем серьезней и просьбы об услугах. Просила и за соотечественников и за приезжих к нам иностранцев, которые своей "деятельностью" привлекали внимание органов государственной безопасности.
Генерал Бойченков и сейчас еще не был уверен, что супруга Брежнева понимала подлинный смысл услуг, которые она оказывала ходатаям, едва ли осознавала она, что выполняя их просьбы, наносит урон государственным интересам страны, ее безопасности. Понятно, что такая деятельность Брежневой" не могла пройти мимо сотрудников КГБ, служебный долг которых обязывал решительно вмешаться.
Вооружившись бесспорными, неопровержимыми фактами, материалами и документами генерал Бойченков явился на доклад к председателю. Дмитрий Иванович отдавал себе отчет в том, что дело это весьма щепетильное, что своим докладом он ставит председателя в сложное положение. Он даже пытался предположить, как будет действовать, какие меры или решения примет председатель, скорее всего доложит своему шефу-куратору Мирону Андреевичу Серому, который по непонятным причинам питал к Бойченкову откровенную неприязнь. Зато с председателем у Бойченкова были если и не дружеские, то ровные, доброжелательные отношения. Председатель ценил Дмитрия Ивановича как работника, которому доверял без сомнений и колебаний. Всегда сдержанный, корректный и осмотрительный, он и на этот раз встретил Бойченкова холодным проницательным взглядом, в котором невозможно было что-нибудь прочитать, выслушал его краткий доклад спокойно, не проронив при этом ни звука, затем молча внимательно прочитал положенные ему на стол материалы с конкретными фактами и именами. С напряжением наблюдал Дмитрий Иванович за председателем, когда тот читал, пытаясь проникнуть в его душевное состояние, хотя бы приблизиться к его мыслям. Но тщетно: ни один мускул не дрогнул на каменном лице председателя, и глаза, прикрытые пенсне, оставались холодными и недоступными. Закончив чтение, он прикрыл документ широкой крепкой ладонью и, уставившись на Бойченкова все тем же, без эмоций, взглядом, негромко и как будто даже доброжелательно спросил: "Кто еще об этом знает?" - кивок на докладную. "Я никому не докладывал" - так же тихо ответил Бойченков. "Хорошо, - выдохнул председатель. - Я посоветуюсь с Мироном Андреевичем".
Последняя фраза, как показалось Дмитрию Ивановичу, сорвалась у председателя невольно: он был явно огорчен и расстроен, хотя и старался скрыть свое состояние.
Какие дальнейшие шаги предпримет председатель? - спрашивал себя Дмитрий Иванович. Доложит Серому - это понятно. А как поведет себя Мирон Андреевич - человек вспыльчивый, нервный, самоуверенный и жестокий. Именно Серому обязан председатель своей карьерой - выдвижением на пост шефа КГБ. Председатель - человек принципиальный, но и осторожный и, пожалуй, в сложной обстановке может поступиться принципами. Слывет интеллектуалом, любит поэзию и, говорят, сам сочиняет. Но как считает Бойченков, интеллект его внешний, без прочного фундамента и глубоких корней. Кто его родители - неизвестно. Говорят, детдомовец. Как разведчик, скорее любитель, чем профессионал. Любитель, но не дилетант. Отличается широтой взглядов, убежденный ленинец, в то же время не чернит Сталина, не отрицает его заслуг перед страной, особенно в войне с фашизмом. Таким виделся Дмитрию Ивановичу председатель КГБ.
Приблизительно через неделю председатель пригласил к себе Бойченкова. На этот раз ему не удалось скрыть своего волнения. Он был подчеркнуто любезен и предупредителен, но какое-то смятение, чувство неловкости, беспомощности и стыда уловил Дмитрий Иванович в его смущенном взгляде. Он встретил Бойченкова стоя у окна и затем предложил сесть не у стола, а в стороне, на диване, и сам сел рядом, давая понять, что разговор будет носить полуинтимный, доверительный характер. "Я пригласил тебя, Дмитрий Иванович, в связи с делом Виктории, - начал председатель и запнулся, состроив гримасу на своем лице, отливающем нездоровой желтизной. Поправился: - Собственно, никакого "дела" нет. Вчера у меня состоялся, откровенно скажу тебе, очень серьезный и неприятный разговор с Мироном Андреевичем. Он был взбешен. Он говорил буквально следующее: "кто нам, то есть Комитету, дал право собирать компромат на первое лицо партии и государства?! Кто позволил? Ну и так далее… И, как итог - решение: всех, кто причастен к этому делу, уволить. В том числе и тебя".
Громом среди ясного неба прозвучали для Бойченкова последние слова председателя. И дело вовсе не в увольнении его из органов: он не забыл, как во время разговора о масонах раздраженный Серый уже предлагал Дмитрию Ивановичу добровольно уйти из КГБ в сельское хозяйство. Знал он и о вседозволенности и беззаконии, царящих в брежневском клане, о криминальных похождениях дочери Брежнева и ее мужа. Но здесь же особый случай. Не какие там бриллианты-сапфиры, а безопасность государства. "Что же - жена Цезаря вне подозрений", - с горькой иронией произнес Бойченков, на что Председатель, чтобы упредить вспышк