екой.
Ещё Петер подумал, что когда кого-то берут в плен, то обязательно зовут переводчика, чтобы можно было выяснить у чужака или неприятеля, кто он и в чём именно заключается его злой умысел. Хорошо бы, у гноллей был такой переводчик. Он должен быть: они же отправляют кого-то из своих в мир людей. Тогда можно надеяться, что они смогут у переводчика выяснить, где Смук.
Когда Петер уже совсем стал задыхаться в злосчастном мешке, его дёрнули сзади за одежду, и он остановился. С головы сняли мешок, но светлее от этого не стало. Тьма по-прежнему была непроглядной.
– Что вы тут делаете? – спросил голос, обладателя которого Петер не видел. Глаза его ещё не привыкли к полному мраку. Но слух не мог обмануть Петера. Он уже слышал этот голос раньше. Голос, рассказывавший истории в их спальне. Это был голос Смука.
32. Звонок
– Как вы сюда попали? – В голосе Смука было удивление. Неприязни в нём не было слышно.
– Мы хотели тебе помочь… – сказал Петер, но это прозвучало глупо.
– Вы уже достаточно помогли, – сказал Смук сухо. – Как вы нашли дорогу?
– Ты сам рассказывал про камень-пароль и про паром… – смущённо сказал Петер.
Ему было неловко и за то, что они причинили Смуку столько боли, и за то, что вроде как без спроса воспользовались информацией, которую он сообщил им по секрету.
– Странно, – односложно отреагировал Смук.
– Что странно? – спросил Себ.
– Странно, что вы нашли камень-пароль. Точнее говоря… он нашёл вас.
– Дорогой Смук, – начала Изольда, – очень хорошо, что я не вижу сейчас твоих глаз, иначе сгорела бы со стыда. Ты меня простишь за то зло, которое я… которое мы тебе причинили? Мы правда раскаиваемся.
И она начала рассказывать о том, как они взяли машину, приехали на побережье, как познакомились с паромщиком, про Мадса и Изабеллу, про бабочек с крыльями острыми, как лезвия бритвы, про кнокса, который едва не утащил Себа, про прыгозавров и погибшего в болоте гигантского кугуара. Про то, как они готовы были рискнуть всем, что у них было, чтобы разыскать Смука и помочь ему.
Голос Смука потеплел.
– Вы действительно так хотели меня найти? – спросил он.
– Да, – ответил Петер. – Особенно после того, как старик паромщик рассказал нам, куда тебя отправили из-за нас. Мы пришли за тобой, чтобы вытащить тебя отсюда.
– Вытащить? – удивился Смук. – Но куда? В мир людей? Чтобы снова сделать из меня шар для боулинга?
– Но тебя же здесь используют как заключённого в тюрьме, – с состраданием в голосе произнесла Изольда. – Заставляют рыть тоннель под рекой…
Если бы улыбку можно было услышать в темноте, они бы услышали, как Смук улыбнулся.
– Если бы я был заключённым, разве меня отпустили бы к вам поговорить? – спросил он. – Рыть тоннель под рекой, тоннель, который нужен всем нам – я имею в виду гноллей, – гораздо интереснее и приятнее, чем быть шаром для боулинга, уж можете мне поверить.
– То есть… ты хочешь сказать, что ты не чувствуешь себя… – Изольда никак не могла подобрать слово, – узником?
– Конечно нет. У гноллей нет тюрем. У нас есть понятие того, что ты заслужил тот или иной этап жизни, приходящий на смену предыдущему. Своими мыслями и поступками. Сейчас я заслужил рытьё тоннеля, и я отношусь к этому как к должному. Мне здесь хорошо, в этом мире. И я рад, что вы попали на остров. Это почти никому не удаётся из людей. Надо очень этого хотеть. И я надеюсь, что вы не будете сожалеть о своём поступке и вам у нас понравится.
– Нам уже нравится, – поспешно сказал Петер. – Ну… если не брать в расчёт пару диких тварей, которые у вас тут водятся. Но… ты хочешь сказать, что нам придётся возвращаться без тебя? Это будет непросто – отыскать дорогу обратно в гостевой домик.
– Я провожу вас до домика, – охотно откликнулся Смук.
– Здорово! – обрадовалась Изольда. – А ты покажешь нам, где живёт паромщик?
– Зачем? – удивился Смук.
– Ну… Мы же вернёмся обратно на том же пароме, что и прибыли сюда? – с надеждой в голосе спросила Изольда.
Наступило долгое молчание.
– Вы сказали, что воспользовались моей историей, чтобы попасть на остров… – начал Смук.
Все трое кивнули, хоть это и осталось незамеченным во мраке.
– Я рассказал вам про камень-пароль, при помощи которого можно попасть на остров.
– Да, – с готовностью подтвердил Петер.
– А теперь скажите мне: я что-нибудь рассказывал про то, каким способом можно выбраться с острова? – спросил Смук.
По коже у всех троих пробежали мурашки.
– То есть ты хочешь сказать… – ахнула Изольда, – что Мадс… что паромщик…
– Да, – грустно подтвердил Смук. – Мадс, как и вы, добрался до острова, чтобы повиниться перед стариком гноллем, пусть и спустя столько лет. А пути обратно уже не было. Старик всем рассказывает, что Мадс приехал на остров, чтобы здесь умереть, но это не так. Он хотел вернуться, очень хотел. У него же там, в мире людей, осталась его Изабелла… Но это было невозможно, увы. Старик просто не хочет признаваться себе, что невольно разрушил две жизни. Но он этого конечно же не хотел. Никогда не хотел.
– Но этого… этого не может быть… – выдохнула в темноте Изольда. – Мы не можем остаться здесь… навсегда.
– Мне очень жаль, – сказал Смук подавленным тоном. – Я поступил с вами так же неосторожно, как и вы со мной. Нельзя было вам рассказывать истории, не предназначенные для людских ушей. Но откуда мне было знать, что вы отправитесь на остров? И главное – до вас за сотни лет только одному человеку удалось найти камень-пропуск! Это не могло повториться. Я даже мысли такой не допускал и рассказывал вам это просто как сказку про мир, из которого я пришёл. Я не мог знать, что вы в нём окажетесь… запертыми.
До Петера донеслись всхлипывания Изольды.
– Мы можем хотя бы подняться наверх? – спросил он Смука. – Нам тяжело здесь дышать.
– Конечно, – поспешно согласился Смук. – Простите меня, я об этом не подумал. Вы не пленники, вы наши гости, и весь остров в вашем распоряжении. Я сейчас покажу вам ход наверх, вы подниметесь по верёвке и подождёте меня у реки, пока не стемнеет. Мы выходим из-под земли только в темноте. Не бойтесь, здесь безопасно, только не заходите в воду: там тонкие пиявки, которые высасывают кровь и могут занести какую-нибудь заразу. Если вдруг что-то случится, спускайтесь обратно под землю.
Через несколько минут все трое были уже наверху.
– Вот так дела… – сказал Петер. – Спасли Смука.
– И что теперь будет? – с круглыми от ужаса глазами запричитала Изольда. – Мои родители с ума сойдут, если я завтра утром не вернусь домой.
– Знаешь что, – вдруг предложил Петер, – попробуй им позвонить.
– Связи нет, – ответила Изольда. – Не получится.
– Я уже столько всего видел удивительного на этом острове, – продолжал Петер. – Попробуй. Вдруг получится. Мы ничего не теряем.
Изольда достала телефон, нашла номер отца в телефонной книжке и нажала на кнопку вызова.
Её лицо исказилось от удивления. Петер с Себом сразу поняли, что есть сигнал.
– Включай громкую связь! – подсказал Петер.
Раздалось несколько гудков, потом трубку сняли, и какой-то мальчик заговорил на неизвестном языке.
Изольда слушала его с ошеломлённым видом, потом сказала несколько слов на том же языке, почти шёпотом, но мальчик вместо ответа отключился.
– Кто это был? – спросил Петер. – И что это за язык, на котором ты с ним разговаривала?
– Это борикуа, – тихо ответила Изольда, вдруг как-то совсем ушедшая в себя. – Что-то типа испанского. На нём говорят в Пуэрто-Рико.
– А что это был за мальчик? – спросил Себ. – Это твой родственник? Он скажет твоим родителям, чтобы они помогли нам выбраться отсюда?
– Этот мальчик, – ответила Изольда и подняла на них полные слёз глаза, – мой папа. Сорок лет назад.
33. Опять карта
Они прожили на острове четыре дня. Петер иногда выходил наружу, отжимался на траве перед домом, подолгу сидел на крыльце и смотрел вдаль. Себ читал книжки, которые нашёл в не такой уж и маленькой библиотеке Мадса: видно было, что гнолли заботились о том, чтобы Мадсу у них было комфортно.
Изольда ничего не ела и не вставала с дивана. Она лежала ничком, уткнувшись лицом в подушку. Непонятно было, спит она или просто о чём-то задумалась.
Каждую ночь к ним приходил Смук, приносил вкусную еду, пытался расспросить их, не нужно ли им чего-нибудь. Но разговор не клеился. Потрясение оказалось слишком сильным, и они постепенно погружались всё в большую депрессию, каждый по-своему.
На четвёртый день Петер сидел, как обычно, перед домом и на этот раз машинально рассматривал карту острова, чтобы как-то убить время. Внезапно его внимание привлёк маленький чёрный крестик, нарисованный на берегу моря напротив их дома, но по ту сторону скал.
Петер вошёл с картой в дом, подошёл к дивану и стал тормошить Изольду:
– Изольда, Изольда, посмотри, что это может быть?
Она продолжала лежать в той же позе.
– Может, это наш шанс выбраться отсюда! – настаивал Петер, тряся девочку за плечо.
Она обернулась к нему.
– Что ты нашёл? – В её бледном лице появилась искорка жизни.
– Себ, книголюб хренов, иди сюда! Если мы не выберемся с острова, ты ещё тысячу лет будешь здесь книжки читать. Вот, поглядите.
И Петер показал им карту.
– Карта нарисована гноллями. Не знаю, чем они её рисовали, – неважно. Важно, что чётко видно отличие между их изображениями и надписями, нанесёнными Мадсом. Они гораздо свежее и сделаны чем-то совсем другим. Цвет другой совсем, смотрите. А вот крошечный крестик: тот, кто его наносил, явно не хотел, чтобы он бросался в глаза. И совершенно очевидно, что он нарисован гораздо позже. И опять же чем-то другим. Цвет другой, толщина линии. И он свежее, это видно. Он совсем свежий. Его не мог сделать Мадс.
– И что ты думаешь? – приподнялась на диванчике Изольда. – Кто его мог нарисовать и зачем?