ой связи короля с Руми и о беременности падшей жрицы. Она давно уже за ними следила и много раз видела, как поздней ночной порой Чандаура входил в святилище Пеле. Недавно, укрывшись у реки в кустах катальпы, она наблюдала за жрицей во время купания. Ее лоно, набухшее от прелюбодейного плода, выдавало прегрешение.
Несмотря на позднюю пору, слова Напо рассыпались по селению подобно бусинкам траурного ожерелья и нашли отклик у недовольных. Около одиннадцати часов ночи в хижине Вангаруа собралось десять с лишним человек и начался совет. Он не длился долго — время поджимало. Главарем заговора стал шаман Вангаруа, а осуществить его должен был Араваки. Той же ночью, перед рассветом, Чандауре суждено было умереть. Утром, после восхода солнца, итонгане будут поставлены перед совершенным фактом. Преемником короля решили сделать Нгахуэ, к которому тут же выслали гонца с вестью о происшедшим. Ему предстояла также расправиться с Атахуальпой. Первым делом надо было убрать Чандауру. Вангаруа не сомневался, что на весть о его смерти армия перейдет на их сторону и покинет другого белого человека.
Раззадоренные «огненной водой» и напитком альгаробо, заговорщики приближались к королевскому дому подобно стае волков. Благоприятствовала им ночь, черная как смоль, и осенний ветер, заглушающий шаги. Около самого толдо Чандауры, перед изгородью из кактусов и опунции, они задержались на короткое совещание. Вангаруа с пятнадцатью людьми должен был окружить дом, а Араваки с остальными — ворваться внутрь.
Они осторожно открыли калитку и крадучись вошли во двор. Было тихо. Крепко спящий королевский дом размытым контуром вырисовывался в ночной темноте. Заговорщики должны были уже поделиться на две группы, когда двери толдо замерцали зеленоватым, фосфоресцирующим светом. Блеск шел как будто изнутри дома, из сеней. Он просвечивал сквозь дубовые доски двери и выделял ее на фоне тьмы. Затем свет слегка сконцентрировался, просочился через дверь наружу и превратился над порогом в человеческую фигуру.
Призрак поднялся над землей и поплыл в воздухе в сторону мятежников. Его пронзительный, строгий взгляд уперся в Вангаруа. По этому взгляду его все узнали. В дикой панике они пустились бежать. Их ужас был объясним — они столкнулись лицом к лицу с табу правителя.
После ухода Напо Чандаура провалился в сон хотя и глубокий, но тяжелый и неспокойный. Ему снились какие-то чудовища, личинки-кровопийцы, а огромный призрак давил ему на грудь и душил его. Король ворочался с боку на бок, метался в постели, как рыба в сети, но не мог проснуться. Около полуночи, обливаясь обильным потом, он почувствовал, как в нем что-то раздваивается, разрывается, раскалывается. Наконец наступило облегчение, он ощутил себя свободным. На постели, рядом с собой, он увидел свое собственное, ужасно истерзанное ночницей, бледное, человеческое тело. Сочувственно ему улыбнувшись, он на минуту его оставил, приоткрыл двери и, подчиняясь неясному, неодолимому стремлению, вышел наружу. И это его спасло…
Через несколько минут он, ужасно изнуренный, проснулся и стал прислушиваться. Кто-то тихо стучал пальцами в стекло. Он соскочил с постели и, сжимая в руке нож, открыл окно.
— Кто там?
— Это мы, Руми и Ваймути. За нами гонятся.
Уже через мгновение Чандаура прижимал возлюбленную к груди. Временным ее спасением он был обязан только Ваймути, которая вывела жрицу из святилища подземным, лишь ей одной известным проходом, прежде чем толпа одержимых жаждой мести итонган успела выломать двери храма и ворваться внутрь. Но пристанище у короля не было безопасным.
Чандаура об этом знал и поэтому немедленно решил переговорить с Атахуальпой. Надо было действовать быстро и решительно. Он закрыл обеих женщин в другой комнате, поменьше, окно которой выходило в сад, запер все двери и под покровом ночи пробрался к дому друга. Он застал Питерсона за стаканом грога его собственной работы. У капитана тоже была отвратительная ночь. После смерти Итоби у него усилилось чувство ностальгии, которое не позволяло ему уснуть. Он топил печаль в стакане.
Гневош в нескольких словах представил ему всю сложность ситуации. Питерсон тихо выругался.
— Плохи дела, сто дьявольских телег, очень плохи! Это молодая ведьма взялась за дело и в течение нескольких часов взбунтовала против нас людей. Если мятежники осмелились напасть даже на святилище, значит они ужасно взбудоражены и чувствуют себе безнаказанными. Сейчас узнаем, как выглядит ситуация.
Он протяжно свистнул. Заслонявшая вход тростниковая циновка отодвинулась и вошел Ксингу.
— Здравствуй, приятель! Вели играть утреннюю побудку. Через пятнадцать минут выходим. Вызови королевского телохранителя Чантопиру и стражу.
На бронзовом лице вождя отразилось сильное беспокойство. Он слегка склонил голову, давая понять, что понял поручение, но не сдвинулся с места. Чандаура положил руку на его плечо.
— Ты, кажется, чем-то обеспокоен, Ксингу. Скажи, что лежит у тебя на сердце.
Воин сжал кулаки так, что хрустнули суставы, и выдавил хриплым голосом:
— Я только что обходил с фонарем казармы. Ситуация выглядит плохо. Половина воинов сбежала, а те, что остались, собираются в группы и совещаются. В лагере бунт! Король, ты должен сам опровергнуть слухи, которые расходятся между людьми.
— Ксингу прав, — одобрил совет вождя Питерсон. — Джон, надо перед ними показаться и выступить. Может быть, мы еще сможем подавить это движение в зародыше.
Они вышли из толдо и с горящими факелами вбежали на территорию казарм. Чандаура, спокойный и не потерявший самообладания, встал на возвышении посередине лагеря. Его сильный и звучный, как бронзовый колокол, голос снова стал призывать солдат к послушанию:
— Воины племени итонго, вожди и солдаты! Не стыдно ли вам, поверив нашептываниям глупой и мстительной женщины, позабыть о вашей преданности королю и разжигать пламя мятежа? Товарищи по оружию и боевые соратники, прославившие имя светлых итонган и ставшие хозяевами всего острова, в тяжелую годину бунта и предательства я призываю вас на свою сторону. Пусть же ваши уши не внимают лживым и клеветническим слухам. Солдаты, не забывайте о наших совместных ратных трудах и победоносных походах!
Ответом ему были протяжные, восторженные крики:
— Да здравствует король Чандаура и его вождь Атахуальпа!
На сей раз ситуацию удалось спасти. Пятьсот отважных, укрепившихся в верности солдат перешло на сторону короля. Их значительно усилил отряд из трехсот воинов личной гвардии короля, которые, под командованием Чантопиру, как раз в эту минуту вошли на центральную площадь. Король сформировал четыре отряда по двести людей и отдал их под командование Атахуальпы, Изаны, Ксингу и Чантопиру. Под бряцанье оружия и фырканье отдохнувших коней они двинулись двумя колоннами к резиденции короля.
Вставал рассвет и первый блеск зари розовыми ладонями разгонял утренний туман. Эта часть селения словно вымерла. Появление среди ночи королевского духа приобрело силу отпугивающего заклинания. Окрестности толдо находилась под охраной могущественного табу его владельца. Пустыми улицами они прошли в западную часть селения и бдительным кольцом окружили дом короля. С бьющимся сердцем Чандаура открыл двери и вошел. Его шею обняли теплые, смуглые руки, и к губам прильнул ее сладкий поцелуй.
— Руми!
Вокруг толдо закипела работа. Солдаты рыли окопы и насыпали валы. За несколько часов дом Чандауры превратился в крепость. С трех сторон из земли выросли трехметровые насыпи ощетинившиеся колами. Тылы со стороны сада были под прикрытием огромных базальтовых утесов и валунов — продолжения глубоко врезавшихся в сушу прибрежных скал.
Около полудня стражники сообщили, что из глубины селения приближается сильный, вооруженный отряд. Подойдя на расстояние полета копья, они подали знак, что хотят выслать парламентариев. Чандаура выразил согласие. Тогда на площадь перед толдо самоуверенно вошло десять воинов. Ими командовали Амакра и Араваки. Они надменно поклонились, а колдун произнес скрипучим, напоминающим скрежет сороки голосом:
— От имени Совета Старейшин мы требуем, что бы ты, Чандаура, выдал нам распутную жрицу Руми, которая укрывается под твоим кровом. Если ты выполнишь наши требования, то будешь править итонганами в мире и спокойствии до конца своих дней.
Король вызывающе усмехнулся.
— А что будет, если я не исполню ваши дерзкие требования?
— Будет никому не нужное кровопролитие. Когда Нгахуэ узнает причину раздора с королем, он несомненно, встанет на нашу сторону. Нас уже сейчас несколько тысяч, а вас — жалкая горсточка. Отдай нам безбожницу Руми!
Чандаура приблизил к колдуну искаженное гневом и презрением лицо.
— Отдать вам Руми? Вам, глупцам и кровопийцам, доверить цвет королевской крови? Никогда! Я сам себе плюнул бы в лицо, поступи я так. Уж лучше погибнуть!
Амакра, испугавшись королевского гнева, невольно отступил на несколько шагов.
— Так каково же твое последнее слово, Чандаура?
— Ты его услышал.
В гробовой тишине делегация покинула площадь. Кости были брошены. Около четырех часов дня отправленный в разведку Чантопиру вернулся с сообщением, что к мятежникам прибыло подкрепление. Исчезнувший много лет тому назад Махана снова дал о себе знать и, спустившись с гор, привел с собой отряд, состоящий из трехсот человек. Плохая весть разнеслась по королевскому лагерю с быстротой заразы и омрачила сердца. Боевой дух воинов пошатнулся и начал слабеть…
Вечером, когда стало смеркаться, в главной комнате королевского толдо засело за столом четверо человек — Гневош, Питерсон, Руми и Ваймути. Угнетающая атмосфера наполняла дом и душила, словно морок. Сидели молча. Каждый из них как будто боялся, что первое сказанное слово выкристаллизует ужасную правду. Но капитан, наконец, решился прервать тишину:
— Ну что ж, Джон, вот и настало это время, не так ли? Больше не над чем размышлять. Ситуация ясна.
— Если бы я мог рассчитывать на Нгахуэ… — остатками сил защищал свою позицию Гневош. — Если бы я только мог…