– Выходит, вас этот бизнес тоже заинтересовал?
– Нет, отнюдь. У меня нет коммерческой жилки. Просто любопытно, вот и все.
– В прошлом году я отказался уступить его за восемьдесят тысяч. Он не продается, но если бы обстоятельства заставили меня выставить книгу на продажу, я бы назначил сотню.
– Неплохая сделка.
– Вы сказали, что хотели увидеть книгу.
Пожав плечами, будто ей не было особенно интересно, Мерсер вежливо отозвалась:
– Конечно, если у вас есть время.
Было видно, что Брюсу хотелось похвастаться своей коллекцией.
– Для вас у меня всегда найдется время. Пойдемте.
Миновав лестницу на второй этаж, они прошли через отдел детской литературы в заднюю часть магазина. Лестница, ведущая вниз, находилась за закрытой дверью в стороне от прохода. Дверь выглядела так, будто ею пользовались крайне редко. Под потолком в углу напротив висела камера, направленная на дверь, оборудованную датчиком безопасности. Брюс открыл ключом дверной засов и повернул шарообразную ручку, оказавшуюся незапертой. Открыв дверь, он включил свет.
– Осторожно, – предупредил он и начал спускаться.
Мерсер держалась сзади, ступая осторожно, как он и просил. Внизу Брюс щелкнул другим выключателем и зажег свет.
Подвал был разделен как минимум на две секции. В первой – большой – была лестница и металлическая дверь, соединявшая с подвалом под магазином Ноэль, а также ряды старых деревянных стеллажей. Полки на них прогибались под тяжестью тысяч ненужных книг, гранок и рекламных ознакомительных изданий.
– Это называется «кладбищем», – пояснил Брюс, обводя их рукой. – В каждом магазине есть помещение для макулатуры.
Пройдя к задней части подвала, они остановились у стены из шлакобетонных блоков – было видно, что ее возвели значительно позже самого здания. Она шла от пола до потолка и имела металлическую дверь с клавишной кодонаборной панелью. Пока Брюс набирал код, Мерсер огляделась и заметила направленную на дверь камеру, висевшую на старой балке. Затем раздалось жужжание и щелчок, замок открылся, и они вошли внутрь, где было заметно прохладнее. Брюс включил свет.
Комната оказалась полностью изолированной, вдоль стен из шлакобетона стояли ряды стеллажей, бетонный пол был тщательно выровнен и низкий потолок обит каким-то волокнистым материалом, который Мерсер видела впервые. Но с этим наверняка разберутся эксперты, получавшие изображение с ее камеры. За час они определили, что помещение имело сорок футов в длину и примерно столько же в ширину, высота потолка – восемь футов, герметичные соединения; все указывало на то, что комната воздухонепроницаема, пожаробезопасна и надежно защищена от проникновения.
– Свет, тепло и влажность оказывают на книги негативное воздействие, поэтому все эти три параметра должны контролироваться. Здесь почти нет влажности, а температура всегда составляет около тринадцати градусов Цельсия. И естественно, нет никакого солнечного света.
Шкафы были изготовлены из массивных металлических листов, а стеклянные дверцы позволяли видеть корешки книг. Каждый шкаф имел шесть полок: нижняя располагалась примерно в двух футах от пола, а верхняя – на несколько дюймов выше головы Мерсер, то есть примерно на высоте шести футов. Рик и Грэхем согласились бы с ее оценкой.
– А где тут книги Тессы? – поинтересовалась она.
Брюс подошел к задней стене и, вставив ключ в узкую боковую панель рядом с полками, повернул его. Что-то щелкнуло, и стеклянные дверцы всех шести полок разблокировались. Он открыл дверцу второй полки сверху.
– Вот здесь, – ответил он, вытаскивая экземпляры «Осужденного» и «Кровавого меридиана». – Целы и невредимы в своем новом доме.
– И даже очень, – согласилась Мерсер. – Это весьма впечатляет, Брюс. И сколько тут всего книг?
– Несколько сотен, но они не все мои. – Брюс показал на стену у двери и пояснил: – Тут я храню книги клиентов и друзей. Кое-какие – на своего рода консигнации. У меня есть один клиент, который сейчас разводится, и здесь он прячет свои книги. Не исключено, что я получу повестку и меня вызовут в суд, но такое уже случалось. Я всегда лгу, чтобы защитить своего клиента.
– А это что? – осведомилась она, указывая на высокий громоздкий шкаф в углу.
– Это сейф, и в нем я держу особо ценные экспонаты.
Брюс стал набирать код на встроенной панели, и Мерсер тут же вежливо отвернулась. Когда замок щелкнул, Брюс открыл массивную дверцу. На трех полках наверху и в центре стояли корешками вперед похожие на муляжи книги – названия некоторых были вытеснены золотом. Брюс осторожно вытащил одну со средней полки и спросил:
– Вы знаете, что такое двустворчатое зажимное устройство?
– Нет.
– Это защитный футляр, изготовленный специально для каждой книги. Понятно, что книги печатаются в разных форматах, поэтому и футляры тоже разных размеров. Пойдемте туда.
Они подошли к маленькому столику в центре комнаты. Брюс положил на него футляр и, открыв, осторожно извлек книгу. Ее суперобложка была заключена в прозрачную ламинированную пленку.
– Это мой первый экземпляр «Над пропастью во ржи». Достался мне в наследство от отца двадцать лет назад.
– Выходит, у вас есть два экземпляра?
– Нет, у меня их четыре. – Открыв книгу, он показал на небольшое обесцвечивание форзаца. – Тут немного поблекло, и на обложке есть пара маленьких дефектов, а так состояние хорошее, почти идеальное.
Оставив книгу и футляр на столе, Брюс снова направился к сейфу. Мерсер повернулась в его сторону, чтобы Рик и Грэхем имели возможность рассмотреть сейф спереди целиком. Внизу, под полками с редчайшими книгами располагались четыре выдвижных ящика. Все они были закрыты.
Если рукописи действительно находились у Брюса, то они точно были здесь. Во всяком случае, Мерсер так решила.
Положив на стол еще один футляр, Брюс сказал:
– Это четвертый мой экземпляр, приобретенный последним и действительно подписанный Сэлинджером. – Он раскрыл футляр, извлек книгу и открыл на титульной странице. – Тут нет ни посвящения, ни даты, только его автограф, который, как я уже говорил, является большой редкостью. Он просто отказывался подписывать свои книги. У него и в самом деле были не все дома, правда?
– Во всяком случае, так говорят, – согласилась Мерсер. – Но эти книги прекрасны.
– Еще бы! – кивнул Брюс, благоговейно проводя по книге рукой. – В дни, когда все идет наперекосяк или валится из рук, я пробираюсь сюда, запираюсь в этой комнате и вытаскиваю книги. Я пытаюсь представить, каково это – быть Дж. Д. Сэлинджером в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, когда опубликовали его первый роман. Он напечатал несколько коротких рассказов, пару – в еженедельнике «Нью-Йоркер», но был малоизвестен. Первый тираж был скромный, «Браун» напечатал всего десять тысяч, а теперь книга продается на шестидесяти пяти языках тиражом в миллион экземпляров в год. Он понятия не имел, какой успех его ждет. Но, став богатым и знаменитым, не смог вынести всеобщего внимания. Большинство исследователей считают, что он сломался.
– Я вела курс о нем два года назад.
– Значит, вам это хорошо известно?
– Он не относится к моим любимым писателям. Опять же, я предпочитаю женщин-писателей, желательно тех, кто все еще жив.
– А вам бы хотелось увидеть самую редкую книгу в моей коллекции, написанную женщиной, и не важно, жива она или нет, верно?
– Конечно.
Брюс вернулся к сейфу, а Мерсер снимала каждый его шаг и даже подошла чуть ближе, чтобы зафиксировать маленькой камерой вид сейфа спереди.
Он нашел нужную книгу и вернулся к столу.
– Как насчет эссе «Своя комната» Вирджинии Вулф? – Он открыл футляр и вынул книгу. – Выпущено в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Первое издание, почти идеальное состояние. Я нашел его двенадцать лет назад.
– Мне нравится эта книга. Я прочитала ее в старших классах, и она вдохновила меня стать писателем, или хотя бы попытаться.
– Это – большая редкость.
– Предлагаю за нее десять тысяч!
Они оба рассмеялись, и Брюс вежливо ответил:
– Прошу меня извинить, но она не продается.
Он передал книгу ей, и Мерсер осторожно ее открыла со словами:
– Она была удивительно смелой! Чего стоит ее знаменитый афоризм: «У каждой женщины, если она собирается писать, должны быть средства и своя комната».
– У нее была истерзанная душа.
– Абсолютно! Она убила себя. Почему писатели так страдают, Брюс? – Мерсер закрыла книгу и передала ему. – Почему разрушают свою жизнь и даже сводят с ней счеты?
– Я не могу понять самоубийство, но пристрастие к спиртному и дурные привычки отчасти объяснимы. Наш друг Энди просветил меня много лет назад. По его словам, это потому, что в жизни писателя нет никаких сдерживающих факторов. Нет начальства, нет часов работы, нет никакого режима. Пишешь, когда хочешь – хоть днем, хоть ночью. Пьешь, когда хочешь. Энди считает, что с похмелья он пишет лучше, но я в этом не уверен.
Уложив книги обратно в футляры, Брюс убрал их в сейф.
Поддавшись порыву, Мерсер вдруг спросила:
– А что в этих ящиках?
– Старые рукописи, но они не такие дорогие по сравнению с книгами, – ответил Брюс без запинки. – Джон Д. Макдональд – мой любимый писатель, особенно его серия о Трэвисе Макги, и несколько лет назад мне удалось купить у другого коллекционера две его оригинальные рукописи.
Рассказывая, он закрыл дверцу сейфа. Судя по всему, содержимое ящиков было не для показа.
– Увидели все, что хотели? – поинтересовался он.
– Да. Это просто потрясающе, Брюс! Совершенно иной мир, о котором я и понятия не имела.
– Я нечасто хвастаюсь своими книгами. Торговля редкими изданиями не любит шума. О том, что у меня есть целых четыре экземпляра «Над пропастью во ржи», никто не знает, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то узнал. Никаких реестров не ведется, вопросов не задается, и многие транзакции совершаются скрытно.
– Ваши секреты в полной безопасности. Я даже представить не могу, с кем бы могла ими поделиться.