– И когда вы видели Трэя в последний раз?
– Двенадцатого ноября прошлого года, в тот день, когда мы с Джерри вышли из охотничьего домика и поехали в Рочестер. Мы оставили его там с Дэнни. Я понятия не имею, где он может быть.
На экране появилось фото улыбавшегося Трэя, сделанное крупным планом.
– Это он, – подтвердил Марк.
– И какова была его роль?
– Отвлекающий маневр. Он вызвал переполох дымовыми шашками и петардами. Потом позвонил 911, сказал, что какой-то парень с пистолетом открыл стрельбу по студентам. Я тоже сделал пару-тройку звонков из библиотеки.
– Хорошо, мы вернемся к этому позже. А кто еще участвовал?
– Всего нас было пятеро, а пятый – Ахмед Мансур, американец ливанского происхождения, который работал из Буффало. В ту ночь его не было. Он – хакер, спец по изготовлению фальшивых документов и компьютерам. Долго работал на спецслужбы США, пока его оттуда не выгнали, после чего он занялся криминалом. Ему около пятидесяти лет, разведен, живет с женщиной в доме 662 на Уошберн-стрит в Буффало. Насколько мне известно, судимости не имеет.
Хотя показания Марка снимали на пленку и записывали на магнитофон, все четыре фэбээровца и пятеро мрачных молодых людей из прокуратуры лихорадочно делали пометки в блокнотах, будто боялись что-то пропустить.
– Хорошо, если вас всего было пятеро, то кто этот парень? – спросил Макгрегор и показал на экран с фотографией Брайана Байера.
– Никогда его раньше не видел.
– Это тот самый, что ударил меня на стоянке несколько недель назад. Велел передать моему клиенту, чтобы тот держал рот на замке, – вмешался Петрочелли.
– Мы задержали его с Дэнни во Флориде, – пояснил Макгрегор. – Бандит-рецидивист, настоящее имя – Брайан Байер, известен как Рукер.
– Я не знаю его, – повторил Марк. – Он не был членом нашей команды. Наверное, Дэнни привлек его для поиска рукописей.
– Нам мало о нем известно, а сам он молчит, – признался Макгрегор.
– С нами его не было, – уверенно заявил Марк.
– Вернемся к команде. Расскажите нам о плане. Как он возник?
Марк улыбнулся, расслабился, отпил большой глоток кофе и начал рассказывать.
Аккуратный книжный магазинчик на улице Сен-Сюльпис в самом сердце 6-го округа на левом берегу Парижа, которым месье Гастон Шапель владел уже двадцать восемь лет, мало изменился за это время. Такие магазинчики разбросаны по всему центру города, и каждый из них специализируется на чем-то своем. Месье Шапель торговал редкими французскими, испанскими и американскими романами девятнадцатого и двадцатого веков. Его друг, державший книжную лавку в двух шагах от него, имел дело только со старинными картами и атласами. Магазинчик за углом торговал старинными гравюрами и письмами, написанными историческими фигурами. Обычные прохожие заглядывали в них редко и ограничивались, как правило, разглядыванием витрин, а редкими клиентами были не туристы, искавшие что почитать, а серьезные коллекционеры со всего мира.
В понедельник 25 июля месье Шапель запер магазин в одиннадцать утра и сел в ожидавшее такси. Через двадцать минут он подъехал к административному зданию на авеню Монтень в 8-м округе и отпустил машину. При входе в здание он с опаской оглянулся, хотя причин тревожиться у него не было. Он не делал ничего противозаконного, по крайней мере по французскому законодательству.
После разговора с ним очаровательная секретарша принялась кому-то звонить, а сам он прогулялся по фойе и остановился перед огромным художественным панно с картой мира – горделивым свидетельством размаха деятельности юридической фирмы «Скалли и Першинг», чье название в бронзе венчало панно. Месье Шапель насчитал сорок четыре города в самых разных странах мира, где имелись отделения фирмы. Накануне он зашел на страницу сайта «Скалли», где говорилось, что в фирме работают три тысячи юристов и она является одной из крупнейших юридических контор в мире.
Получив разрешение его пропустить, секретарша направила месье Шапеля на третий этаж. Он поднялся по лестнице и вскоре нашел кабинет некоего Томаса Кендрика, одного из старших партнеров, обязанного своим статусом исключительно диплому бакалавра, полученному в Принстоне. Кроме того, у него имелись дипломы Колумбийского университета и Сорбонны. Мистеру Кендрику было сорок восемь лет, он родился в Вермонте, но сейчас имел двойное гражданство. Женившись на француженке, он после Сорбонны так и остался в Париже. Специализируясь на сложных судебных разбирательствах международного масштаба, он, во всяком случае по телефону, не был расположен тратить время на скромного владельца книжного магазина. Однако месье Шапель проявил редкую настойчивость, и тому пришлось уступить.
Они разговаривали на французском, и после сухого обмена приветствиями мистер Кендрик сразу перешел к делу:
– Чем я могу быть вам полезен?
– У вас имеются тесные связи с Принстонским университетом, вы даже были членом его Попечительского совета, – начал месье Шапель. – Я полагаю, вы знакомы с президентом Принстона доктором Карлайлом.
– Да. Я поддерживаю тесные связи со своей альма-матер. А могу я узнать, какое это имеет значение?
– Это имеет очень большое значение. У меня есть друг, у которого есть знакомый, который знает человека, владеющего рукописями Фицджеральда. Тот человек хотел бы вернуть их в Принстон, разумеется, за плату.
С Кендрика разом слетел весь лоск, присущий важным господам, чье время стоит тысячу долларов в час. У него отвисла челюсть, а глаза округлились, будто он получил удар под дых.
– Я всего лишь посредник, такой же, как и вы, – продолжил Шапель. – Нам нужна ваша помощь.
Мистеру Кендрику совсем не улыбалось продолжать тратить время на нечто, что никак не оплачивалось, однако отклонить предложение об участии в такой потрясающей сделке было просто невозможно. Если этот парень говорит правду, то он, Кендрик, может сыграть жизненно важную роль в получении приза, который его любимый университет ценил выше всего остального. Откашлявшись, он поинтересовался:
– Насколько я понимаю, с рукописями все в порядке, и все они находятся в одних руках?
– Именно так.
Кендрик улыбнулся, но мысли в голове бешено крутились.
– И где должен осуществиться обмен?
– Здесь. В Париже. Обмен будет тщательно спланирован, и все указания должны строго выполняться. Не вызывает сомнения, мистер Кендрик, что мы имеем дело с преступником, который обладает бесценными активами и не хочет попасться. Он очень умен и расчетлив, и при малейшей ошибке, оплошности или намеке на неприятности рукописи исчезнут навсегда. У Принстона есть только один-единственный шанс вернуть рукописи. Уведомление полиции стало бы серьезной ошибкой.
– Я не уверен, что Принстон будет действовать без ФБР. Знать этого я, конечно, не могу.
– Тогда не будет никакой сделки. Точка! Принстон больше не увидит их никогда.
Кендрик поднялся и заправил рубашку из тонкой ткани поглубже в сшитые на заказ брюки. Затем подошел к окну и спросил:
– И какова цена?
– Очень высокая.
– Это понятно. Но мне нужно их как-то сориентировать.
– Четыре миллиона долларов за рукопись. И эта цифра не подлежит обсуждению.
Для профессионала, имевшего дело с судебными исками на миллиарды, сумма выкупа не поразила Кендрика. И Принстон она тоже не испугает. Он сомневался, что университет располагал такими средствами на непредвиденные расходы, однако в его активе имелись двадцать пять миллиардов долларов целевого фонда для некоммерческого использования и тысячи богатых выпускников.
Кендрик отошел от окна и произнес:
– Понятно, что мне нужно сделать несколько звонков. Когда мы снова встретимся?
Шапель поднялся и ответил:
– Завтра. И хочу еще раз напомнить, мистер Кендрик, что любое участие полиции здесь или в США будет иметь самые пагубные последствия.
– Я вас понял. Спасибо, что обратились ко мне, мистер Шапель.
Они пожали друг другу руки и попрощались.
В десять утра перед Люксембургским дворцом на улице Вожирар остановился черный «Мерседес». Из него вылез Томас Кендрик и направился по тротуару к знаменитому парку. Он вошел в него через кованые железные ворота и, смешавшись с толпой посетителей, добрался до озера, вокруг которого сидели, читали и просто загорали на утреннем солнце сотни парижан и туристов. Дети гоняли по водной глади игрушечные катера. На низком каменном барьерчике вокруг озера сидели влюбленные парочки. Кругом сновали бегуны, которым совершение пробежки ничуть не мешало смеяться и разговаривать. У памятника Делакруа к Кендрику подошел, не здороваясь, Гастон Шапель с портфелем в руке. Они направились по широкой дорожке в сторону от озера.
– За мной следят? – спросил Кендрик.
– Да, здесь есть люди. У человека с рукописями имеются сообщники. А за мной следят?
– Нет. Уверяю вас.
– Отлично. Полагаю, ваши переговоры прошли успешно.
– Я вылетаю в США через два часа. Завтра я встречусь с людьми в Принстоне. Они понимают правила. Вас не должно удивлять, мистер Шапель, что им хотелось бы удостовериться в серьезности предложения и получить некое подтверждение.
Продолжая шагать, Шапель вытащил из портфеля папку.
– Этого должно быть достаточно, – сказал он.
Кендрик взял папку.
– А могу я узнать, что в ней?
Шапель, улыбнувшись, ответил:
– Там первая страница третьей главы «Великого Гэтсби». Насколько я могу судить, это подлинник.
– Боже мой! – пробормотал пораженный Кендрик.
Д-р Джеффри Браун практически бегом промчался по кампусу Принстона и торопливо поднялся по ступенькам Нассау-Холла, в котором располагалась администрация. Занимая должность директора Отдела рукописей Библиотеки Файрстоуна, он даже не помнил, когда в последний раз был в кабинете президента. Но еще ни разу его не вызывали на встречу, названную «срочной». Его работа никогда не была связана со «срочностью».