[1528]. Далее мы рассмотрим детальней как историю создания указанного изображения, так и его философские и исторические коннотации.
Выше уже говорилось, что Якова I часто называли «британским Соломоном». «Ассоциации, связанные с отождествлением Якова и Соломона, появляются сравнительно рано. Среди англичан подобные аллюзии, очевидно, широко распространились позднее. Первое упоминание о легендарном иудейском царе в контексте династической перспективы было сделано Джоном Хэйуордом в проповеди, произнесенной в Пол Кросс[1530] 27 марта 1603 года. Скорбя по поводу кончины Елизаветы Тюдор, он призывал собравшихся признать в Якове ее достойного преемника, подобно тому как в Соломоне иудеи признавали продолжателя Давида[1531]. Позднее за Яковом прочно закрепляется имя „Британский Соломон“»[1532]. В проповеди на похоронах Якова Джон Уильямс, епископ Линкольнский, отметил, что в почившем монархе произошла еще при жизни полная реинкарнация соломоновых добродетелей, некогда не увековеченных иудеями, и попранная справедливость была восстановлена[1533]. Представление о Якове как «британском Соломоне» пронизывает многие произведения искусства, созданные в разных жанрах в правление первых Стюартов. И в живописи, и в поэзии, и в скульптуре, и в книгах Яков часто представлен в образе Соломона[1534]. Образ Соломона был своего рода архетипом, избранным Яковом для себя еще в возрасте 14 лет, когда он был королем Шотландии[1535]. Первый Стюарт действительно был высокообразованным человеком, свободно говорил на латыни и на французском, хорошо разбирался в поэзии, великолепно знал античных авторов и Священное Писание, оставил множество сочинений на политические и теологические темы (Daemonologie [1597], The True Law of Free Monarchies (1598), Basilikon Doron [1599]). Поэтому у Бэкона были все основания надеяться, что Яков с энтузиазмом воспримет проект Instauratio Magna Scientiarum.
Когда 12 октября 1620 года Бэкон послал королю экземпляр «Instauratio» он, может быть, вспомнил о совете, который дал своим читателям в «Опытах» (1597) (и который уже цитировался в основном тексте): «Если хочешь воздействовать на кого-либо, надо знать его натуру и склонности, чтобы подчинить его; или его цели, чтобы убедить его; или его слабые места, чтобы застращать его; или же тех, кто имеет на него влияние, чтобы руководить им через них»[1536]. Бэкон неплохо понял натуру «британского Соломона».
В период правления Якова I королевская типография, где печаталось folio 1620 года, отличалась от иных не только монополией на выпуск религиозных изданий (Библии и «Книги общих молитв») на родном языке, но также имела особое значение, выступая в качестве орудия в процессе реализации политики короля, стремившегося через печатное слово продемонстрировать миру достижения национальной культуры и оказать воздействие на дальнейшее развитие европейской мысли.
На право быть королевским печатником, выпускающим издания на английском языке, в тот период претендовали Роберт Баркер (Robert Barker; 1570–1645), занимавший эту должность еще при королеве Елизавете I, с 1593 года, и двое из графства Шропшир: Бонэм Нортон (Bonham Norton; 1564–1635) и Джон Билл (John Bill; 1576–1630). В конце второго десятилетия XVII века между ними возник спор за долю в предприятии, дошедший в 1618 году до суда лорда-канцлера, которым на тот момент являлся Ф. Бэкон, занимавший эту должность с января 1618 по май 1621 года. В то время как основные судебные страсти разгорались между вечным должником Р. Баркером и занимавшим изначально должность королевского печатника, выпускавшего издания на других языках (латинском, греческом и иврите), Б. Нортоном[1537], Дж. Билл, успевший прежде зарекомендовать себя хорошим руководителем и предпринимателем, имевшим важные для продвижения проекта заграничные связи в печатном деле и книготорговле, был признан добросовестным приобретателем королевской типографии. Немаловажную роль здесь, впрочем, сыграли внесудебные рекомендации самого Якова I, протекцией которого Билл пользовался до конца жизни короля. Стоит также отметить, что, как правило, именно Билл отвечал за финансовые вопросы при публикации этих элитных folio.
Далеко не случайным был также выбор гравера. Работы Симона ван де Пасса (Simon van de Passe; ок. 1595–1647), из славного семейства издателей и граверов, в 1615–1622 годах жившего и работавшего в Англии, были хорошо известны в Западной Европе. Ему принадлежит, в частности, серия портретов членов английской королевской семьи, включая портреты Якова I и его супруги Анны Датской. К сожалению, никаких документов и свидетельств, касающихся отношений между ван де Пассом и Бэконом, не сохранилось. Однако одна деталь на гравюре обращает на себя внимание: надпись, расположенная слева от фрагмента из Книги пророка Даниила, начинается с аббревиатуры «sculp:» – латинский глагол sculpere означает «вырезать; высекать; запечатлевать» – с последующим именем гравера, а не принятым «fecit» (создал, сделал). Это указывает, что ван де Пассе пользовался рисунком или наброском (или, что менее вероятно, словесным описанием), сделанным кем-то другим, возможно самим Бэконом или художником, которому Бэкон разъяснил свой замысел. Но в любом случае гравер (прямо или через посредника) получал указания от автора «Instauratio». В связи с этим уместно упомянуть о двух косых черточках (solidus) в названии трактата: после слов «Verulamio» и «Cancellaris». Скорее всего, в наброске титульного листа черточки обозначали конец строки и по каким-то причинам они так и остались в самой гравюре.
Обратимся теперь к самой гравюре на фронтисписе folio 1620 года. Эта гравюра стала визуальным представлением содержания трактата, его основных идей и служила своеобразным дополнением излюбленного литературного приема Бэкона: использовать для выражения и разъяснения своих мыслей мифологические и исторические сюжеты и аллегории. В Англии украшение титульных листов книг гравюрами вошло в моду при первых Стюартах, хотя можно привести и более ранние примеры. Сам факт наличия такой гравюры, заметно удорожавшей издание, свидетельствует о важности, которую придавал своему труду автор.
Ее композиционный замысел был не нов. Похожее изображение со столпами Геркулеса и кораблем в открытом море использовалось для оформления титульного листа сочинения испанского космографа Андреса Гарсия де Чеспедеса (A. G. de Céspedes; 1545–1611) «Правила мореплавания» (ил. 15), опубликованного в 1606 году, то есть более чем за десятилетие до выхода в свет «Instauratio» Бэкона[1538]. Несмотря на практическую направленность трактата, в работе Чеспедеса (которая, на самом деле, представляет собой две книги: тщательно разработанное руководство по мореплаванию, содержавшее идею революционного преобразования основ, на которых базировались навигационные практики того времени, и труд по географии) выдвигается мысль о том, что дальние морские плавания являются главнейшим средством получения нового знания. И, словно для пущей убедительности, иллюстрацию на заглавной странице работы испанца венчает девиз Plus Ultra (о котором речь пойдет далее). Однако не стоит делать поспешных выводов о заимствовании Бэконом идеи данного образа у Чеспедеса. Для подобных заключений мы не имеем достаточных оснований. Более того, в 1605 году, то есть за год до публикации «Правил мореплавания», Бэкон уже обращается к символике Геркулесовых столпов в «The Proficience».
Ил. 15. Титульный лист сочинения испанского космографа Андреса Гарсия де Чеспедеса (Andres Garcia de Céspedes; 1545–1611) «Правила мореплавания» (1606)
Теперь обратимся к текстовым элементам гравюры, украшающей «Instauratio» и начнем с главного слова названия сочинения.
Впервые, насколько можно судить по дошедшим до нас рукописям Бэкона, термин Instauratio встречается во фрагменте, который, как принято считать, был написан не позднее лета 1608 года (иногда его датируют 1603 годом). В конце рукописи раннего сочинения Ф. Бэкона «Valerius Terminus», которое можно рассматривать как один из первоначальных набросков «Instauratio», имеется небольшой фрагмент, озаглавленный «Temporis partus masculus[1539]» (в переводе М. А. Кисселя: «Плодотворный отпрыск времени»[1540]). Этому фрагменту предшествует выписанная на отдельном листе короткая латинская молитва, над текстом которой находится надпись: «Temporis partus masculus, sive Instauratio Magna imperii humani in universum (Плодотворный отпрыск времени, или Великое восстановление человеческой власти во Вселенной)»[1541].
В XVI и в начале XVII столетия термин «instauratio» был если не новым, то редко применявшимся в светской литературе[1542], тогда как в латинской Библии (Vulgata) глагол instauro и производные от него встречаются неоднократно: чаще всего, когда речь идет о восстановлении Храма Соломона, а также в других контекстах, например: «emittes spiritum tuum et creabuntur et instaurabis faciem terrae» (Ps. 104: 31)