Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона — страница 43 из 114

by exquisite art and engine» и хорошо оборудованную лабораторию[571]. Все четыре института должны, по мысли Бэкона, служить как развитию наук, так и социально-политическим целям. На королеву эти планы не произвели никакого впечатления. Когда же в 1603 году Елизавету на английском троне сменил Яков I, Бэкон возвращается к своему проекту. На этот раз он пошел по иному пути: как уже было сказано, в 1605 году он издает «The Proficience», где прямо пишет о своем замысле: «я надеюсь, что мне удастся, представив на Ваше рассмотрение множество разнообразных предметов, заинтересовать Ваш царственный ум и побудить Вас по великодушию Вашему и мудрости уделить все лучшее из собственных сокровищ Вашей души на развитие и расширение пределов искусств и наук»[572].

Следует также отметить, что Бэкон активно использует патрилинейную схему передачи знания: первоисточником последнего является Бог[573], обладающий всей полнотой знания, присущего Ему изначально, знания, которое Господь передает в мир через ангелов, Моисея, апостолов и т. д. людям[574], причем в первую очередь – мудрым монархам, от которых божественная мудрость в качестве ослабленной эманации переходит к отдельным индивидам, разумеется, принадлежащим к социальной элите.

Бэкон особо выделяет персону короля Якова I, подчеркивая уникальность личностных качеств этого правителя для воплощения в жизнь проекта «великого восстановления наук» («ведь кажется, что короли совершают нечто великое, даже если они из вторых рук знакомятся с кратким изложением научных достижений, или сами какое-то время весьма поверхностно занимаются наукой, или, наконец, любят и выдвигают образованных людей. Но чтобы король, родившийся королем, черпал знания из подлинных источников науки, мало того, сам был источником ее – это почти что настоящее чудо»[575]).

Итак, по глубокому убеждению Бэкона, инициатива проведения реформ должна исходить сверху, т. е. от Государя (разумеется, после того как тот воспримет и оценит идеи философа), поскольку «восстановление» и развитие наук в королевстве – это «opera basilica»[576], государево дело. Теперь некоторые исторические детали.


В октябре 1620 года в Лондоне вышло в свет, напечатанное in folio, сочинение Ф. Бэкона «Instauratio Magna Scientiarum». То была часть широко задуманного шеститомного трактата. Публикация открывалась кратким exordium, начинавшимся вместо заглавия словами «Franciscus de Verulamio sic cogitavit…» («Франциск Веруламский так мыслил…»), в котором формулировалась главная цель всего сочинения: «каким-либо образом восстановить в целости или хотя бы привести к лучшему виду… общение между умом и вещами (si quo modo commercium… Mentis et Rerum… restitui posset in integrum, aut saltem in melius deduci[577].

Далее следовало посвящение королю Якову I Стюарту. Оно было написано уже не от третьего лица единственного числа как exordium, и не от первого лица множественного числа, как остальная часть сочинения («Нам кажется… (Videntur nobis…)» и т. п.), но от первого лица, т. е. от лица самого Бэкона. Посвящение являет собой блестящий образец не только тонкой и хорошо продуманной лести, но и умелой саморепрезентации, обращенной как к избранному кругу современников, так и к куда более широкому (как надеялся сэр Фрэнсис) кругу потомков. Бэкон позиционировал себя, с одной стороны, бескорыстным радетелем о благе всего человечества, а с другой – аристократом и высокопоставленным un homme politique, ценимым мудрым и благодетельным монархом. Бэкон отмечает как принципиальную новизну своего сочинения («sunt certe prorsus nova (оно действительно совершенно ново)»[578]), так и то, что он писал не просто обо всем пришедшем ему в голову, но выражал дух времени («Ipse certe… soleo aestimare hoc opus magis pro partu temporis quam ingenii (я сам… оцениваю это большое сочинение скорее, как порождение времени, нежели ума)»[579]. Однако то был, так сказать, вербальный аверс бэконианской медали, который удачно дополнял ее визуальный реверс: выбор типографии (ее владелец имел королевский патент, что, наряду с высоким положением автора, придавало тексту дополнительную значимость в глазах придворных и иных потенциальных читателей), выбор формата (in folio) и шрифтов, посвящение королю и, наконец, упомянутая выше замечательная гравюра-navicella на титульном листе (о ней см. подр.: Приложение I). Бэкон продумал все детали издания и лично контролировал весь процесс публикации. Замечу, что подобных роскошных прижизненных folio между 1616 и 1620 годами в королевских Printing Houses было издано всего девять, включая и сочинения самого монарха. Разумеется, истина – «дочь времени, а не авторитета»[580], однако ее утверждение в сильной степени зависит от авторитетности носителя. И Бэкон сделал все, чтобы издание «Instauratio», цель которого – убедить читателя подчиниться авторитету Природы, всячески подчеркивало авторитетность автора.

Как уже было сказано, замысел «Instauratio» возник у него давно, еще в елизаветинские времена. После восшествия на английский престол Якова I в 1603 году загруженность Бэкона государственными делами заметно возросла, и потому он не имел возможности продолжать работу над текстом. Но и оставлять начатый труд он также не желал, полагая, что даже частичная публикация трактата окажется полезной, в том числе и для его дальнейшей карьеры. Поэтому он решил опубликовать хотя бы то, что уже было написано, торопясь познакомить нового монарха со своими идеями о значимости наук для государства, пока королевское внимание не отвлекли другие заботы.

Как человек практического и даже циничного ума, Бэкон прекрасно осознавал трудности придворного, решившегося давать советы монарху. Да, в яковитской Англии сэр Фрэнсис действительно стал весьма быстро продвигаться по службе, но его философские, равно как и юридические произведения к этому отношения не имели, ни «Новый Органон», ни разработанные им «Правила для Звездной палаты (The Rules for the Star Chamber)».

Нельзя сказать, что идеи, сформулированные им в «The Proficience» (1605) и в «Новом Органоне», получили признание современников. Еще в 1609 году в письме И. Касабону Бэкон жаловался: «кажется, мне легче беседовать с древними, чем с теми, с кем я живу»[581]. Поначалу лишь немногие из его современников сумели понять и оценить его идеи. К их числу можно отнести сэра Тоби Мэтью, сэра Генри Уоттона (Sir Henry Wotton; 1568–1639), литератора и дипломата, в какой-то мере – известного английского врача Уильяма Гарвея (William Harvey; 1578–1657) и некоторых других. Но и их смущал призыв Бэкона начать строить здание науки заново и на новых основаниях. У. Гарвей, вспоминая, как сэр Фрэнсис глядел на его анатомический стол «холодными карими глазами змеи», насмешливо добавил, что он (Бэкон) «writes philosophy like a Lord Chancellor»[582].

Один из собеседников Д. Чемберлена (John Chamberlain; 1553–1628), государственного деятеля и «собирателя новостей (news gatherer and letter writer)», которыми он делился в своих письмах, ставших ценным источником сведений о жизни Англии в 1597–1626 годах, высказался с афористической определенностью: «дурак такое писать не может, а умный не должен»[583].

И все-таки Бэкон надеялся, что будет понят хотя бы одним читателем – Яковом I, и король, заинтересовавшись его проектом, предпримет какие-то шаги для его реализации. И нельзя сказать, что надежды сэра Фрэнсиса были безосновательны. Кто же, как не король-интеллектуал, сможет оценить актуальность идеи Instauratio Magna Scientiarum. В посвящении книги Якову I Бэкон обращается к Его Величеству не только, и даже не столько как придворный, но как философ, прося короля, «уподобясь Соломону» «прибавить заботу о составлении и совершенствовании (congeri et perfici) истории естественной и экспериментальной»[584], попросту говоря, профинансировать предложенный лордом-канцлером проект. При этом сэр Фрэнсис умело связал два события, свершившихся, – разумеется, по воле Провидения, – почти одновременно: начало своей работы над «Instauratio» и восшествие на английский престол первого Стюарта. Новая династия, новые придворные, новый Органон наук…

12 октября 1620 года роскошно изданный (подарочный) экземпляр «Instauratio» был послан Бэконом королю. В сопроводительном письме сэр Фрэнсис так охарактеризовал свой труд: «эта работа, как ее ни трактовать, – не более чем новая логика, которая учит, как делать открытия и выносить суждения, используя индукцию (ибо обычный силлогизм не пригоден для наук о природе), и тем самым делает философию и науку более близкими к истине и более действенными… Мой труд – не более чем новый ком глины (a new body of clay), в которую Ваше Величество может вдохнуть жизнь своим благосклонным отношением и своей поддержкой… Я убежден, мое сочинение со временем найдет путь к умам людей, но ваше благорасположение поможет пройти этот путь быстрее»[585]. Король ответил Бэкону любезным письмом, выразив, с одной стороны, удовлетворение от того, что во многих вопросах мнение Бэкона «полностью согласуется» с его, королевским мнением, а с другой, изъявил желание в дальнейшем, пользуясь «