Henry de Vere, 18th Earl of Oxford; 1593–1625), который в тот момент находился в Италии по поручению Якова. Более того, леди Хаттон тайно (в том числе тайно от мужа) увезла дочь из Лондона и прятала ее в домах своих знакомых.
Госсекретарь и Кок, который надеялся этим браком поправить свое положение при дворе, но при этом не переплатить, потребовали возвратить Фрэнсис в родительский дом. Бэкон встал на сторону матери. 14 июня 1617 года, т. е. до возобновления переговоров Кока с Джоном Вильерсом, леди Хаттон тайно обращается к Бэкону с просьбой о помощи (не забыв приложить скромную сумму в размере 500 фунтов). Спустя два дня, т. е. в тот самый день, когда Р. Уинвуд отправляет упомянутое выше письмо Бекингему, леди Хаттон просит Бэкона, чтобы тот принял и выслушал милорда Кока с тем, чтобы затем Тайный совет мог, рассмотривая это дело, решить его в ее пользу[787]. Таким образом, сражение между Коком и его женой по поводу замужества их дочери нашло свое зеркальное отражение в полемике между госсекретарем Р. Уинвудом и лордом-хранителем (а в то время еще и лордом протектором Англии) Ф. Бэконом. Последний обращается 12 июля 1616 года к Бекингему (находившемуся тогда вместе с Яковом в Шотландии), убеждая того, что нельзя выдавать девушку замуж против ее воли и что Уинвуд, конечно, доведет дело до конца, но это только навредит репутации Бекингема[788].
Однако, кроме леди Хаттон, матери предполагаемой невесты, к Бэкону за содействием обратилась (от имени Кока) и леди Бомонт, мать предполагаемого жениха. У той были свои цели, резоны и методы. Она требовала немедленного возвращения дочери несчастному отцу. Сэр Фрэнсис никаких гарантий давать не стал, а отписал Бекингему (в том же письме от 12 июля), что тот сильно ошибается, если думает, будто это дело касается его (Бэкона), «оно касается вашего сиятельства много больше». Без согласия леди Хаттон на этот брак надежды потенциального жениха получить большое состояние весьма призрачны. Более того, принуждение дочери леди Хаттон к браку осложнит положение Бекингема в обществе, он может потерять многих друзей («за исключением меня, который из чистой любви и благодарности навсегда останется вам верен», спешит добавить Бэкон). Да и каково будет Джону Вильерсу войти в семью, где к нему будут относиться враждебно. Бэкон советует Бекингему поговорить со своей матерью и убедить ее не устраивать этот брак без согласия обоих родителей предполагаемой невесты. Дело следует либо вообще прекратить, либо отложить до возвращения Бекингема из Шотландии.
Однако ситуация менялась быстро. В тот же самый день, 12 июля, Кок получил от госсекретаря заверения, что последний навестит Фрэнсис в доме лорда Аргила (Argyle) в Хэмптон-корте, где она скрывалась (видимо, каким-то образом Кок узнал о местопребывании дочери), и поговорит с ней. Однако Уинвуд в нарушение своего слова взломал несколько дверей и увез девушку. Все произошло на глазах у ее матери. Началась погоня. Трудно сказать, что бы произошло, окажись лошади леди Хаттон повыносливее[789].
Потерпев фиаско, супруга Кока немедленно обратилась за поддержкой к Бэкону. Но в доме последнего им сказали, что сэр Фрэнсис изволит почивать по причине недомогания. Тогда леди Хаттон заявила, что подождет в соседней комнате, примыкавшей к покоям лорда-хранителя. Слуга предложил ей кресло и на некоторое время оставил одну. Как только он отошел, леди Хаттон вломилась в комнату, где находился Бэкон, и разбудила его, настолько испугав, что он позвал слуг. Те попытались выдворить разгоряченную даму, но не тут-то было. Леди Хаттон оттеснила слуг и упросила Бэкона простить ее дерзость и выслушать. Как выразился неизвестный автор, описавший эту сцену в письме Энн Садлейр, сводной сестре Фрэнсис, их мать «была похожа на корову, потерявшую своего теленка»[790]. Когда, наконец, Бэкон успокоился и выслушал леди Хаттон, он заверил ее, что сделает все возможное, чтобы вызволить ее дочь у отца. Аналогичные заверения леди Хаттон получила и от других членов Тайного совета.
На следующий день супруга Кока обратилась в Тайный совет с жалобой на то, что «ее насильно лишили ребенка». Она требовала, чтобы ее дочь была на время разбирательства отдана под опеку клерка Тайного совета сэра К. Эдмондса. Совет послал нарочного к Коку в Бекингемшир, но тот, ссылаясь на поздний час, отказался отправить дочь из своего дома куда бы то ни было, но пообещал привезти ее сэру Эдмондсу на следующий день.
Тогда леди Хаттон, не доверявшая ни одному слову мужа, потребовала от Совета гарантий, что ее дочь будет доставлена в дом Эдмондса. В итоге Фрэнсис срочно вывезли из отцовского дома в резиденцию Эдмондса в сопровождении леди Бомонт и нескольких вооруженных всадников (из опасения, что мать отобъет ее по дороге). Леди Хаттон, действительно, прихватив десяток-другой вооруженных людей, отправилась освобождать дочь. «A notable skirmish (вооруженного столкновения)» не произошло только потому, что эти две группы разминулись.
Тайный совет, опасаясь беспорядков, решил, по договоренности с обоими родителями, перевести Фрэнсис в более безопасное место – в дом лорда Нивета (Knyvet). Кроме того, Совет потребовал, чтобы сэр Кок и его супруга более не предпринимали никаких насильственных действий.
15 июля 1617 года Кок предстал перед Тайным советом, чтобы ответить на обвинения в «нарушении порядка». Там он заявил, что защищал интересы своей дочери и выдвинул против жены ряд обвинений: в укрывательстве его дочери, в намерении выдать ее за графа Оксфорда без отцовского согласия, за составление фальшивого письма лорда Оксфорда, в котором тот якобы соглашался на брак с Фрэнсис и т. д. Однако члены Тайного совета, в число которых входил и Бэкон, решили передать дело Кока в Звездную палату. Было также высказано и порицание действиям госсекретаря. Леди Бомонт было заявлено, что члены Совета готовы служить ее сыну графу Бекингему «с искренней любовью, тогда как иные движимы желанием поинтриговать и выказать свои амбиции»[791]. И в этот момент Уинвуд достал из рукава письмо короля, в котором Яков выразил свою полную поддержку действиям своего госсекретаря, после чего последний попросил лордов выяснить, чьи же это «интриги и амбиции» вызвали весь этот шум и беспорядки. «На это, – пишет Дж. Чемберлен (причем по-латыни), – ответа не последовало»[792].
Через несколько дней король написал Бэкону, что Фрэнсис Кок должна быть доставлена в отцовский дом и без согласия ее отца никакие брачные контракты заключаться не могут, а леди Хаттон не должна более вмешиваться в это дело. Бэкон, поняв, что сражение проиграно, 25 июля 1617 года написал Бекингему: «Я уже высказал вам свою антипатию (dislike) к этому предмету и к тому, как это дело здесь ведется. Если ваше сиятельство полагает, что мною руководили прихоти или личный интерес, то пусть Бог судит о моей искренности»[793]. В тот же день Бэкон написал королю: «[я высказал] свое честное и незаинтересованное мнение по поводу женитьбы сэра Джона Вильерса, которое… выражает magnum in parvo (в миниатюре. – И. Д.) все принципы и обязанности верного друга лорда Бекингема, которого я никогда не перестану любить и которому я уже написал, но все еще не получил от него ответа». Разъясняя свою позицию, Бэкон уверял, что как настоящий друг Бекингема он «скорее пойдет против его мнения, чем против его блага, но Вашему Величеству я обязан подчиниться»[794]. Три недели спустя от Бекингема пришел короткий сухой ответ, заканчивавшийся следующими словами:
«В этом деле моего брата, о котором вы проявили чрезмерное беспокойство, вы, как я узнал из Лондона от некоторых моих друзей, выказали немало презрения и пренебрежения и ко мне, и к моим друзьям, в чем, если это правда, я виню не вас, но себя, который всегда был
Верным другом вашего сиятельства, Дж. Бекингем»[795].
Затем написал Яков, но его письмо до нас не дошло, сохранился лишь ответ Бэкона, в котором он, в частности, пишет о своей верности Бекингему, признавая вместе с тем, что в своих заботах о фаворите, он (Бэкон) был «a little parent-like». Разумеется, Бекингем наделен «глубоким и рассудительным умом (a sound and staid wit)», но ведь граф «имеет лучшего наставника в Европе (hath the best tutor in Europe)», т. е. короля Якова. «Я, однако, опасаюсь, – продолжает Бэкон, – что высокое положение (fortune) может сделать его [Бекингема] слишком самонадеянным, а, как говорится, зритель подчас видит больше, чем игрок».
Что же касается самой истории с женитьбой Джона Вильерса, то Бэкон готов признать, что его выступление против Кока на заседании Тайного совета было «несколько резким, даже, может быть, чрезмерно резким», но ведь он просто хотел исполнить волю Его Величества и потому защищал леди Хаттон. Кроме того, по мнению Бэкона, Кок, его жена и их дочь должны были быть вместе и тогда дело с женитьбой продвигалось бы много успешней. Но важнее всего, по утверждению Бэкона, – как эта история разыгрывалась во времени («the times of things»): «я не получал от его сиятельства ни слова, ни послания об этом деле до тех пор, пока я сам не написал ему письмо с советом, ответ на которое я получил только пять недель спустя». И далее Бэкон так объясняет свои действия: он был удивлен молчанием графа и решил, что тот не относится к этому делу серьезно. Но узнав о мнении Бекингема, он (Бэкон) изменил свое поведение, что должен был заметить и Кок. Теперь же, зная не только желание Бекингема, но и волю короля, он готов, в меру своих сил, способствовать этому браку