Но даже находясь в опале, Бэкон оставался самим собой. Однажды, по свидетельству современника, принц Чарльз, «возвращаясь с охоты, заметил коляску, сопровождаемую группой красиво одетых всадников, которые, казалось, собрались вместе, чтобы прислуживать бывшему канцлеру в его доме в Горхэмбери, когда его звезда уже закатилась». Принц высказал сожаление, что «пала такая личность», а потом, глядя на хорошо экипированную коляску, добавил: «Воистину мы есть то, что мы можем. Этот человек пренебрег своим падением как понюшкой табаку (this man scorns to go out like a snuff)»[1206].
«Причин довольно, чтоб им друг на друга поднять мечи»[1207]
Выше я рассмотрел хронологию событий, теперь следует остановиться на причинах падения Бэкона. Прежде всего следует сказать о характере парламента 1621 года (я имею в виду только зимне-весеннюю сессию). Как уже было отмечено, Яков пошел на его созыв главным образом по внешнеполитическим мотивам (ситуация в Пфальце и в Богемии) – военное вмешательство требовало больших денег, а деньги мог выделить только парламент. Однако коммонеры, независимо от их патриотического настроя, не торопились предоставлять военные субсидии короне, их волновала в первую очередь не судьба «однозимней» королевской четы, а экономическая ситуация в Англии. И одним из самых болезненных был вопрос о монополиях, за которым стоял целый ряд других проблем – коррупции, протекционизма, неоправданных расходов и т. д. Лордов же тревожила королевская политика пожалования и продажи титулов и придворных должностей и, как следствие, появление большого количества «новой аристократии» (к 1621 году, т. е. за 18 лет правления Якова, число лордов почти удвоилось). Поэтому в апреле представители старой аристократии подали прошение королю, в котором заявили: «С милостивого разрешения Вашего Величества, мы хотели бы выступить в защиту наших прав, полученных благодаря рождению. Не претендуя на то, чтобы вмешиваться в осуществление вашего права присваивать дворянские титулы, мы не можем считать своей ровней людей темного происхождения, которые ныне заседают вместе с нами, к великому нашему сожалению и бесчестию, облеченные теми же титулами, что и мы сами»[1208].
Таким образом, уязвимость Бэкона в его высокой должности определялась несколькими факторами: во-первых, он был одним из тех referees, с одобрения которых был выдан ряд спорных монопольных патентов; во-вторых, он, не будучи представителем старой аристократии, стал не только одним из ближайших советников короля, но и доверенным лицом нового фаворита-parvenu (Д. Вильерса), которого ненавидели очень многие (и не только среди пэров), но тронуть которого было крайне опасно; наконец, в-третьих, следует иметь в виду позицию лорда-канцлера в вопросе о монополиях, о которой шла речь выше и которая не устраивала ни короля, ни Бекингема (поскольку не была достаточно «промонопольной»), ни парламентариев (поскольку не была откровенно антимонопольной). Более того, политические позиции Бэкона, последовательно отстаивавшего интересы короны и ставившего перед королем и парламентом широкие и глубокие задачи, далеко выходящие за рамки придворных интриг и частных интересов, не были ни поняты, ни должным образом оценены.
Большую роль в падении Бэкона сыграла также личная неприязнь к нему со стороны многих влиятельных лиц (прежде всего Э. Кока и Л. Кранфилда). Следует также принять во внимание противостояние Бэкона и Кока как юристов, которые совершенно по-разному понимали роль судьи и вообще юриста в монархическом государстве, о чем уже было сказано выше.
Кроме того, Кок весьма критически относился к Канцлерскому суду, что также вело к столкновениям между ним и Бэконом. Причем эти столкновения происходили на фоне их острого соперничества за важные государственные посты. Приведу два примера.
Первый относится к 1613 году. 7 августа этого года скончался Томас Флеминг, главный судья Королевской скамьи. Бэкон в тот же день обратился к королю с предложением сделать кое-какие перестановки в связи с образовавшейся вакансией. «Милорд Кок, – писал сэр Фрэнсис, – похоже, переживет нас обоих (т. е. Эллисмера и Бэкона. – И. Д.)… Я служил Вашему Величеству подмастерьем более семи лет, будучи вашим солиситором, а должность эта, как я полагаю, одна из труднейших в вашем королевстве, особенно в те годы, когда я ее занимал. Бог дал мне прожить пятьдесят два года и, думаю, я старше любого солиситора, который занимал это место без повышения. Мое прошение состоит в основном в том, чтобы вы переместили мистера атторнея (т. е. сэра Генри Хобарта (H. Hobart). – И. Д.) на эту должность (главного судьи. – И. Д.). Если же он откажется, то, я надеюсь, Ваше Величество даст мне возможность… занять место или более удобное, или менее обременительное. Кроме того, Ваше Величество знает, сколь необходимо усилить судейскую службу, – которая, бесспорно, является прерогативой Вашего Величества, – главным судьей»[1209]. Это был намек на Кока, давнего соперника Бэкона. Будучи главным судьей суда общих тяжб, Кок приобрел известность, да и в материальном плане эта должность была весьма доходной. Кроме того, поскольку суд общих тяжб имел дело с гражданскими исками, Коку довольно часто приходилось разрешать споры между короной и подданными. Должность же главного судьи королевской скамьи формально считалась более высокой, но, во-первых, менее доходной, а во-вторых, занимавший ее юрист обязан был защищать интересы короны, а не вступать в конфронтацию по поводу королевских прерогатив. Бэкон предлагал заменить Кока на должности главного судьи в суде общих тяжб Хобартом, а сэр Фрэнсис, в свою очередь, занял бы тогда место генерального атторнея.
Бэкон рассчитал правильно. Во-первых, такая перестановка усилила бы позиции Якова среди судей. И можно надеяться, что «милорд Кок», этот возмутитель спокойствия, оказавшись на King’s Bench, «станет послушным». Во-вторых, Хобарт «не вполне соответствует тому месту, которое… занимает, будучи человеком одновременно и робким, и скрупулезным, как в парламентских, так и в прочих делах». Бэкон же, «обладая живым и решительным характером», более подходил на должность генерального атторнея. В-третьих, новые назначения повысят авторитет самих должностей генеральных атторнея и солиситора, что также важно в плане укрепления королевских прерогатив. А перемещение Кока в суд королевской скамьи будет воспринято как «своего рода взыскание» за его оппозицию короне, что послужит хорошим уроком другим[1210].
Однако задуманную Бэконом перестановку пришлось отложить, поскольку Кок был недоволен новым назначением. «Лорд Кок вставляет палки в колеса всеми доступными ему способами, а также через друзей, чтобы не уходить» со своей должности, которая «is his element», а также «по соображениям выгоды… о чем он написал Его Величеству». Во дворце сплетничали, будто король «не будет заставлять Кока [принять новую должность]», но вместе с тем Яков пообещал, что если тот согласится-таки на новое назначение, то удостоится большой «почести (honour)». Возможно, король имел в виду титул «барона или, по крайней мере, место в Тайном совете»[1211].
25 октября 1613 года, в понедельник, Э. Кок был приведен к присяге в качестве главного судьи королевской скамьи. Он со слезами покинул суд общих тяжб, где его, тоже со слезами, провожали все члены суда и большинство служащих. Через два дня он официально вступил в новую должность. Хобарт занял его место, а Бэкон продвинулся на место генерального атторнея, спустя почти двадцать лет после своего столкновения с Коком в борьбе за этот пост. Кок был в бешенстве. «Это вы все подстроили, – кричал он Бэкону, – именно вы добились этого перемещения». «Ваша милость, – невозмутимо ответил Бэкон сильно располневшему к тому времени Коку, – до сих пор вы росли только в ширину, теперь появилась необходимость немного подрасти в высоту, иначе вы станете уродом»[1212]. Бэкон написал прочувствованное благодарственное письмо королю, где, в частности, было сказано: «Две вещи я могу обещать… честность и прилежание»[1213]. 7 ноября 1613 года Э. Кок стал членом Тайного совета.
Второй сюжет – о столкновениях между Бэконом и Коком по вопросу о юрисдикции различных судов и прерогативах короля – был описан выше.
Рассматривая многочисленные примеры противостояния Бэкон – Кок, следует отметить, что оно развивалось в нескольких направлениях: как по линии карьерного роста (причем Бэкон, которому в течение долгого времеми не удавалось получить никакой высокой должности, после 1616 года начинает обгонять своего соперника), так и по линии профессиональных разногласий.
В итоге три фактора – неприязнь к Бекингему со стороны ряда коммонеров и лордов, распространившаяся на Бэкона, участие сэра Фрэнсиса в выдаче одиозных монопольных патентов, а также его многолетняя вражда с Коком, – действовавших на фоне усиления судебной функции верхней палаты, неблагоприятной экономической ситуации, просчетов пэрской политики Якова, желания Кока и Кранфилда любой ценой снискать поддержку королевского фаворита и нежелания короля идти на разрыв с парламентом в условиях острой нужды короны в субсидиях, способствовали падению лорда-канцлера[1214], взгляды и действия которого совершенно не вписывались в эгоистичную и циничную игру парламентских и придворных амбиций и интересов.