a heavenly Signe)»[1418].
Все это очень похоже на театральное представление. И если обратиться к английскому оригиналу, то Бэкон так и пишет: «so as the boats stood all as in the theatre»[1419]. В латинском издании 1638 года ощущение театральности еще более усилено: «scaphae veluti in Theatro starent, lucem hanc tanquam Scenam coelestem spectaturae», т. е. лодки стояли как в театре, и те, кто в них был, созерцали «этот свет как будто то была небесная сцена»[1420]. Видимо, коллективное созерцание невиданного зрелища глубоко поразило собравшихся. В свое время Бэкон проницательно заметил: «И вот что еще удивительно верно (и в то же время остается тайной природы): человеческая душа оказывается значительно более открытой и доступной для аффектов и впечатлений в тот момент, когда люди собираются вместе, чем тогда, когда они находятся наедине с собой»[1421]. Вместе с тем наблюдающая толпа своим поведением (молчанием или выкриками) оказывает на происходящее определенное влияние (вспомним пушкинское «народ безмолствует» или описание Плутархом похорон Юлия Цезаря[1422]).
Описанное в «New Atlantis» чудо Света имеет еще одну особенность: в этой сцене есть только зрители, какой-либо персонифицированный «чудотворец» отсутствует, что позволило толпе сосредоточить все внимание на чуде, а не лицезреть того, кто его совершает.
Однако как-то так случилось («it so fell out»[1423]), что в одной из лодок оказался мудрец из «Дома Соломона». «А это (т. е. «Дом». – И. Д.), добрые друзья мои, зеница ока нашей страны (the very eye of this kingdom)»[1424], – уточнил управляющий.
Человек из «Дома Соломона» «склонился ниц; а затем, стоя на коленях и воздев руки к небу, произнес следующую молитву: „Боже, владыка неба и земли, милостиво даровавший нашему братству познание Твоих творений и тайн их, а также способность различать (насколько это доступно человеку) божественные чудеса, явления природы, произведения искусства и всякого рода обманы и призраки. Свидетельствую перед собравшимся здесь народом, что в представшем нам зрелище вижу перст Твой и подлинное чудо; а зная из книг наших, что Ты не творишь чудес иначе, как с благой и божественной целью (ибо законы природы есть Твои законы, и Ты не преступаешь их без важных к тому причин), мы смиренно просим Тебя благословить Твое знамение и открыть нам его значение, что Ты уже отчасти обещаешь, ниспосылая его“»[1425].
Это важный момент в повествовании: как видим, ко времени принятия островитянами христианства «Дом Соломона» уже существовал, т. е. не христианская вера способствовала развитию науки, научный институт возник на острове много раньше. И молитва мудреца несколько напоминает то, что сегодня называется «экспертным заключением». Она явно была предназначена не только и даже не столько Всевышнему, сколько собравшимся жителям («I do here acknowledge and testify before this people»[1426]). Лишь после того как мудрец, способный различать истинные божественные чудеса и всякие обманы, «засвидетельствовал», что виденное жителями есть подлинное чудо, островитяне приняли новую веру. Таким образом, наука в известном смысле способствовала принятию бенсалемитами христианства.
Заметим, что ученый из «Дома Соломона» в своем обращении не забыл объяснить, откуда он узнал, что данное чудо подлинное («true miracle»[1427]). «Из книг наших», – пояснил он. То есть подлинность чуда была засвидетельствована человеком науки, хоть и имеющим духовный сан. Ситуация, по сравнению со средневековой, была вывернута наизнанку: теперь теология в известном смысле стала ancilla philosophiae naturalis.
Все, что описывается далее (кедровый ларец с пальмовой ветвью, содержащий «все канонические книги Ветхого и Нового Заветов… Апокалипсис и некоторые другие книги Нового Завета, в ту пору еще не написанные»[1428], а также послание апостола Варфоломея), имеет совершенно очевидные для христианина библейские коннотации, а именно описания храма Соломона (Иез. 41: 18) и Ковчега Завета (Исх. 25: 10ff).
«Вот как случилось, – подытожил управитель свой рассказ, – что ковчег, спасший остальную часть старого мира от потопа, спас нашу землю от неверия»[1429]. После этих слов управитель вынужден был покинуть слушателей, ибо был вызван по какому-то важному делу, и далее, в последующих беседах с моряками, темы обращения островитян в христианство уже не касался.
Почему послание было передано именно через апостола Варфоломея, день памяти которого (24 августа) вызывал у европейцев-протестантов отнюдь не радостные ассоциации (я имею в виду так называемую Варфоломеевскую ночь 1572 года)? Ответ неизвестен. Возможно, выбор именно этого апостола должен был ослабить связь его имени с кровавыми преступлениями и вселить в островитян надежду, что ничего подобного у них не произойдет. А может быть, наоборот, то был знак предстоящих бед (чему, как будет показано далее, тоже были основания).
Как следует из текста повести, сам апостол на ренфузианском чуде лично не присутствовал. И это понятно: цель чуда – дать островитянам Св. Писание, чтобы они уверовали в Христа, а не решили, в простоте душевной, что именно Варфоломей устроил этот замечательный перформанс, а потому достоин божественного почитания.
Обе истории, изложенные в первой части «New Atlantis» (чудесное спасение моряков и чудо обращения островитян в христианство), если учесть последующую информацию о достижениях и технических возможностях «Дома Соломона», могут навести на мысль, что Бэкон описал две грандиозные фальсификации. Действительно, поскольку ученые «Дома» имели в своем распоряжении «всякого рода двигатели для увеличения силы ветра»[1430], «обращаемой… в различного рода движения»[1431], «обширные помещения», где искусственно вызываются «различные явления природы, как то: снег, дождь, искусственный дождь из различных твердых тел, гром, молния»[1432], «дома света», где производились «опыты со всякого рода светом и излучением и со всевозможными цветами»[1433], «дома звука для опытов со всевозможными звуками и получения их»[1434], где воспроизводятся «все звуки речи» (в оригинале: «We represent and imitate all articulate sounds and letters»[1435]), «особые дома, где исследуются обманы органов чувств» и демонстрируются «всякого рода фокусы, обманы зрения и иллюзии»[1436] и т. д., то вряд ли им было трудно, искусно манипулируя ветрами, вынудить корабль оказаться в бухте Бенсалема, или, искусно манипулируя со светом и звуком, поставить грандиозный миракль, инсценирующий божественное послание. Возможно, Бэкон не случайно, описывая созерцание светового чуда робкими, как овцы, жителями Ренфузы[1437], упомянул о театре.
На следующий день управитель снова пришел к морякам и беседа продолжилась. На этот раз гости поинтересовались, «как могут островитяне знать языки, книги и историю (в оригинале – «affairs») тех, кто отделен от них таким расстоянием»[1438], тогда как сам остров практически никому в окружающем мире не известен?
Вторая часть рассказа управителя «Дома чужестранцев» является одним из главных эпизодов «New Atlantis». Первое, что вызывает удивление в его повествовании, – это древность Бенсалема, который смог избежать «превратностей времен»[1439], т. е. печальной участи других древних государств и цивилизаций. Этому островному королевству (каковым, заметим, является и Англия) удалось вырваться из фатального исторического цикла (зарождение – рост могущества – упадок – гибель), продемонстрировав беспрецедентное устойчивое поступательное развитие (возможно, не без проблем, ибо, как мудро заметил сэр Фрэнсис, «в благоденствии есть свои страхи и огорчения (prosperity is not without many fears and distastes)»[1440]), удивительную законопослушность граждан и поразительный институализованный научно-технологический прогресс. При этом бенсалемиты, в отличие от европейцев и народов, населявших американский континент, сумели сохранить достоверные письменные свидетельства (хроники; «faithful Registers[1441]»), зафиксировавшие все основные события их многовековой (как минимум трехтысячелетней[1442]) истории. Т. е. развитая цивилизация на острове существовала задолго до греческой и, следовательно, задолго до христианизации острова. Бенсалем, который увидели европейские моряки, – это в своих основах тот же Бенсалем, который существовал в глубокой древности, только получивший, благодаря усилиям отцов «Дома Соломона», большее знание о мире и большие технологические возможности. Поэтому подлинная древность, по мнению Бэкона, – это вовсе не греческая цивилизация времен Платона или более раннего периода, но бенсалемская, развитие которой шло непрерывно, без роковых катаклизмов, природных или социальных. Уже в «