Novum Organum» Бэкон писал, что, у греков «не было тысячелетней истории, которая была бы достойна имени истории, а только сказки и молва древности (neque enim mille annorum historiam, quae digna erat nomine historiae, habebant; sed fabulas et rumores antiquitatis)»[1443].
Западному миру практически ничего не было известно о Бенсалеме, тогда как бенсалемиты с их культом точного знания имели об остальном мире весьма обширную информацию. «Сами неведомы и незримы, тогда как другие для них прозрачней стекла (to be hidden and unseen to other, and yet to have others open and as in a light to them)»[1444], – говорит о жителях острова изумленный моряк-европеец.
«Кто скрыт по милости творца»[1445]
В чем же причина цивилизационного долгожительства Бенсалема? Для ответа на этот вопрос обратимся сначала к истории острова, как она изложена в рассказе управителя.
Итак, три тысячи лет назад (считая от начала XVII столетия), а возможно и ранее, на отдаленном острове (или нескольких соседних островах) существовала мощная морская цивилизация, в распоряжении которой были «полторы тысячи прочных кораблей большого водоизмещения», а потому «мореплавание (особенно в отдаленные страны) было развито более, нежели сейчас». Но эта цивилизация была не единственной, «большой флот был у финикийцев, особенно у жителей Тира, а также у их колонии, Карфагена, лежавшего еще дальше к западу», «на востоке много кораблей было у Египта и Палестины», «Китай и великая Атлантида (именуемая у вас Америкой[1446]), сейчас имеющие лишь джонки и пироги (junks and canoes), в ту пору также в изобилии имели большие суда»[1447]. Бенсалем тогда активно поддерживал отношения с другими государствами: «страна наша была известна и посещалась кораблями всех названных мною стран. И нередко случалось, что с ними прибывали также люди других стран, не имевших своего флота, как-то: персы, халдеи, арабы; так что у нас побывали почти все могучие и слабые народы, от которых здесь и по сей день сохранилось несколько родов и небольших племен». Сами бенсалемиты также посещали многие страны: «достигали и вашего пролива, называемого Геркулесовыми столбами, и других частей Атлантики и Средиземного моря, и Пекина (иначе называемого Камбалу), и Кинсаи на Восточных морях, и даже самых рубежей Восточной Татарии»[1448].
Позднее, из разговора с неким купцом-евреем по имени Йоавин (Иоабин; Joabin) моряк-повествователь узнает, что «местные жители происходят из колена Авраамова, от другого брата его, называемого ими Нахор (Nachoran); и что нынешние законы Бенсалема происходят от тайных законов, начертанных Моисеем в Каббале[1449]; и что, когда приидет Мессия и воссядет на свой престол в Иерусалиме[1450], король Бенсалема будет сидеть у ног его, тогда как все другие государи станут поодаль»[1451]. Хотя повествователь называет все это «иудейскими бреднями» (признавая, однако, что «приятель мой был человеком мудрым, ученым, проницательным и весьма сведущим в обычаях и законах страны»)[1452], вряд ли слова Йоавина включены Бэконом в текст «New Atlantis» случайно (в этом тексте вообще нет ничего случайного). К тому же по структуре фразы выражение «иудейские бредни» могло относиться к описанию Йоавином прихода Мессии – «когда приидет Мессия…».
Беседа повествователя с Йоавином содержит важную информацию о Бенсалеме. Купец сообщает, что на острове «сохранилось несколько еврейских родов, которым предоставляют исповедовать свою веру, с тем бо́льшим основанием, что евреи эти весьма отличаются от евреев, населяющих другие страны. Тогда как те ненавидят имя Христово и таят про себя злобу на народы, среди которых живут, тамошние евреи, напротив, весьма почитают Спасителя и исполнены любви к народу Бенсалема»[1453].
Вернемся, однако, к рассказу управителя «Дома чужестранцев». Он сообщает европейцам, что «в это же время (т. е. три тысячи лет тому назад. – И. Д.), и еще столетие спустя, процветала великая Атлантида». И далее следует краткое описание Атлантиды (с упоминанием написанного о ней Платоном, но без точной ссылки на последнего) и ее гибели: «И хотя повесть о ней, написанная одним из ваших великих людей, – который назвал ее поселением потомков Нептуна и описал ее великолепный храм, дворец, город и холм, ее многочисленные судоходные реки, опоясывавшие город точно кольцами, и величавые ступени, подобные scala coeli («небесная лестница». – И. Д.), по которым туда восходили, – хотя все это поэтический вымысел, одно, во всяком случае, верно; эта Атлантида, а также Перу (в то время называвшееся Койя) и Мексика (носившая название Тирамбель) были мощными и гордыми державами, которые славились войском, флотом и богатствами, столь мощными, что жители последних одновременно (или на протяжении десяти лет) совершили два больших плавания»[1454]. Первое из них (мексиканская экспедиция) закончилось провалом («из этого похода не вернулся ни единый корабль и ни единый человек»), тогда как участникам второй, перуанской экспедиции повезло, ибо король Бенсалема Альтабин, «мудрый муж и славный полководец, правильно оценив и свои силы, и вражеские, сумел отрезать сухопутные их войска от кораблей, окружил их и на море, и на суше превосходящими силами и вынудил сдаться без боя; а когда оказались они в полной его власти, удовольствовался их клятвой никогда не подымать против него оружия и отпустил всех с миром»[1455].
«Но небесный гнев (в оригинале жестче: Divine Revenge – божественная месть. – И. Д.) вскоре покарал эти властолюбивые замыслы. Менее чем сто лет спустя великая Атлантида была разрушена до основания – не землетрясением, как утверждает ваш источник (ибо вся та часть света мало им подвержена), но частичным потопом или наводнением; ибо реки в тех краях доныне гораздо многоводней, а горы, с которых стекают воды, выше, чем в любой части Старого Света»[1456]. Уцелели немногие, но спасшиеся впали в варварское состояние и «не смогли оставить потомству письменности, искусств и цивилизации», «зато любят… украшать себя перьями птиц»[1457]. Бенсалема же природные катастрофы не затронули, как и божественная месть, поскольку этой цивилизации, в отличие от прочих, не были свойственны «властолюбивые замыслы (в оригинале точнее: proud enterprises, т. е. Бог покарал мощные морские державы не только за воинственность, но и за то, что они возгордились. – И. Д.)»[1458].
В результате ослабления или гибели ведущих морских держав структура контактов бенсалемитов, сохранивших свою морскую мощь, с внешним миром существенно изменилась. «Что касается других частей света, – продолжал свой рассказ управитель, – то в последующие века (вследствие ли войн или просто превратностей времени [by a natural revolution of time]) мореплавание всюду пришло в крайний упадок; а дальние плавания прекратились вовсе (чему способствовало также распространение галер и других подобных судов, непригодных в открытом море). Итак, тот способ сношений, который состоял в посещении нас чужестранцами, уже издавна, как видите, стал невозможен, не считая редких случаев, вроде того, что привел сюда вас. Что же касается второго способа, а именно наших плаваний в чужие земли, то для этого должен я привести другую причину, ибо не могу (не греша против истины) сказать, что флот наш по части численности и прочности судов, искусства моряков и лоцманов и всего, относящегося до мореплавания, стал сколько-нибудь хуже, чем прежде»[1459].
Эта «другая причина» прекращения контактов бенсалемитов с внешним миром связана с царем по имени Соламона, который правил «около тысячи девятисот лет назад» по отношению к описываемым событиям, т. е. около 288 года до н. э. Скорее всего, имя царя (Соламона, Solamona) – это не только намек на известного библейского мудреца и властителя, но и аллюзия на выражение, встречающееся в трактатах Макиавелли: «uno solo»[1460], т. е. один, единственный. Если прочитать имя бенсалемского монарха справа налево, то получится слово «anomalos», т. е. царь этот представлял собой некую аномалию (разумеется, в политическом смысле)[1461]. Действительно, в отличие от прочих государей, Соламона, наделенный «сердцем неистощимой доброты», не мечтал о завоеваниях, хотя имел мощный флот. Цель своей жизни он «полагал единственно в том, чтобы сделать страну и народ счастливыми». Учитывая самодостаточность острова и то, сколь «счастлива и благополучна» его страна и сколько «есть способов ухудшить это положение, при том что едва ли найдется хоть один способ его улучшить», этот «аномальный» правитель пришел к выводу: от него, как держателя высшей власти, «требуется лишь увековечить столь счастливое состояние» Бенсалема[1462]. Поэтому, «опасаясь новшеств и влияния чуждых нравов», Соламона включил в законы королевства запреты, касающиеся посещения острова чужеземцами, «что в те времена (хотя это было уже после бедствия, постигшего Америку) случалось часто»