a newly created order of epistemocrats) квазиабсолютистскими прерогативами в проведении государственной политики, как внутренней, так и внешней»[1477].
Один из отцов «Дома Соломона», рассказывая гостям острова об ордене-институте, который он также называет «обществом», отмечает, что «целью нашего общества является познание причин и скрытых сил всех вещей (causes and secret motions of things) и расширение власти человека над природою, покуда все не станет для него возможным»[1478]. И далее следует описание конкретных достижений бенсалемских ученых и инженеров, в полном соответствии с бэконианским принципом: «нет более достоверной и благородной оценки, чем оценка по результатам (ex fructibus). В религии мы настаиваем, чтобы вера подкреплялась делами. И столь же правильно применять этот критерий к философии. Если она бесплодна, то грош ей цена»[1479].
Наиболее интересным и важным в контексте моей темы является описание организационной структуры «Дома Соломона», так сказать, кадровое расписание этого учреждения:
«Что касается различных обязанностей и занятий членов нашего Дома, то они распределяются следующим образом: двенадцать из нас отправляются в чужие земли, выдавая себя за представителей других наций (ибо существование нашей страны мы храним в тайне), и отовсюду привозят нам книги, материалы и описания опытов. Их называем мы торговцами светом (Merchants of Light).
Трое из нас извлекают материал для опытов, содержащийся в книгах. Их называем мы похитителями (Depredators).
Трое других собирают опыт всех механических наук, равно как и всех свободных искусств и тех практических знаний, которые не вошли в науку. Их мы называем охотниками за секретами (Mystery-men).
Еще трое производят новые опыты, по собственному усмотрению. Их называем мы пионерами, или изыскателями (Pioners or Miners).
Еще трое заносят результаты опытов всех названных четырех категорий в таблицы и сводки для более удобного извлечения из них общих наблюдений и законов. Их называем мы компиляторами (Compilers).
Еще трое занимаются изучением опытов своих товарищей ради изобретений, которые могут быть полезны в обиходе, а также всего пригодного для дальнейших работ или для учебного объяснения причин явлений и наиболее легкого усвоения состава и свойств различных тел. Их называем мы дарителями, или благодетелями (Dowry-men or Benefactors).
А после того как указанные работы подвергнутся обсуждению на общих совещаниях членов нашего Дома, трое других составляют на их основе указания для новых опытов, более высокого порядка и глубже проникающих в природу, нежели предыдущие. Их называем мы светочами (Lamps).
Еще трое осуществляют эти новые опыты и дают о них отчет. Их называем мы прививателями (Inoculators).
И, наконец, еще трое возводят все добытые опытом открытия в общие наблюдения, законы и принципы. Их называем мы истолкователями природы (Interpreters of Nature).
Есть у нас также, как ты понимаешь, новопосвященные и ученики (novices and apprentices), дабы не прекращалась преемственность в работе, не считая многочисленных слуг и подручных обоего пола. И вот что еще мы делаем: на наших совещаниях мы решаем, какие из наших изобретений и открытий должны быть обнародованы, а какие нет. И все мы даем клятвенное обязательство хранить в тайне те, которые решено не обнародовать; хотя из этих последних мы некоторые сообщаем государству, а некоторые – нет.
…И, наконец, есть у нас обычай посещать главные города нашего королевства, где мы оглашаем те новые полезные открытия, какие находим нужным. A также предсказываем – сопровождая это естественными объяснениями – повальные болезни, моровую язву, нашествия саранчи, недороды, грозы, землетрясения, наводнения, кометы, погоду и тому подобное, и даем жителям советы относительно предупреждения стихийных бедствий и борьбы с ними»[1480].
Прежде всего, в этом фрагменте поражают четыре обстоятельства:
I. Именно руководители «Дома Соломона», по замыслу Бэкона, решают, о чем они будут информировать власти, а о чем нет, что говорит о распределении властных полномочий в Бенсалеме (см. ниже), а также о понимании Бэконом того, что знания могут быть социально опасными, причем настолько, что ими не стоит делиться даже с представителями власти (т. е. если ныне власть полагает, что открытия, сделанные учеными на государственные деньги, принадлежат государству, то логика Бэкона совершенно иная: поскольку Бенсалем практически не имеет врагов и конкурентов в мире, то его ученые, которые живут и проводят свои исследования за счет общества, сами, но в интересах общества, решают, о чем следует информировать государственную власть, а о чем лучше умолчать).
II. Бенсалемская элита отнюдь не склонна к систематическому просвещению основной массы населения, народу лишь время от времени сообщают полезные для жизни рецепты, но изложением «causes and secret motions of things» мозги простецов не тревожат.
III. Как ни странно, но кадровый костяк института невелик, всего 36 человек (не считая обслуживающий персонал и новициев с учениками), поэтому если учесть впечатляющие научно-технические достижения островитян[1481], то деятельность Solomon’s House представляется в высшей степени эффективной. Не могу, однако, разделить восторга П. П. Гайденко по поводу того, что «Бэкон… не раздувает штаты»[1482]. Во-первых, 36 человек – это только верхушка института, самые талантливые его сотрудники, а во-вторых, Бэкон прекрасно понимал, талант – это редкость, а потому талантливых сотрудников не может быть много.
IV. Необычайная эффективность бенсалемского научно-технического предприятия обеспечивается, как ясно из цитированного выше рассказа одного из руководителей («отцов») проекта, следующими факторами:
– щедрой государственной поддержкой (собственно государственная власть оказывается в какой-то мере подконтрольной институту, а не наоборот, что позволяет организовывать научную работу по принципу «государство финансирует, но не вмешивается» в проводимые исследования – это для современного читателя, пожалуй, самый утопический момент во всем бэконианском нарративе);
– талантом и трудолюбием исследователей;
– продуманной организацией всей деятельности института;
– активным воровством чужих открытий и изобретений с последующим их использованием, иногда в усовершенствованном виде (заметим, что торговцы светом, которые и занимаются научно-техническим шпионажем, составляют треть кадрового состава института), причем шпионаж ведется в таких масштабах, что весь мир оказывается интеллектуальной колонией Бенсалема (зеркальное отражение реального колониализма)[1483];
– и, наконец, обращает на себя внимание политический аспект повести: если поначалу (в «Instauratio Magna» и в других произведениях) автор уверял короля и английскую элиту в необходимости обратить самое пристальное внимание на развитие науки и образования в стране, то в «New Atlantis» описывается (кроме всего прочего), каким должно быть государство, в котором процветают науки, и это государство вовсе не похоже на Англию начала XVII столетия. Из текста повести ясно, что Бенсалем по своему политическому устройству формально представляет собой монархию. Однако король там царствовал, но не правил, т. е. был скорее номинальным главой государства. Но Бэкон на этом аспекте акцента не делает. Как заметил Х. Уилер, «идеи, подрывавшие абсолютизм Стюартов, лучше было оставить при себе»[1484].
Кроме того, политические, экономические и моральные реалии Бенсалема разительно отличались от таковых в раннестюартовской Англии, где ясно обозначился кризис власти, выразившийся, кроме всего прочего, в конфликте между короной и парламентом, конфликте, связанном с ростом разногласий по вопросам торгово-промышленной, финансовой и религиозной политики. В противовес абсолютистским притязаниям Якова I, палата общин решительно и неоднократно заявляла, что король не является ни абсолютным, ни независимым от парламента главой государства. Выступая против самого принципа божественности королевской власти, коммонеры настаивали (в частности, в так называемой «Апологии палаты общин», документе, представленном Якову I еще в самом начале его правления), что власть смертного короля не является божественной, абсолютной и единоличной ни в духовных, ни в светских делах.
И в этой нелегкой ситуации «пролога английской революции»[1485], впавший в немилость и удаленный от всех государственных дел Бэкон предлагает проект, который по сути стал проектом культурной (или, иными словами, интеллектуальной) революции. И что важно – этот проект предусматривал, кроме всего прочего, глубокую трансформацию политической организации королевства: переход властных полномочий даже не к парламенту, но к особому институту, совмещающему функции исследовательского центра, министерства (с широкими властными полномочиями по широкому спектру вопросов) и университета. Именно Solomon’s House оказывается главной, если не единственной реальной силой в этом островном государстве. В руках «отцов Дома» сосредоточена не только научная, но и производственная деятельность, а также внешние сношения, целиком подчиненные задачам дальнейшего развития бенсалемской (читай – мировой) науки. Таким образом, Бэкон описывает возможности «новой науки» при политической организации, «не ограниченной путами, наложенными культурой придворного надзора, осуществляемого под пристальным параноидальным взглядом абсолютного монарха»