медью, для чего Адмиралтейств-коллегий, сделав распоряжение, откуда удобнее можно было получать медь, где оную приготовлять к делу сему и во что будет стоить каждого из оных судов таковая обшивка, представить на высочайшее усмотрение». Подразделение Бороздина было приказано переправить в Италию, что и было быстро осуществлено – в том числе из-за хронической недостачи еды на острове. Новые неприятности пришли от англичан – они потребовали у Ушакова разместить в крепости набранные ими наемные албанские войска (2 000 человек); адмирал, ввиду общего протеста местных греков, отказал.
16 марта адмиралу было «сверху» предписано вновь отправиться действовать против Мальты, чего он не мог сделать незамедлительно ввиду ремонта кораблей, требовался минимум месяц, да и сомневался он, как теперь к этому отнесутся англичане и допустят ли вообще там русских для таких активных действий. Ранее, 11 апреля, Порта дала русскому флоту разрешение вернуться в Черное море через проливы. 15 апреля сенат Ионических островов написал адмиралу следующее признательное письмо: «Его высокопревосходительство господин адмирал и кавалер Ушаков, освободитель и отец Соединенных Ионических островов, признает, что благоденствие оных зависит от точного наблюдения временной конституции правления, от повиновения к законам, от послушания к учрежденным магистратам и судебным местам, почему, дабы таковые существенные правила одержали верх на оных островах, при употреблении крайнего усердия и прозорливости назначил к островам бдительную и добродетельную особу в лице господина кавалера Тизенгаузена. Выбранный совершенно исполнил свои препоручения, и доказательством тому служит доброй порядок, умеренность и спокойствие, утвержденные на всех островах к общему удовольствию жителей всерадостно восхищенных. Сенат во изъявление своей признательности за отеческое попечение высокого избирателя и за великодушные труды избранного, усердно желая иметь особ столь чистосердечных верных и полезных, свидетельствует истинную признательность и похвалу, и свое намерение есть, чтоб жители, чувствующие доставленную им пользу, споспешествовать старалися мудрым мерам, предпринимаемым от сказанной особы, будучи он способом полезнейшим и спасительнейшим к событию правил вышеупомянутых во всем своем пространстве впредь до установления лучшей системы общего соединения островов, которая, ожидаемая в кратчайшее время, утвердится на прочнейшем основании в самом просвещенном образе от августейших монархов союзных держав, нас покровительствующих». Греки запрашивают у Ушакова его портрет в профиль – очевидно, готовят сюрприз в виде медали, о которой было написано ранее. Ввиду малого числа греческих войск на островах, Ушаков предписал сократить количество офицеров (предложение сенату от 20 апреля): «По желанию и просьбе Сената о учреждении и установлении национальных войск, при Корфу и в прочих островах быть имеющих, обще с комендантом господином подполковником Гастфером входил я в рассмотрение нынешнего состояния оных войск, усматриваю, что малое число солдат в ротах и немалое излишество при оных офицеров наносят излишние большие убытки Республике их содержанием, и за лутчее признается составить роты, чтобы рядовых было в каждой не менее ста человек. В роте должны быть четыре офицера, не более, командиру оной достаточно быть майору или подполковнику на том же жалованье. На первый случай составлены две роты мушкетерские и две артиллерийские и мастеровая команда, о которых план и замечание [за] моей и господина подполковника Гастфера подпискою при сем прилагаю и препровождаю в Сенат на рассмотрение. Естли оным признано будет сие удобным, [то] по оному решительное учреждение сделать и излишних штаб– и обер-офицеров от службы уволить, а командиров оными войсками избрать наиспособнейших, кто к тому достойными окажутся. Впредь же прибавка войск зависеть будет от воли и распоряжения правительства Республики, ныне же при составлении означенных рот рассмотрение и сформирование оных правительство может препоручить господину полковнику Гастферу и оное утвердить определением Сената». Как видим, забота Ушакова об организации местных вооруженных сил и отмеченная в документе полная свобода правительства в увеличении числа войск лишний раз доказывают нелепость утверждений о русской оккупации острова. Да и адмирал готовится к отплытию – на Мальту ли (туда вернулся Нельсон и 23 апреля милостиво приглашал присоединиться к себе), или в Черное море; ввиду наступления апреля он продолжает настоятельно стягивать подразделения флота на Корфу. Албанская Парга, трепеща перед кровавым Али-пашой, просится в состав Ионической республики, и адмирал деятельно по своим дипломатическим каналам поддерживает ее стремление (дело в том, что бывшие прежде венецианскими владениями такие города в Албании, как Парга, Превеза, Вонница, Бутринто, а заодно считавшие себя независимыми Химара и Шулия теперь переходили в османское подданство, чего никто для себя не желал); а на островах тем временем неспокойно, ибо народ против изменений в конституции, продавливаемых сенатом (поучиться б нам у греков возмутиться обнулением!) – Ушакову докладывают, что «…все островитяне весьма злятся на Сенат». Сам Ушаков характеризует вице-президента Сената Феотоки так: «лукавый и хитрый старик, однако, неразумный». Из письма адмирала Томаре от 2 мая: «В островах разнесшийся слух, чрез депутатов из Константинополя получаемый, о новом установлении правления и о других последствиях тревожит весь народ беспредельно, предвидимые из того следствия отвратить трудно, кроме как силою войск, но и то будет тщетно, всегда войски наши в островах быть не могут; острова сии предвижу я пропащими, народ по единоверию с нами, приверженный к России, даже никакой строгостью отделить от сей нации его невозможно, был уже здесь пример во время моего отсутствия (обыватели имеют от себя в Константинополе определенных [людей], которые обо всем их уведомляют, получа от них известие о переменах делающихся, о том, что некоторые места отданы будут туркам, пришли в отчаянность, взбунтовались, и вдруг вошли в город более пяти тысяч человек, тот же час хотели истребить турок и домы депутатов, а особо Каподистрии дом хотели разметать по камню, не слушали ни об чем никого: но как находился здесь генерал-лейтенант и кавалер Бороздин с войсками, он один мог унять их, употребя поступок с доброй манерою, и искусством отвратил все худые последствия и выслал народ из города, успокоя их, сказав, что все это неправда… Дворянство, некоторые надуты венецианской гордостию, нетерпимою всеми народами, от которой и падение сей республики (Венецианской. – Е.С.) последовало, утвердилось теперь преимущественно над другими классами к совершенной своей гибели; я все это предвидел и предупредил равным соединением второго класса с первым, к которому народ имеет полную доверенность, при оном положении могли бы быть стократ спокойнее». Вдобавок начало процветать пиратство – албанское, алжирское, тунисское, да, можно полагать, и местное.
Три батальона гренадер под командованием князя Д.М. Волконского 3‐го прибыли на Корфу и теперь ожидали переправы то ли на Мальту, то ли на родину; естественно, снова усилился непобедимый продовольственный кризис – как пишет адмирал, «…баталионы гранодирские, под командою князя Волконского состоящие, ныне довольствуются от меня из того провианта, какой при ескадре случается». Невольно вспоминаются восторженные слова Томары (март 1799 г.) о победе при Корфу: «И в самом деле – завоевание островов Эгейских, довершенное вами без армии, без артиллерии, и что больше, без хлеба, представляет не токмо знаменитый воинский подвиг, но и первое, в столь долговременную войну, отторжение целого члена [Французской] Республики, наименовавшейся единою и нераздельною». Вот уж воистину, сытый голодного не разумеет. 1 мая адмирал вызывает к Корфу эскадру Карцова ввиду прекращения надобности перехватывать французские суда из Египта из-за усиления блокады англичан (вскоре французы там капитулируют). Ремонт кораблей бесконечно затягивается, так что адмирал пишет 7 мая Томаре: «Шесть кораблей теперь со мною при Корфу находятся, ни одного нет, который бы мог иттить в дальнее место». Все яснее вырисовывается перспектива возвращения ветхих кораблей на родину для качественного ремонта, однако «наверху» молчат. Ясно, что без высочайшего приказа, на свой страх и риск, Ушаков не имел права взять, да и уплыть в Черное море, но Петербург безмолвствовал. По крайней мере, имеющаяся документация этот вопрос не освящает с требуемой ясностью. Ушаков собирается домой и докладывает об этом «наверх». Реакции – ноль.
А положение на островах все более осложняется. 15 мая Ушаков пишет Томаре: «Из Занте находится в Константинополе в числе депутатов г[осподин] Николо Сикуро или Десила, человек беспокойный и весьма вредный обществу, хитрец прелукавый! Он [является] причиною таковых худых дел, даже он имеет вредную переписку и возмущение делает. Наверное он не избежит народного наказания. Сын его в Занте президентом, такого же худого свойства человек. Они наносят многие вредности. Прошу не верить им ни в чем». 23 мая адмирал вносит в Ионический сенат предложение о выяснении причин народного возмущения: «Известно почтеннейшему Сенату и всему обществу островов Ионических, что по освобождении их от общих неприятелей – зловредных французов все наивозможные способы с моей стороны употреблены учредить во оных островах присутственные места, восстановить в них порядок и правосудие, примирить всякую несогласность, распри и беспокойствия, и тем водворить тишину и благоденствие народа. Все сие производимо было надлежащим лутчим порядком, не упущена даже и присяжная должность во всех случаях, где только было потребно. Благоденствие же народное, тишина и порядок не могут существовать, ежели присутственные места не будут сохранять правосудия, тем паче при начале открытия присутственных мест; для того в конституции и положено: судей, неправосудными оказавшихся, переменить другими, достойными, и тем всякую несогласность, могущую произойтить от неправосудия, прекращать. План конституции, учрежденный общим согласием островов, с прошением об открытии республики и о утверждении его, отправлен к высочайшим дворам на рассмотрение и конфирмацию, которая и ожидается. Я никогда не оставлял с моей стороны иметь попечительное старание о содержании спокойствия; в островах Кефалонии и Занте оказывались еще опасные возмущения и беспокойства, потому согласно с просьбами, ко мне доходящими, и общим желанием во удовлетворение их послал я в острова с полной от меня доверенностию флота господина капитан-лейтенанта и кавалера Тизенгаузена, предписал ему сходные вышеозначенным удержания сделать во оных и сохранять спокойствие, тишину и порядок, и не до каких худых последствиев не допускать, что им произведено с наилутчим успехом, все бывшие возмущения, бунты и беспорядки прекращены и вновь начинавшиеся всегда отвращаемы были, как следует по надлежащему. Объясня обо всем оном почтеннейшему Сенату, крайне сожалею я о беспокойствии, в острове Занте вновь ныне начинающемся, и о жалобах, ко мне доходящих, означенных в двух моих предложениях, пред сим