Сестра Подснежничек, потирая затёкшую спину, направилась за своим наставником.
— Не судите нас строго, друзья. Для молодёжи сон — досадная потеря времени, а в старости понимаешь, что он — благословенный дар Матери-Природы. Желаю вам всем спокойной ночи!
Дверь за учёной парочкой закрылась, мать Ликиана развела лапами.
— Досадно, конечно. Только-только что-то начало вырисовываться… Я ещё совсем не устала. Что ж, подождём до завтра. Чаю не осталось, Берби?
— Хурр, ни капли. Что за любовь к таким чайничкам крохотулечным! Пойду-ка я да поставлю на огонь наш нормальный чайник.
Ликиана подхватила большие керамические кружки, свою и тётушки Берби.
— Отличная идея! А я прихвачу раскладушки и пойду наверх, на стену. В небе полная луна, ночь ласковая, тихая. Хорошо там, наверху, правда?
Тётушка Берби устало согласилась:
— Да, у-ху-хурр, увидимся наверху.
12
Ночь и вправду выдалась тихая и ласковая, сохранившая тепло долгого, жаркого летнего дня. Луна желтела в небе, как шар свежесбитого масла. Безоблачное небо усыпано звёздами. А дно канавы напротив западной стены аббатства почтили своим присутствием Хриплый Обжора и его шайка. Ещё с вечера затаились они в канаве, закусывая собранным в дороге на скорую лапу провиантом и коротая время в дрёме. Ночные часы не улучшили настроения речных крыс. Крепость в темноте казалась ещё больше и грознее, и посещать её вовсе не хотелось. Но не признаваться же в этом грозному атаману! Вождь что-то замышлял. Он скрючился в сторонке от своего войска, хмурился, бормотал себе под нос, поводил ушами, носом, дёргал хвостом и лапами.
Взмахнув саблей в сторону крепостной стены, вождь попытался поднять настроение шайки.
— Глянь, братва! Вот где всего навалом, погреба и кладовые ломятся… чем не жизнь?
Ответ Трезубца энтузиазмом не отличался:
— У них там орёл и ещё какая-то здоровенная птица, сам видел.
— Нет там орла никакого, — без запинки соврал Хриплый Обжора. — Я ж показал вам орла в небе, он ещё засветло улетел.
Трезубец своим глазам верил и этого не скрывал.
— Та птица высоко в небе мимо пролетала. И не орёл она вовсе, а чайка озёрная, мне ль чаек не знать.
Хриплый Обжора бросился на строптивца и впился ему в ухо.
— Значь, я вру? Врун я, значит?
— Ой-ой-ой! Орёл, орёл эта чайка! Отстань от уха!
Атаман пихнул его в бок и повернулся к остальным.
— Какая вы все чепуха чепуховая! Возись с вами… Своей тени боитесь! Вот, мой меч страшный видали?
Он махнул ржавой саблей перед их носами.
— Порешу каждого, кто не со мной. Потому, коль ты не со мной, то супротив. А с супротивником разбор короткий. Ну, кто за меня, лапы вверх тяни!
Крысы послушно подняли лапы. Хриплый Обжора принялся считать поимённо:
— Вот Жабий Глаз, Пробкохвост, да, Поскребун тоже, Обблер, Фледди… Трезуб, у тебя лапа не то вверх не то вниз?
Трезубец, нянчивший укушенное ухо, вздрогнул и вытянул вверх обе лапы.
— Вверх, вверх, шеф.
— Хорошо. Ты мне поэтому так нужен.
Жабий Глаз видел, что атаману не терпится чем-то похвастаться. Он решил помочь начальству.
— Вождь, какой план?
И вождь забубнил таинственным полушёпотом:
— Вишь, ребята, нас семеро смелых. Проползём до этой стены, четверо: я и Жабий Глаз, и Пробкохвост, и Поскребун. Обблер и Фледди к нам на плечи влезут, а на них верхолаз. Верхолазу всего-то и надо, что забросить мою саблю на верёвке вверх, на стену. А как она там зацепится, почитай, дело уж сделано. Он по верёвке влезет и нас впустит. Хорош план, а?
Трезубец отступил подальше и запротестовал:
— Чего, я верхолаз? Какой я верхолаз? Не умею я! Никогда не верхолазил!
Хриплый Обжора подтолкнул к Трезубцу Поскребуна и Жабьего Глаза.
— Ну-кось, подержите его!
Атаман плюнул на ржавый клинок, пристально глядя на жертву.
— Вот, кто не со мной, тот, значь, супротив. Этот супротив. Ты как хошь? Глотку наглую перерезать, в сердце вшивое ткнуть или кишки тухлые вспороть? Крепче держи его!
Трезубец забулькал, как ручеёк:
— Я полезу, шеф, полезу, не надо меня… Уже лезу!
— А не полезешь — душу выну и шкуру сниму по кусочкам, а потом уж порешу, — пообещал атаман. — Пробка, где верёвка? К сабле привяжи. А доберёмся, будут вам и пироги и жратва.
Шайка выбралась из канавы и переползла через тропу, направляясь к стене. Хриплый Обжора и его нижние назначенцы распластались по стене. Атаман махнул лапой Обблеру и Фледди:
— Вверх, ребятки!
Работа оказалась не такой простой, как ожидалось. Как только двое верхних взобрались на крыс, раздались жалобы и стенания:
— Вый-й-й! Нос отдавил! Смотри, куда лапы ставишь, урод!
— У-у-у, дубина, в глаз ногой засветил!
— Ой-ой, вынь хвост из моего уха, щекотно!
Хриплый Обжора тоже получил пинок в живот.
Он охнул и засипел:
— Заткните пасти, идиоты! Трезуб, твоя очередь. Лезь на головы и швыряй саблю!
Крысы не подозревали, что сверху за их бурной деятельностью следят внимательные глаза. Ликиана заметила ползущих, когда встала, чтобы долить чаю в чашки. Она подняла привратника Ореала, тот понёсся в аббатство, и вот на западной стене уже собрались Командор с Кромкой, кротоначальник Груд и вся его команда. Они следили за крысами и шёпотом совещались. Командор хотел было выйти наружу через боковую малую дверь, напасть на крыс и всех уничтожить. Аббатиса ужаснулась:
— Что вы, Командор?! Ведь они все ровесники вашей дочери! Как можно помышлять об убийстве таких юных созданий!
— Это нечисть, мэм, нечисть! — пытался втолковать непонятливой настоятельнице ёж Кромка. — Если вы не убьёте нечисть, она убьёт вас, выбора нет. Или погибнут другие мирные создания. Крысы молодые и злые, разбой и убийства для них — что любимые игрушки, развлечение одно.
Аббатиса глянула вниз и чуть не расхохоталась.
— Вы только гляньте, что там происходит. Все в кучу свалились. Один прыгает вокруг и лупит по хвостам остальных. А язык, а выражение! Рот бы ему с мылом вымыть!
Кротоначальник высунул голову за стену.
— Снова полезли. Ох и увальни! В жизни таких не видывал.
— Нечисть есть нечисть, — угрюмо настаивал Командор Бандж. — Откуда ни глянь, сверху ли, снизу ли…
— Нет, Командор, как настоятельница я запрещаю вам убивать этих несчастных. Опасности для аббатства и его обитателей они в данной ситуации не представляют…
Аббатиса ахнула, потому что Командор грубо схватил ее и рванул в сторону. Как оказалось, в решающий момент. Кривая ржавая железяка мелькнула мимо Ликианы и звякнула о парапет. Верёвка натянулась, и сабля опёрлась в зубцы ограждения.
— Не представляют, стало быть, опасности… — послушно кивая, повторил Командор последние слова аббатисы.
Снизу послышался хриплый шёпот:
— Отличный бросок, приятель!
— Теперь дуй наверх и отворяй ворота.
— Хе-е-е, а коли повар плохие пироги испёк, мы его самого испекём, ага, поджарим…
Впервые обитатели Рэдволла увидели, как мать Ликиана позабыла своё нерушимое спокойствие. Она хищно скрипнула зубами.
— Ах так… Предоставьте это мне.
Когда встрёпанная макушка Трезубца показалась над стеной, поджидавшая его мать Ликиана с размаху опустила на крысиную голову чайник. Раздался странный звук: Паннннг! Забулькал кипяток, выливаясь из чайника и сливаясь на нижних крыс.
— Кр-ровь и уксус! Рэдво-о-о-олл! — зарычала аббатиса и запустила пустой чайник в разваливающуюся живую пирамиду.
Командор ухмыльнулся, но улыбка застыла на его физиономии, когда он встретился взглядом с настоятельницей.
— Поджарить повара! Командор, убивать их я вам не позволю, но разрешаю взять команду и отколошматить так, чтобы на всю жизнь запомнили.
Собравшиеся на стене тем временем смотрели вниз и комментировали происходящее.
Тётушка Берби покачала головой.
— Хурр, догонишь их теперь, как же. Камень из пращи не догонит, не то что ногами. Вон как несутся! И чайник мой уносят!
Бандж проводил крыс взглядом.
— Да уж, Берби, распростись со своим чайником на все сезоны.
Ликиана обмякла, рухнула в кресло и поднесла ко рту чашку с оставшимся в ней чаем.
— Не могу поверить, что я такое вытворила! Глянь, Берби, лапы дрожат, хвост трясётся…
Кротиха отлила в чашку Ликианы чаю из своей почти полной.
— Хурр, лихая у нас матушка аббатиса. Чайник вот только подарила нечисти.
Кротоначальник Груд потёр нос.
— Хурр, сударыни, спать пора. Командор, Кромка, тоже отдыхать отправляйтесь. Мы тут подежурим на стенах, на всякий случай, мало ли…
Растрёпанная и напуганная шайка крыс остановилась в чаще леса, когда бежать дальше уже не было сил. Они рухнули на берегу ручья, отмачивая ожоги и выплёвывая чайные листья.
Поскребун стонал и прикладывал мокрый ил к обваренной спине.
— У-у-у-у… Чем это они в нас?
Фледди пострадал меньше всех. Он облизал лапу, на которую попало немного горячей жидкости.
— Не знаю чем, но вкус приятный.
Обблер обнюхал лапу партнёра.
— И запах тоже. Не то что это болото, в которое мы ныряли. Га-га-га, гляньте на Пробку, у него шикарный шлем!
Пробкохвост ковылял последним. Голова его застряла в слетевшем сверху чайнике. Носик прижал одно ухо, ручка торчала над другим. Край чайника закрыл один глаз полностью, другой едва виднелся, помогая хозяину разбирать дорогу. Шайка дико захохотала над потешным обликом товарища, забыв собственные горести.
— Помогите лучше стащить эту «шляпу»!
Бумм! Чайник стукнулся о ствол дерева, Пробкохвост споткнулся о вытянутые лапы Хриплого Обжоры. Атаман сидел, привалившись спиной к дереву. Он грубо зарычал:
— Отвали! Сам снимай! Не видишь, ранен я.
Жабий Глаз прекратил раскачивать зуб, который в сумятице повредила чья-то нечаянная лапа.
— Куда ранен, шеф?
— Не твоя забота, кривой черт!
Не поднимаясь, Хриплый Обжора свирепо забормотал: