— А ты обещал. — Обеими ножками Сабина упирается.
Стефан тащит ее, дергает, ботиночки шуршат по песку. Мимо проходит женщина.
— Ты что это сестренку мучаешь? — говорит она.
— Ты, девочка, почему своего брата не слушаешь? — говорит другая тетенька.
Сабина все еще упирается, пригнулась чуть не до земли, и Стефан вдруг отпускает ее. Сабина падает, но Стефан успевает ее подхватить. Сабине страшно. Она плачет.
И плачет так, как будто вот-вот умрет. Водичка бежит по лицу. Стефан ладонью вытирает слезы.
— Перестань, — говорит он. — Перестань! Ладно, покажу тебе, что обещал. Идем. Ну идем же! — Теперь он ведет сестру, обняв за плечики. Что-то еще булькает у нее в горлышке, она сопит, но не плачет. Так они добираются до дома.
— Покажи теперь, — говорит Сабина, после того как они на лифте поднялись в квартиру.
Стефан открывает школьную сумку — маленький носишко готов залезть в нее. Интересно, что она ожидает увидеть? Шнаттеринхен или Питтиплача[1]?
А Стефан вытаскивает серый рисовальный альбом и из него разрисованный лист. Синий-синий пруд, на нем лебеди, совсем белые лебеди. И зеленые деревья. И дом. Наш дом!
— Ты узнала наш дом? — спрашивает Стефан.
Сабина узнает и не узнает. У дома много-много окон, одно над другим до самого края листа.
— Вот мы где, — пальчик Сабины показывает самое верхнее окно. Неверно. Сабина ищет. Пальчик добирается и до хижины и до ребятишек — кругленьких попугайчиков. Останавливается он и на зайце Итцеплитце. Сидит слушает, длинноухий. — Зайчик, зайчик, скажи мне, где я? — уже играет Сабина.
— Ты вот где, — показывает Стефан. — В красной шапочке слева.
— А мне здесь хочется, — говорит Сабина, показывая направо.
— Там Зилке сидит. У нее локоны. У тебя нет локонов.
— Будут.
— Ладно, — говорит Стефан. — Пусть у тебя будут локоны.
— А кто нарисовал этого красивого лебедя?
— Толстого? Его учитель Бази нарисовал. Сперва — двойку, а потом яйцо. Показать?
— А что вот тут на дереве?
— Ты же видишь — дом.
— Кукольный?
— Детский. Каждому разрешается в нем пожить.
— Я первая! — говорит Сабина. — А это, что это такое?
— Это самый короткий в мире тоннель. В него могут входить только очень смелые.
— А это?
— Это половинка луны.
— А где другая половинка луны?
— На небе. Разве ты не знаешь? Она же там светит.
Дети и не заметили, как вошел отец. Он стоит посредине комнаты и смотрит на своих детей — оба лежат на полу, перед ними рисунок. Отец неслышно подошел и так же неслышно вернулся к двери — не хочет подслушивать.
Остановившись, он спрашивает:
— Ну, как вы тут живете?
— Стефан детскую площадку нарисовал! — кричит Сабина. — Это вот — я. — Она показывает на девочку с локонами и хихикает, должно быть ей стыдно. Отец, склонив голову набок, слушает и смотрит.
— Знаешь, я поражен, — говорит он. — Дом на дереве и половинка луны, потом самый короткий тоннель в мире… И лебеди. Пруд, и на нем лебеди! Может, надо еще и лодку, а?
— Лодку? На пруду детской площадки лодку?
— Или карусель. Маленькую, чтобы собачки могли кататься.
— Ты шутишь, что ли? — спрашивает Стефан.
— Почему? — говорит Герман. Он встал на цыпочки, вытянулся, как доска, поднял руки, зевнул и приложил ладони к потолку. А ведь это мама Сусанна строго-настрого запретила!
— Не пора ли вам ужинать? — спрашивает он.
— Ничего не пора, — говорит Сабина, но она всегда так говорит.
12
Был сон, и вот уже утро. Стефан проснулся, смотрит в окно — небо светлое. Во сне были цветы и красивая музыка, играли скрипки, все вместе — один высокий звук. И — мост, высокий, будто парит в воздухе, и дома́ — они еще выше, чем мост. И лужок, и пруд посередке… Но пруд такой маленький, что даже шапке на нем не поместиться — как у каноиста!
Значит, это он думал о каноисте. Так ясно видел плоскую темно-синюю кепочку, а под ней непокорные волосы. Такой сон ему нравится. Он говорил во сне: «Кепка-то больше пруда». И потом он еще сказал: «Вон в тех больших домах я живу. Надо через мост перейти, надо выше подняться».
Но мост чересчур высок, на нем сидят лебеди, рядком, как чайки. Стефан сказал во сне: «С каких это пор лебеди сидят рядком, словно чайки?» Он еще раз пристально посмотрел… и уже не было лебедей, а были чайки, может быть, тысяча. Клювы закрыты. Чайки сидят тихо. Стефан говорит во сне: «Так не бывает, чтобы все чайки сидели тихо».
Потом он опять услышал музыку, ясный высокий звук многих скрипок сразу, оглянулся и видит: кто-то идет к нему, медленно и совсем бесшумно, — Тассо. Серьезный такой. Цветы и трава колышутся, и Стефан говорит Тассо: «Нам надо через мост». Он показал Тассо мост, хотел показать, но моста уже нет. И домов нет. И чаек, ничего нет — голо и пусто кругом! И Тассо уже не Тассо, на его месте стоит девочка, и Стефан говорит девочке: «Мы с тобой знаем друг друга, верно?»
Девочки не ответила, прошла дальше, мимо Стефана и еще дальше, и хотя ветра не чувствовалось, при каждом шаге волосы девочки развевались…
Окно светлое, в квартире — тихо, далеко внизу хлопают дверцы автомашин. Стефан лежит и думает о своем сне. Он слышит прекрасную музыку, такой ясный протяжный звук, но, может быть, он его только чувствует, как порой чувствуешь радость? Девочка была, конечно, Аня. Он очень хорошо это видел и теперь вспоминает, как больно ему было оттого, что она прошла мимо, и больно до сих пор — Аня прошла и не поздоровалась, не взглянула даже…
За дверью в прихожей слышатся легкие и быстрые шаги: это мама-Сусанна. Герман, отец, давно уже на работе, он выходит в полшестого, а сейчас половина седьмого. И у отца не такая легкая быстрая походка. Так только мама-Сусанна ходит. Пора вставать.
Из комнаты — в ванную, из ванной — на кухню. Вкусно пахнет кофе и какао. Мама все приготовила. Только б у нее время было — она любит готовить завтрак и строго следит, чтобы все спокойно посидели за столом, даже говорит: «Завтрак — это на весь день».
— Уже? — встречает она Стефана. — Даже умылся? У тебя что-нибудь важное сегодня? — Волосы свободно подвязаны, она в легком домашнем платье, всё в цветочках и звездочках. Стефан думает: ходила бы так весь день, гораздо красивей, чем в этих скучных медсестровых блузках, с гладко причесанными волосами.
— Ты забыла меня разбудить, — говорит он.
— Разве? Отец передавал тебе привет и просил, чтобы ты сегодня тоже зашел за Сабиной.
— И сегодня? — только и сказал Стефан. Хорошего настроения как не бывало!
— Как вчера, — говорит Сусанна.
— Сегодня очередь отца.
— Поэтому он и просил тебя. У него нет времени.
— Времени нет? — говорит Стефан. — У меня тоже нет.
— И у тебя нет?
— Вчера было и все вышло.
Сусанна ничего не говорит. Стефан следит за ней, как она выходит из кухни. В большой комнате стол уже накрыт к завтраку. Сабины еще нет. Мама Сусанна вышла за Сабиной. Взять ее из кровати и принести. Каждое утро так. Сабина никогда не встает сама.
Стефан съедает ложку джема, пьет какао и слышит, как Сабина что-то лопочет в ванной, потом визжит. Он думает о том, что́ ему делать, если сегодня вечером она опять заупрямится.
Наконец все собрались за столом. Мать говорит Сабине:
— Сегодня Стефан за тобой зайдет, ласточка моя. Будешь умницей?
— Стефан вчера приходил.
— И сегодня опять придет.
Сабина смотрит на Стефана, она не хочет, чтобы он приходил за ней. Стефан говорит:
— Тогда останешься на ночь.
— Вот и останусь.
— Стыдно тебе! — говорит мать.
Сабина опускает глаза, стучит пластмассовой ложечкой по яйцу. Маленькие тоненькие косички торчат в разные стороны и такие тугие, что кажется, вот-вот обломаются. Стефан об этом каждый день мечтает.
— А когда в детсад? — спрашивает он.
— Около пяти, как всегда, — отвечает мать.
— Хочу дома быть, когда ты здесь, — говорит Сабина.
— Я же уйду. У меня вечерняя смена.
— Тогда я до обеда останусь.
— Ах ты ласточка моя! Вот что — хватит об этом! Тебе джема или меда?
— Хочу дома-а-а!
— Нельзя, ты же знаешь. Джем или мед?
— Ничего не хочу.
— Тогда пей какао.
— И какао не хочу.
— Не хочешь — не надо.
Сабиночка кривит ротик, вот-вот заплачет: зачем же ее, такую крошку, обидели? Стефан говорит:
— В пять за тобой приду. В коридор не буду заходить. На улице подожду. Или на улице, или вообще не приду!
— Оба вы у меня хороши! — говорит мать, прикасаясь ладонью к личику Сабины. И Сабина молча прижимается к ее руке, словно тяжкое горе гнетет ее. Но при этом показывает Стефану язык — быстренько так высунула и спрятала, может быть, она даже не хочет, чтобы он видел, но он увидел и говорит:
— Завтра отрежу. Вот этим ножом!
Сабина хнычет, радуясь, что наконец-то может выплакаться. Стефан стоит, опустив руки, и молчит. Мать качает головой: никак своих детей не может понять! Взяла Сабину на руки, прижала к груди, укачивает.
— Я пошел! Пока, — говорит Стефан.
— Пока, — говорит мать. — Бутерброд взял?
Да. Он взял бутерброд и сыт по горло — с самого утра Сабина заводится!
В лифте он снова вспомнил сон…
Мост был во сне, а потом пропал. И Тассо был, а потом оказалось — это девочка. Аня? Сон оборвался в самом важном месте: девочка ушла. Но Стефану до сих пор кажется, что это была Аня. И сейчас он верит, что это была она, и чувствует, как он рад, что сейчас в классе увидит Аню…
Но он встретил ее раньше — на девятом этаже. Лифт остановился, двери разъехались — и перед ним Аня. Он втиснулся в дальний угол, не отрываясь смотрит на нее и будто видит ее снова во сне. И чувствует боль и тоску…
— Здрасьте, — говорит Аня. — Ты чего такой бледный?
Прислонясь к стенке, поближе к нему, она прижимает к себе сумку и спрашивает: