— А это кто? — спрашивает каноист.
— Ты его давно знаешь? — спрашивает Аня.
— Да вроде, — отвечает Стефан. А каноисту: — Это Аня. В моем классе учится.
Каноист улыбается, но это только по глазам заметно — губы скрыты под круглой бородкой.
— Алло, Аня! — приветствует он ее.
— Алло, мистер! — отвечает Аня. — Рада нашей встрече.
Каноист отвешивает поклон.
— Радость взаимна. Идемте, приглашаю!
— Мистер приглашает нас?
— Вон туда, — говорит каноист.
Сразу у них за спиной — стена из стекла, рядом — стеклянная дверь, и за всем этим стеклом, за тюлевыми гардинами большие желтые лампы, деревья в горшках, и люди: кто сидит, а кто входит или выходит.
— Пошли, — приглашает каноист.
Стены затянуты материей, льется музыка — тихо-тихо, и щекочущие запахи. Пахнет кофе, духами, сигаретами, мороженым, печеньем, шоколадом… Видны десятка три круглых столиков, белых и красных. Над всем торжествующе возвышается бар, за ним перед зеркальной стеной бутылки. Официанты в белых фартуках. За столиком — Лариса! Нет, это не ошибка — Лариса! Она смотрит на них, глаза черные, искрятся.
Бывает же такое! — думает Стефан. Он-то вроде бы кое о чем догадывался, но сейчас все равно удивлен, а уж об Ане и говорить нечего!
— Это ж Лариса! — выкрикивает она.
— Спокойно, — говорит каноист. — И мы, трое самых красивых, тоже сядем рядом с ней.
— Лариса! — говорит Аня. — Такое совпадение: сначала встретили этого мистера, а теперь — тебя! И ты не удивлена?
Лариса, конечно, удивлена, но только наполовину — ведь то, что она сидит тут, связано с этим мистером. Но об этом может только Стефан догадываться — он же помнит самый первый день: каноист у котла и вдруг прямо в своих рваных грязных джинсах бежит на набережную канала, девушку увидел — Ларису! Но тогда дело было не совсем ясно. Стефан думал, что каноист сразу получит от ворот поворот, а теперь они сидят вместе в кафе! Бывает же!
— Садитесь. Рада вам. Пить хотите? Или лучше — мороженого?
— Лучше мороженого, — говорит Аня.
— С фруктами? — предлагает каноист.
— Со взбитыми сливками, — говорит Аня, и Стефан только диву дается — быстро она освоилась!
Он-то ничего этого не знает, сидит смущаясь за круглым столиком. Неудобно, стол маленький, руки девать некуда…
— Со взбитыми сливками, — говорит Аня. — Стефан, ты тоже? — Но он чувствует, что ей хотелось бы спросить: «А ты, ты-то знал про Ларису и этого мистера?» Аня прямо вся горит от любопытства, она ведь только сейчас узнала.
— Рассказывайте, — говорит Лариса. — Куда вы собрались? Это Гаральд увидел вас отсюда.
«Гаральд? — думает Стефан. — Значит, так его зовут. Но я его все равно буду каноистом звать. Гаральд — это что-то чужое. Да и Лариса какая-то чужая. Из-за всего тут кругом!» Но Лариса такая же, как всегда. Или не такая? На ней белый джемпер с круглым вырезом и тонюсенькая золотая цепочка с брелоком — маленьким кувшинчиком, и Стефан, задумавшись, не сводит глаз с кувшинчика.
— Нравится? — спрашивает Лариса. — Это мне брат привез. Из Каира.
— Из Каира? — каноист удивлен. — Где это?
— В Египте, — говорит Лариса, а каноист:
— Как это туда люди попадают? Я, к примеру, туда не могу попасть. А как твой брат попал?
— Он моряк.
— Моряк? Твой брат — моряк? — говорит каноист.
Стефан смотрит на кувшинчик: только сейчас понял, какая это невидаль. И горлышко у кувшинчика так странно изогнуто…
— Каир, значит, — говорит каноист. — Надо и мне тогда в моряки податься.
— Тебе? В моряки? Зачем? — говорит Лариса.
— Если я хочу в Каир — надо в моряки.
— А зачем тебе Каир?
— Не знаю. Если прикинуть…
— Ну и прикидывай, — говорит Лариса и вся вдруг делается красной. Хорошо, что как раз пломбир принесли — гора фруктов сверху со взбитыми сливками.
— Это нас немного остудит, — замечает каноист.
Лариса молча смотрит на него. Завитушки волос обрамляют лоб. Сегодня она совсем не похожа на восьми- или девятиклассницу. Она кажется взрослой и даже строгой в эту минуту. Каноист спрашивает всех разом:
— Кто это тут о Каире говорил?
— Сам и говорил. — Лариса улыбается, но только глазами, и Стефан отмечает, что каноист ей нравится.
Тем временем Аня старательно трудится над мороженым, как будто нет ничего важнее. Вот-вот волосы с ложкой проглотит. Стефан раз посмотрел на нее, два посмотрел. Он только и делает, что смотрит на нее, и порой ему кажется, что здесь в кафе с Аней сидит совсем другой мальчишка. Что бы тут было, если б Губерт увидел их здесь! И Аня, и Лариса, и мороженое со взбитыми сливками, и тепло здесь, и кофе пахнет, и музыка играет! Разве тут старые засохшие деревья ищут?
Да уж, подивился бы Губерт.
— Что это с тобой? — спрашивает каноист.
Вздрогнув, Стефан поднимает голову.
— Не вкусно? Такое мороженое «Гаваи» называется.
— Вкусно, что ты! — говорит Стефан и вдруг слышит, как он сам спрашивает: — Ты, случайно, не знаешь, где старое сухое дерево найти?
— Дерево?
— Совсем старое, сухое, понимаешь? Чтоб лазить на него. Такое, как у медведей в вольере!
— У медведей?
— Ну да. В загончике у медведей. Их зовут Нанте и Иветта. Чтоб они могли играть, им дерево поставили. Может, даже два.
— Но ты-то у нас не медведь! Зачем тебе дерево?
Аня подняла голову. Ложка застыла в руке.
— Стефан детскую площадку нарисовал, — говорит она. — Для нее ему дерево и понадобилось.
— Как это? Кто детскую площадку нарисовал?
— Стефан. Там все есть. Даже пруд. И лебеди.
— Лебеди? — удивляется каноист и, отодвинув стакан с апельсиновым соком, ложится грудью на маленький стол.
— Где же это такая детская площадка?
— Между домами-башнями. Ты разве не знаешь?
— Между нашими корпусами?
— Да.
— И пруд там и лебеди? Ну, вы и размахнулись!
— Лебеди потом, — говорит Стефан, — а вот старое дерево не знаешь где взять?
Каноист трет одну руку другой, надо подумать. Ничего он пока не понимает, и в такую детскую площадку не верит. В конце концов Лариса, недовольно взглянув на него, хватает его за палец и говорит:
— Я еще кое-что могу предложить. Для детской площадки.
Все смотрят на нее.
— Гиппопотама-бегемота! — говорит Лариса.
— Чего-чего? — спрашивает каноист.
— Деревянного, конечно, — говорит Лариса, и все видят, что она всерьез, она правда предлагает поставить на детской площадке бегемота. Деревянного.
— Мышка, — говорит каноист, и на лице у него одно удивление.
Аня фыркает прямо в остатки мороженого «Гаваи». Но Ларисе, очевидно, не понравилось, что ее «мышкой» назвали.
— Оставь-ка мышку при себе, — говорит она каноисту. — Возьму и докажу тебе — будет бегемот на детской площадке! А ты позаботься о старом дереве.
— Где ты бегемота возьмешь?
— Макулатуру и вторсырье будем сдавать и закажем скульптуру бегемота.
— Скульптуру? А поскромней вы не можете?
— Делать так делать! — говорит Лариса.
— А мне, значит, старое дерево доставать?
— Тебе — дерево.
Каноист сидит и поглаживает бороду. Вид у него значительный, надежный, и Стефан уверен, что дерево он достанет. И завтра Губерт узнает: будет дерево, будет и бегемот. Да, да, и бегемот! Вот так!
До́ма, как всегда, дверь открывает Сабина. Рывком и во всю ширь. Но как только Стефан увидел сестренку, он сразу понял — что-то случилось.
Дверь в большую комнату открыта, на кухне гремит посуда: ужин, значит, уже позади. Сабина выпаливает:
— Ты меня не забрал.
— Ну и что? — говорит Стефан. — Губерт забрал. Чего тебе еще?
— Никто меня не забрал.
— Никто? Очумела, что ли?
— Вот и никто, чтоб ты знал! Меня воспитательница домой привела.
Стефан заглядывает в большую комнату, из кухни, за тонкой перегородкой, доносится звон тарелок и чашек.
— Воспитательница, говоришь?
— Воспитательница.
— А не Губерт?
— Воспитательница, — повторяет Сабина и, выставив животик барабаном, подергивает косички — то правую, то левую.
Стефан отодвигает ее в сторону, заглядывает в большую комнату и видит сквозь стеклянную перегородку отца. Герман не оборачивается.
— Привет, — говорит Стефан.
— Здравствуй, — отвечает Герман. Говорит спокойно и все еще не оборачивается.
Тарелки и чашки вымыты, кран закрыт. Герман вытирает посудный стол. Движения легкие, быстрые. Потом вешает выжатую тряпку на кран и вытирает руки о брюки. Сусанне бы это не понравилось, думает Стефан.
Правда, думать ему долго не приходится, вдруг Герман говорит:
— Не люблю я подобные штучки! — и оглядывается через плечо, затем скорее спрашивает, чем упрекает: — Где ты был?
— Так, немного погулял.
— Немного? И где?
— Так, больше в центре.
— И за Сабиной не мог зайти?
— Трудновато было бы, — говорит Стефан.
— Трудновато, говоришь. Я этого не понимаю! И понимать не хочу! Мы же договорились, что ты зайдешь за Сабиной.
— Договорились, но…
— Какое еще «но»?
— Я же Губерта попросил.
— О чем?
— Я Губерта просил забрать Сабину.
— Губерта? Но Губерт не зашел за ней.
— Об этом я только что от тебя узнал.
— Узнал все-таки, — говорит Герман. — Ты что ж, считаешь, что Губерт тебе слуга? И должен выполнять взятые тобой обязательства. Делать за тебя то, что ты обязан делать сам?
«Чего это он? — думает Стефан. — Чего раскричался? Губерт мой друг. Хотел помочь мне. Зачем это отец про слугу говорит? И так громко? Зачем громко так?»
— Я никаких обязательств на себя не брал, — говорит Стефан. — Это мать мне передала твою просьбу. Вот и все.
— Может, мы с тобой откроем дискуссию? Тебе же давно было дано поручение. А своих поручений никому не передают, да еще без всяких на то оснований. — Герман проходит мимо Стефана, останавливается посреди комнаты, затем подходит к окну, смотрит на небо. — Если ты есть хочешь — чай еще не остыл