— Каждый день пять марок?
— Каждый.
— Настоящих пять марок?
— Настоящих.
— А у него все в порядке?
— Гангстер он, бандит.
Каноист выглядывает из двери, причесывается, непонятно, правда, зачем — волосы как торчали в разные стороны, так и торчат. Стефан даже слышит, как они потрескивают. Вот-вот искры посыплются.
— Надо торопиться, — замечает каноист. Щелкает замок. Уже на ходу каноист говорит: — Ишь ты! Каждый день пять марок!
Они идут быстро, каноист на три шага впереди. Грохочут два бульдозера — ровняют землю между высотными корпусами.
— На нервы действует — трещат со вчерашнего дня. А ты знаешь, для чего они тут место готовят?
— Не, — отвечает Стефан. — А ты?
— Под детскую площадку.
— Детскую площадку? Ах, да! Мне отец давно еще говорил. — Знаешь, значит.
— Тогда скоро и дерево надо будет ставить. Ты нашел? Знаешь, где взять?
Каноист не нашел, но он говорит:
— А вы? Где ваш бегемот?
— Так скоро его не сделаешь. Но Лариса уже нашла скульптора.
— Вот как, скульптора! — Каноист вдруг останавливается, хотя и очень спешит. — Это вам повезло с Ларисой. Толковая она. Но площадка-то будет совсем другая.
— Как это — другая? Какая другая?
— Другая. Места для бегемота не будет.
— Ты это точно?
— И для старого дерева — тоже.
— Ни бегемота, ни старого дерева?..
— Ничего этого не будет, — говорит каноист. — Все совсем по-другому. Пошли скорей!
Стефан — ни с места. Спрашивает:
— Как по-другому?
Каноисту некогда, да и неохота ему.
— Пошли, пошли! — говорит он, и Стефан идет за ним, ни о чем уже не спрашивая.
16
Бульдозеры тарахтели два дня, всю территорию выровняли. Потом приехал экскаватор, не очень большой, и выкопал три квадратных ямы. Совсем неглубоких. И укатил. Ребята сразу в эти ямы и давай копать пещеры в боковинах. Бывали дни, когда там несколько десятков ребятишек копошились.
Но только от среды до воскресенья. В понедельник появилось объявление: «Вход воспрещен. Родители отвечают за детей». А во вторник все три ямы огородили дощатым забором, и это место стало похоже на строительную площадку — может, тут детский сад будет или гаражи? На место для ребячьих игр совсем не похоже! А что будет детская площадка — поверить невозможно, разве только кому-нибудь заранее известно.
Но ребята продолжают играть в ямах. Между двумя уже прорыли тоннель, интересно стало там прятаться. Об опасности никто не думает!
— Кто здесь тоннель прокопал? — спрашивает отец Стефана.
— Ты думаешь — я? Я не копал. — Они стоят над средней ямой, оттуда хорошо видны черные дыры — вход и выход из тоннеля.
— Надо ж! — говорит Герман. — В такой сыпучей земле тоннель выкопали! И как он до сих пор не завалился?
— Две бетонные трубы, и всё! Никогда не обвалится, — говорит Стефан.
От удивления отец не знает, что сказать.
— Вы тут все с ума посходили!
— Гаральда надо попросить. Он нам даст бетонные трубы.
— Какого еще Гаральда?
— Дружка моего. Гаральд — вон из того зеленого вагончика.
— Ах, этот. Волосы еще такие…
— Да, да, — говорит Стефан. — Он мой дружок. Он нам даст две трубы. Больших. А то и три.
— Знаешь что! — возмущается отец. — Ты лучше послушай, что я тебе скажу: тоннель незаконный, нелегальный тоннель! Это запрещено, это опасно. Мы не будем укреплять его. Мы его закопаем. Сейчас же!
Вечереет. На другой стороне, там, где дощатая ограда, лазят и карабкаются ребята. Среди них Парис Краузе и Марио Функе. И несколько старшеклассников. Эти-то никуда не лазают — сидят на досках, качаются — как раз напротив того места, где стоят Стефан и его отец. Зрители им ничуть не мешают, парни как-то особенно веселы, качаются усердно. Подняв руку, Герман кричит им:
— Эй, долго вы еще?
Долго ли? Они качаются медленней, один отвечает:
— Поглядим — увидим.
— Сейчас я до вас доберусь! — грозит Герман.
Парни качаются медленней. Совсем остановились. Но все еще сидят на досках.
— Чтоб я вас здесь больше не видел! — приказывает Герман.
Стефану стыдно, что он тут стоит, вроде он слуга и подпевала.
— Оставь ты их! Они ж ничего не делают, — говорит он.
Отец не смотрит на него — только на парней. Но вдруг говорит Стефану:
— Стой здесь, — и сам большими шагами направляется на другую сторону.
Парни слезли с досок, понемногу отходят. Отходят, не спуская глаз с Германа. Но у того и нет намерения прогонять их. Он повернул налево, шагает в сторону недостроенного корпуса. Там стоит покосившийся сарайчик, валяется всякий строительный мусор. Герман исчезает в сарайчике.
Что у нет там? Телефон? И кому это он звонить собрался? Не третьему ли отцу Париса Краузе?
Парни сбились в стайку. Ждут.
Стефан стоит один. Ему бы с ними. Еще лучше — чтоб его совсем тут не было. А теперь еще Марио Функе кричит:
— Эй, иди к нам!
Стефан не отвечает.
— Не позволяют тебе, да? — это уже Парис Краузе.
— Папенька не разрешил! — добавляет еще кто-то.
Стефан и на этот раз не отвечает. Парни оставляют его в покое. Возвращается отец. Только что вышел из сарайчика. В руках — штыковые и ковшовые лопаты.
Лопаты! Что-то будет! Старшеклассники подходят ближе. Отец идет прямо к ним. Стайка отступает. Отец кричит:
— Струсили? Да вам никто ничего не сделает. Тоннель надо засыпать и пещеры эти. Играть здесь не место!
Три ковшовые и две штыковые лопаты Герман выстраивает впереди себя. Стоит и опирается на них, точно каменный Роланд — тот, что поставлен у кирпичной стены на другом берегу канала. Стефан думает: Роланд с лопатой! Да еще живой! Ему делается смешно. Но ненадолго. Большой, сильный Герман со своими лопатами ничего не может сделать — парни все убежали.
— Эй вы, трусы! — кричит Стефан им вслед.
Отец только пожимает плечами. Затем перебирается через штабель досок и съезжает в яму. Стефан стоит, смотрит.
Первый тоннель завалился. Осыпалось несколько пещер. У Германа руки длинные, он работает как хороший экскаватор.
Стефан сверху следит за ним. Ребята собрались около высотного дома и тоже смотрят оттуда: что это дяденька в яме делает? Они даже песенку поют. Измываются над отцом и над сыночком. Громче всех старается Парис Краузе, а Марио Функе все время поднимает руки вверх.
«За этого я возьмусь! — думает Стефан. — Этот первым мне ответит. И за Париса, эту лису, — тоже. На остальных мне наплевать. А Марио и Парис — предатели! Вонючки они!»
Рушится свод второго тоннеля. Герман стоит, отдыхает. Снизу смотрит на Стефана.
— Ты не злись, — говорит он, — лучше возьми лопату.
— Чего это мне злиться? Из-за них, что ли?
Но когда он идет за лопатой, со стороны дома-башни доносится рев, и Стефан, зажав лопату под мышкой, словно копье, с места бросается на стаю. Парни стоят и орут, но вдруг, как зайцы, разбегаются в разные стороны. Стефан перехватывает лопату, крутит над головой, как могучий меч. Марио Функе верещит:
— Мама! Мамочка!
Победителем Стефан возвращается к ямам. Герман говорит:
— Здорово ты им выдал. Но что-то мне не понравилось.
— Не понравилось? Почему?
— С лопатой, понимаешь…
— Шушера они!
— Не о них я говорю. Я насчет лопаты.
Стефан соскакивает в яму. Отец растирает себе спину. Наверху проходит женщина.
— Давно пора, — говорит она.
Проходят двое мужчин. Тащат ящик с пивом. Без всякого любопытства заглядывают в яму.
— Лопата — это прежде всего рабочий инструмент, — говорит Герман. — Заруби себе это на носу.
Прошло несколько дней. Машины подвозят к ямам доски — старые, заляпанные, много раз использованные, и еще до того, как ребята успевают построить из них первый шалаш, появляются плотники. Молодые парни, семь или восемь, с большими белыми пуговицами на черных вельветовых жилетках и маленькими белыми пуговицами на черных вельветовых брюках. А один должно быть, бригадир — в широченной черной шляпе. Но как только они начинают работать — на всех белые шлемы.
Из ямы слышится ругань — много очень осыпавшейся земли приходится плотникам убирать! Но довольно скоро начинается великий перестук молотков. А когда он затихает и отзвучал последний удар — громадные деревянные ящики готовы, и тот, кто хоть что-то соображает, сразу скажет — это опалубка для бетона.
Бетон? — думает Стефан. Значит, не будет здесь детской площадки! Ее, наверное, там повыше устроят, а здесь бассейн для купания или фонтаны будут бить. Малыши могут кораблики пускать, а в жару — купаться. Но ведь для бассейна нужна вода, ее по трубам надо подвести. А никаких труб не видно. Нет, не бассейн здесь строят, просто три домика, вроде киосков что-нибудь — открытки продавать, шариковые ручки, сувениры всякие…
Вернее сказать, никто пока не знает, что будет с этими ящиками. Надо бы кого-нибудь из строителей спросить, тех, что дома-башни строят. Стефан двоих знает. Один — его отец, Герман. Другой — каноист. Если еще Артура добавить — будет три.
Стефан спрашивает каноиста:
— Что здесь строят, Гаральд? Что это за ящики?
— Детскую площадку. Детям играть.
— Ты так думаешь?
— Точно, — отвечает каноист.
Тоже мне, мудрец нашелся! Стоит тут в заношенных джинсах, вроде бы ненадолго от работы отлучился. Оба они сейчас находятся примерно на том месте, где Стефан с отцом стоял, когда тут тоннели были. Теперь здесь большие дощатые ящики, стенки двойные — сюда будут заливать раствор.
— Никогда в жизни здесь детской площадки не будет! — говорит Стефан.
— Будет. Будет, я тебе говорю.
— А где ж ребятам играть?
— Модерновая такая, самая шикарная во всем Берлине.
— А ты не свихнулся, нет?
— Со спиралями и шведскими стенками, — говорит каноист. — Со всякими лесенками и другими выдумками. На акробата в два счета выучишься.
Перехватил каноист! Ему никто не поверит. И Стефан не верит, хотя вообще-то он готов ему во всем верить.