— Вы тут часто так сидите?
Стефан смотрит на него: что это он подумал?
— Это же не парк. Это вагон для рабочих. Стройплощадка!
— Аня тут первый раз.
— Вам разрешил кто-нибудь?
— Я знал, где ключ спрятан.
— Каноист вам сказал. Он же и разрешил вам?
— Если ты так считаешь, — говорит Стефан, глядя отцу в глаза.
— Да, считаю. Кто ж еще вам мог позволить? Не Артур же? И не стройуправление! Выходите в конце концов. Ключ я возьму.
Они спускаются за Германом по ступенькам маленькой лесенки. Он запирает дверь на засов. Щелкает замок. Герман опускает ключ в карман. Будут, значит, завтра неприятности у Гаральда и у Артура!
Опалубку тем временем очистили. Комендант Бремер все убрал. Но внизу уже опять собрались ребятишки да и несколько взрослых. Все трудятся — собирают две отдельные кучи: мусор и всякие стройматериалы. Стефан думает: если этот металлолом сдать — сколько марок для нашего бегемота получим?
Бегемот! Да, бегемот и всё остальное — и никакой радости!
За Стефаном шагает отец и настойчиво направляет его к дому. Аня останавливается перед стеклянной дверью.
— Пока, — говорит она. — Ты спустишься еще?
— Сегодня — нет, — сразу же отвечает Герман. — Останется дома.
Вот оно, значит, и наказание! Сиди дома! Аня прижала ладонь к стеклу — это ее прощай! Стефан улыбается, но когда они молча едут вверх, у него в голове в такт меняющимся цифрам на табло стучит: не выдержать мне этого! Не выдержать весь день там наверху!
Они уже в квартире. Сусанна встречает их в коридоре. Ждет, когда кто-нибудь заговорит. И Герман говорит:
— Вот он, твой сыночек. Золотко твое! — Крупными шагами он направляется в большую комнату, захлопывает за собой дверь.
Стефан остается с матерью один.
— Что случилось? — спрашивает она. — Скажи, что случилось?
Ответа на свой вопрос она не ожидает и только растерянно смотрит на сына. Никогда еще Стефан не видел ее такой растерянной.
— Что же это вы натворили? — говорит она и может подозревать при этом Стефана и Губерта, но может и Стефана и Германа. Судя по ее виду, она говорит о Стефане и Германе.
Стефан молчит. Ни упрямства, ни упорства не осталось.
— Иди к себе в комнату, — говорит мать. — Я потом позову тебя. Умойся. Это помогает. Лучше себя чувствуешь.
Но Стефан не умывается, идет прямо к себе. Стоит посредине комнаты, оглядывает стены, садится на койку. Напротив — огромная афиша. Четыре сумасшедших парня. Лохматые, у всех бороды. Голубые жилеты на голом теле. Стефан смотрит и смотрит и уже слышит и ритм, и музыку, и резкие звуки ударных, и певца с хриплым голосом! Он поет о тоске по свободе, о тоске по любви… и по небу бегут облака…
Стефан подходит к окну. Города внизу он не замечает. Видит только кроны деревьев — отсюда они так похожи на маленькие зеленые острова. На них и приземлиться можно, если духу хватит спрыгнуть… Крыши автомобилей — все разного цвета, вода блестит, шлюз сейчас пустой, как будто никогда здесь не будут плавать корабли…
Стефан смотрит дальше и дальше, до самого горизонта, где небо сливается с дымкой. Там далеко-далеко — Тассо! Ах, если бы они поехали…
Стефан садится за стол, разглядывает открытку — «Привет из Франкфурта-на-Одере». Давно когда-то Тассо ее прислал. И с тех пор — ничего! Так, что ли, дружба кончается?
Сам он два раза Тассо написал и последний раз вот что: «Приедем в воскресенье. Привет с Телебашни». А воскресенье — это сегодня. Да, сегодня!
Если бы они поехали…
А что было бы по-другому, если бы они поехали?
Все было бы по-другому! У бабушки бы он уже пирог уплетал. С вишнями, посыпанный сахарной пудрой. И с Тассо они бы уже на остров смотали… Жизнь была бы совсем другая! Да и вообще всё, всё будущее было бы другим.
По небу бегут облака, и сидеть так и думать Стефан уже не может… Облака все белые… высоко-высоко…
А если одному поехать?
Подхватиться и сейчас же поехать к бабушке? Проголосовал и поехал автостопом! Как Губерт предлагал?
Небо сейчас синее, облака тянутся на восток. Все дальше от дома, все дальше от Стефана, и если он сейчас соберется по-быстрому, он еще успеет за облаками… А сидеть так и думать — он не в силах!
Стефан берет лист бумаги и пишет: «Я поехал к бабушке. Не ищите меня — Стефан».
22
Выйдя из своей комнаты, Стефан замечает, что дверь в столовую только приотворена. Минуту поколебавшись, он тихо пробегает мимо.
А там внутри — мир и тишина! Герман сидит в кресле, читает газету. Сабина — у него на коленях. Она тоже читает газету, но с другой стороны. Если быть совсем точным — Герман газету не читает. Он уставился в большой лист бумаги, злится на Стефана и спрашивает себя, как до этого Сусанна: «Что случилось? С ума сойти можно! Неужели что-нибудь неправильно сделали?»
Сусанна — на кухне. Она готовит кофе и не подозревает, что Стефан убежал. Из кухни она окликает Германа:
— Тебе надо с ним поговорить.
Герман молчит. Спрятался за своей газетой и думает — здесь его никто не найдет. Но Сусанна повторяет:
— Надо тебе с ним поговорить, Герман. Не хочешь же ты прослыть дурным отцом!
Нет, дурным отцом он быть не собирается, но Сусанна иной раз такое скажет, что хоть на стену лезь! Впрочем, он спокоен и говорит:
— Да, я еще поговорю с ним.
— Чем скорей, тем лучше, — настаивает Сусанна.
— Знаю. Я сам знаю. — Газета шуршит — не хочет Герман ничего больше слышать! Да и Сусанне не о чем говорить с раздосадованным Германом. Надо дать ему успокоиться. Потом, когда все вместе сядут пить кофе, он будет добрым, тогда и поговорит со Стефаном.
Потом? Когда все вместе сядут пить кофе? Стефана-то нет! Взял куртку, немного денег — и вниз по бесконечной лестнице! А внизу сразу налево, вокруг дома, на мост — вон он уже бежит по набережной! На парапете сидят чайки, все в ряд, наглые такие — хоть руками хватай!
Обернулся он только один раз и увидел: стоит дом башня во всей своей красе, многие окна раскрыты, и если бы кто-нибудь сейчас выглянул, не разглядел бы Стефана — так далеко он убежал… Повернувшись к дому лицом, Стефан делает несколько шагов вдоль парапета — в душе и радость и прощание! Пусть Герман теперь знает! Пусть! А мама-Сусанна? Она испугается, будет тревожиться, ночь не спать… И сразу радостного и такого победного чувства как не бывало.
Стоит Стефан у парапета, не сводит глаз со своего дома, как будто он отсюда может разглядеть окно, из которого сейчас мать смотрит. Нет, не находит он его! Дом серый и чужой. Ивы на берегу зелено-желтые… не прошло и пяти часов, как они с Губертом там сидели, Губерт еще очень хотел на Огненную Землю… Как все изменилось с тех пор!
Отвернулся Стефан, сделал несколько шагов и снова побежал, словно ему есть куда спешить. Справа — кусты, каменная лестница. Здесь их Канадка подкараулил. «Дебил», как его Губерт называет. А Губерт-то теперь один остался… Нет, и Гаральд-каноист там и Лариса! Но Стефану надо бежать, назад дороги нет… Углубленный в эти мысли, он вдруг видит на скамейке каноиста! Кого это он ждет в новых сверхсиних джинсах?
— Гаральд! — зовет Стефан. — Как это ты здесь?
— Здесь, как видишь. А они что ж, отпустили тебя?
— А что ты еще знаешь?
— Вроде бы все знаю.
— Я сам убежал, — говорит Стефан.
— Сам? Ну, потом вдвойне расплачиваться придется.
— «Потом» не будет. Я к бабушке уеду.
— К бабушке? — говорит каноист, приглаживая бороду и долго рассматривает Стефана. — Значит, к бабушке. Удрать задумал.
— Вот-вот.
— И никто ничего не знает?
— Никто.
— Присаживайся, — говорит каноист. Но Стефан не садится. Каноист отодвинулся и хлопнул рукой по скамье. — Садись давай!
— Времени нету.
— К бабушке хочешь? Ну-ну. Но то, что вы с раствором натворили, никуда не годится. Глупость великая!
— Что было, то и было. Пошутили.
— Вздор! Глупость! Как варвары вели себя!
Стефан недовольно поглядывает на каноиста. Слово «варвары» ничего не говорит ему. Но спрашивать он не хочет, хотя у Гаральда сейчас вид вполне образованный: небрежно откинулся, нога в туфле с высоким каблуком покачивается.
— Варвары! — повторяет он. — Вели вы себя как полные идиоты.
Это уже понятнее, всякий сразу поймет. Следующие слова тоже.
— То, что вы сделали, ни к чему хорошему не приведет.
— А мы и не думали, — говорит Стефан.
— Еще того хуже. Я-то считал, что вы ради детской площадки…
— Как ты в объявлении, да?
— Думал, в этом духе, с этой же целью.
Стефан кивает и даже улыбается.
— Твое объявление тоже ни к чему не привело.
— Сразу, конечно, не привело.
— И через сто лет не приведет. Разделали ж тебя. Что, понравилось?
— Не сказал бы, но — уже забыто. А кто тебе нака́пал?
— Артур, — говорит Стефан. — А Герман забрал ключ от вашего вагончика.
— От вагончика? Спасибочки! Ну, у него-то он будет в сохранности. А ты, значит, драпанул, и всё?
— Я должен, — говорит Стефан.
— Решить это ничего не решит.
— Все равно — должен.
— И «все равно» ничего не решает.
Стефан молчит. В неважнецком положении он оказался перед каноистом. Его взгляд говорит об этом яснее ясного. Стефан хорошо чувствует и в то же время понимает, это последнее препятствие! Не возьмет он его — тогда он пропал, придется возвращаться, к бабушке он уже не поедет — не только сегодня, никогда! Не хватает еще, чтобы Лариса явилась. Может, она уже спускается по лестнице, вон там идет вдоль парапета — чайки там взлетели…
Следя за чайками, Стефан говорит Гаральду:
— А ты что тут сидишь? Так просто сидишь, да?
— Воскресенье — вот и сижу.
— Ларису ждешь?
— Хитер, собака! А ты-то — хорош, оставляешь нас тут одних! Завтра второе объявление повесим.
— Завтра? Вот заваруха будет.
— Этого и добиваемся. А ты — удирать. О Ларисе ведь тоже не подумал?