— Да вот тут лежали. На серванте. Сто двадцать. Получку выдали. Не брал?
— Нет.
— Куда ж они подевались?
— Может, кто заходил?
— Не знаю… Я только на минуточку отлучилась. К Анисье сбегала. Неужели кто побывал? Вот тут они лежали. Я как получила в конторе — двенадцать бумажек по десятке отобрала, сюда положила, а трешку и еще два рубля в карман сунула. В магазин собиралась за маслом. Так вот трешка и рубли тут, в кармане, а тех нет… Господи, где же они?..
— Если положила и нет, значит, кто-то побывал. Какой-то гад спер их, больше куда ж им деться… Кто ж это мог побывать? — Николай огляделся, но никого и ничего, конечно, кроме привычных вещей, в комнате не увидал и пожал плечами. А Лиза заплакала. Николай поглядел на нее, выругался и стал озабоченно курить.
В тот же вечер Валентина вышла к автобусной остановке в новом костюмчике. У автостанции собирались молодые парни на мопедах и мотоциклах. Сюда же прибегала и Верка, еще девчонка, но мнившая себя уже взрослой. Увидев Вальку в новом костюме, заахала. А та прошла мимо нее раз, другой, повернулась на каблуках и присела, сделав реверанс.
— Ой, Валя, какая ты красивая! — вбирая от восхищения в себя воздух, сказала Верка. — Теперь ты ребятам еще больше будешь нравиться!
Ребята (в большинстве своем приехавшие на летние каникулы к дедам и бабкам) — уже городские отпрыски. Главным занятием для них было по вечерам гонять вдоль деревни по асфальтированному шоссе свои мопеды и мотоциклы, наполняя все и вся треском моторов. Гоняли с перерывами, иногда задерживаясь на автостанции, до двух, а то и до трех часов ночи, мешая спать тем, у кого сон был чуткий. А у кого, как не у стариков, самый чуткий сон. И старики ругались, просыпаясь по нескольку раз среди ночи, кляли ребятню, но ничего сделать не могли, потому что давно уже никто к их жалобам не прислушивался.
Еще «вьюношам» нравилось бросать кирпичи на шиферную крышу автостанции. Кирпичи они тут же выламывали из стен и бросали как можно выше, чтобы они со страшным грохотом обрушивались на шифер. От такого шума старики тоже ворочались на своих одиноких постелях и бормотали всякие нехорошие слова, с нетерпением ожидая того часа, когда ребятня разъедется по своим домам. Тогда наконец-то водворится тишина. Но не надолго, часа на два, а потом начинали орать петухи, лаять собаки, хозяйки выгоняли коров в стадо. И коровы мычали, а пастухи оглушительно хлопали кнутами.
В перерывах меж гонками ребята курили и, выхваляясь друг перед другом, победно, как герои, поглядывали на Валентину. Иногда на автостанцию приходили и другие девчата, но они вели себя скромно и не позволяли того, что позволяла с собой делать Валька, и поэтому ребята больше тянулись к ней, и каждому было лестно, если она выбирала его, а не кого другого.
То, что Валька явилась в новом костюме, сразу же стало известно всей деревне. И Лизе ничего не стоило догадаться, что костюмчик куплен на ее деньги. Почтальоншей-то немного заработаешь и всяко костюмчик за сто десять не купишь.
Лиза сразу же пошла в магазин.
— Глаша, какими деньгами уплатила тебе за костюм Валька? — спросила она продавщицу.
— Десятками. А что?
— А то, что Валька мои деньги украла. Одними десятками или как?
— Одними десятками. Я еще подумала, как аккуратно у нее стопочкой они.
— Мои это! — сказала Лиза, после чего пошла к Вальке.
Та всегда днем, после разноса почты, обреталась дома, в то время как мать не разгибала спины в огороде. На длинных грядах она выращивала огурцы, чтобы потом продавать их в соседнем совхозе. Тем и жила, потому что пенсия у нее была маленькая и жить на нее трудно, на дочкины же заработки не рассчитывала.
— Валя, ты где взяла деньги на костюм? — сразу же, как перешагнула порог, спросила Лиза и устремила на нее взгляд — не моргая глядела, чтобы малейшее замешательство уловить в Валькином лице. Но Валька нисколько не смутилась.
— У вас взяла. На серванте они лежали, — просто ответила она и даже усмехнулась.
— Да какое ты имела право брать чужие деньги!
— Так своих-то нет, а костюмчик нужен, — засмеялась Валька и соскочила с дивана. До этого она лежала на нем, подобрав ноги под себя. Слушала по транзистору джазовую музыку.
— Ну, девка, ладно, погоди! — пригрозила ей Лиза.
Дома она сообщила мужу про то, что деньги украла Валька:
— Езжай, Коля, в район, в милицию. Иначе с нее, нахалюги, никак не возьмешь. Еще смеется…
Николай в тот же день махнул в райцентр и вернулся с милиционером.
Милиционер, молодой, с усами для солидности, взял под козырек, когда обратился к Вальке.
— По данным сведениям вы незаконным путем взяли деньги в сумме сто двадцать рублей у граждан Агафоновых. Намерены ли вы их вернуть или дело будет передано в следственные органы, для чего я должен буду сейчас же составить протокол, — сказал он и передвинул с боку на живот полевую сумку, в которой у него хранились стопочка чистой бумаги и самописка для составления протоколов.
— Отдам, какой еще там разговор, — поиграла плечами Валька. — Только не сразу. Ну, то есть не сию минуту. Сейчас у меня нет. Пойду на ферму, поработаю месячишко и отдам.
— В таком случае напишите расписку, что деньги вернете по принадлежности.
Валька тут же написала на милицейской бумаге милицейской самопиской, потому что у нее ни того, ни другого давно уж не водилось, и милиционер, отдав честь, уехал. Валька на другой же день пошла на свиноферму откармливать поросят и за месяц заработала столько, что могла вернуть украденные деньги и еще себе осталось больше тридцати рублей.
— Вот, доченька, и поработала бы там, — сказала мать, — все полегче бы стало нам жить.
— Ага, сейчас, разбежалась, — ответила ей Валька. И на этом разговор кончился. Только уж потом, часа через два, мать сказала: «И то верно, молодая, гуляй». Родила она ее, когда самой было далеко за тридцать, потому и баловала — последненькая.
И Валька, впервые после месячного перерыва, вышла к автостанции.
Ребята настолько обрадовались, что даже кирпичи не бросали в тот вечер на шифер. Только от избытка чувств время от времени вскакивали на мопеды и, оглашая устоявшуюся тишину треском и ревом моторов, делали тут же у стоянки по песку малый круг и лихо соскакивали с машин, словно с коня, и восторженно глядели на Вальку.
Валька надменно скользила взглядом своих темных глаз по лицам парней, выбирая такого, который бы ей больше на этот вечер понравился. И когда выбрала, то все остальные, треща и фыркая моторами, уже в третьем часу разлетелись по сторонам, оставив их вдвоем.
Так продолжалось до конца лета. А потом ребята уехали. Стало скучно. Осень. Дожди. Ветер. Тишина. Только листву метет по шоссе. Пусто. И вдруг — вот счастье-то! — приехал в деревню хороший парень. Трактористом определился. Ничего себе паренек, рослый, с усами…
— Здравствуй, Васек!
— Здорово.
— Чего по вечерам делаешь?
— А когда как. Вот сегодня в кино пришел.
— А после? — Валька нагнулась, приподняла юбку, поправила чулок.
— Чего после? — глядя на ее ногу, глуховато ответил Васек.
— Ну, чего после?
— Домой после.
— А чего дома?
— А ничего. Спать.
— Ну, спать. Что ты, старик, что ли?
Васек засмеялся.
— Скажешь тоже — «старик».
— Оставайся, потанцуем. У меня транзистор есть. Чего-нибудь нащупаем по эфиру. Какую поп-музыку.
— Ладно. А какой у тебя транзистор?
— Да халявенький, старый уже. Это мне один паренек подарил, как уезжал. Ой, вот умора, чуть не заплакал. Так не хотел со мной расставаться. Так приходи, вернее, оставайся после кина. Договорились?
Васек остался. Ему было восемнадцать лет. Мать с отцом разошлись — им было не до него. Так он к деду нацелился. Но дед был строгий. Баловства не любил.
— Ах, как плохо, что у нас с тобой нет укромного местечка, — вздыхая, сказала Валька. — Было бы такое местечко, как бы хорошо было. А теперь, чего ж, видно, по домам. — Это она сказала после того, как завклубом выгнал их на улицу, закрывая клуб на висячий замок. — Ах, было бы хорошее местечко.
Такое местечко нашлось. На хуторе когда-то стоял дом, и от него осталась каменная кладовка.
— Если вот там, — сказал Васек.
— Ой и толковый ты, — весело затормошила его Валька.
— Только надо все устроить внутри. А то там ничего нету.
— Это мы с тобой легко сделаем, Васек.
— А как?
— А у дачников возьмем. Они сейчас в городе. Им сейчас тряпье не нужно. Вот и возьмем. А сенник сами сообразим. Да, Васек? И никто знать не будет про наше местечко. Только мы с тобой, ты да я, я да ты. — И она, улыбаясь, заглянула своими темными, немигающими глазами в самую его душу.
Так и сделали. Вернее, одна Валька сделала. Взяла у дачников простыни, пододеяльники, подушки и для уюта электрокамин. Проводку от сети до кладовки Васек сам сообразил. А Валентина набила сшитый из мешков чехол свежим сеном, и стало у них свое жилье. Свет не зажигали, хотя могли бы, но так было лучше. Электрокамин светил красным, создавая уют и тепло. И все, на Валькин взгляд, было прекрасно.
Дачники приехали с детьми на весенние каникулы, и первое, что обнаружили, так это то, что исчез электрокамин. Потом не нашли подушек, одеял, простыней, пододеяльников. Пожаловались соседям. А те в один голос: «Валькина работа. Больше некому!! Она и деньги украла у Агафоновых, и кофточку у Марии Лукиной, только что перекрасила ее, а она — та самая кофточка, вязаная. По узору видно. Так что больше некому, как Вальке!»
Дачник пошел к Вальке. Пригрозил милицией.
Валька и тут не стала отпираться.
— А чего заявлять, принесу. Я взяла только попользоваться.
— Да, но без разрешения.
— А вас не было. Принесу. Ничего не случилось с вашими вещами.
И принесла. Пододеяльники, простыни, наволочки — настиранные, наглаженные. И камин принесла. Правда, с помятой верхней сеткой. Это Васек на нем сидел. Нравилось ему. А так все в целости и сохранности.