И оказался прав. Я поднялся немного выше по склону, чтобы наблюдать охоту.
Замечательное зрелище. Я следил за ребятами примерно час. Просто кино. Одно жаль — попкорна под рукой не было. Они все носились кругами, красные, аж багровые от полуденной жары. Гил и Флора, бедняжки Одиннадцатые, вскоре свалились наземь, а потом и наша элита, Первые, остановилась, руки в боки, сложилась пополам и попыталась отдышаться. Я любовался тем, как Себ утирал лоб рукой, на запястье которой красовался его браслет для фитнеса. «Что-то показывает сейчас этот браслет? — усмехнулся я. — Ты час гонялся за козой. Пульс зашкаливает. Пробежал зиллион миль. Калорий сожжено: до фига. Поймано коз: ноль».
Наконец я нехотя покинул ложу и побрел по подлеску. Пришлось сколько-то отшагать, прежде чем отыскалось то, что мне требовалось: глубокая расщелина между двумя скалами, перерезавшая лесную тропу. Глубиной метра два, а то и больше. Сгодится. Я взялся за дело: нарвал бамбук вместе с листьями и сплел что-то вроде донышка от огромной корзины.
Это заняло часа два. Поодаль слышались крики, но меня это больше не волновало. Пусть шумят, сколько влезет. Мне это лишь на руку. Постепенно тон менялся, от приятельских шуток товарищей, собравшихся на веселую охоту, перешли к взаимным придиркам, все вспотели, замаялись. И мне было нечего бояться. Теперь я знал, что они и за миллион лет козу не догонят. А вот я, глядишь, и сумею ее поймать. Я вскарабкался на ближайшее дерево и стал ждать.
Ждать пришлось на удивление недолго. Небольшое стадо проскакало мимо, вспугнутое переругиванием членов клуба «Завтрак». Почти все козы пролетели над сплетенной мною решеткой из бамбука и листьев, они словно в классики играли и сумели избежать именно этой клеточки, но один бедолага наступил как раз на нее и провалился.
Я спрыгнул с дерева. Козел застрял глубоко в расщелине, он мекал и бился, маленькие копытца стучали по камню, животное искало выход. Я опустил руку в расщелину и погладил его по волосистой, немного масляной голове, нащупал под кожей твердый череп. Козел затих, поднял голову, желтые глаза с вертикальным зрачком смотрели на меня без страха. Значит, я был прав: он никогда прежде не встречал людей и не знал, что меня следует бояться. Несколько мгновений козел смотрел вверх на меня, а я вниз на него, а потом подоспели остальные и нарушили это волшебство. Они все пытались нагнать стадо, так и выпугнули его на меня. Схватив посох, я соскочил в расщелину к козлу. Это был мой трофей — не кубок, не серебряная крышка, зубы да шерсть вместо ленточек и вензелей — зато он мой. Клуб «Завтрак» в полном составе, покрытый потом, собрался вокруг ямы-ловушки и уставился на нас.
— Черт! — восторженно крикнул Ральф. — Он поймал! Мой герой.
Себ присел на корточки.
— Ну-ну, — пробурчал он.
Он торчал у меня над головой, однако я-то знал: моя позиция неуязвима. Парень в тропическом шлеме над трупом льва — это я. Себ еще не сообразил что к чему.
— Давай его сюда, — потребовал он. — Я его прикончу.
Козел доверчиво тыкался маленькой крепкой мордой мне в руку. Весь клуб «Завтрак» замер, наблюдая за нами.
— Ну же, Селкирк. Чего тянешь? Сам, что ли, его убьешь? Кишка тонка, Селкирк.
Теперь, когда я вспоминаю ужас следующих нескольких минут, я понимаю, что спровоцировала меня не эта насмешка. За три года я наслушался и не такого, в том числе от Себа. Но меня вывело из себя обращение по фамилии. Что именно произошло в следующие минуты, я помню плохо, знаю лишь, что поднял посох и обрушил его на голову козла, в неистовстве — не один раз, не два, а десять, двадцать, тридцать. Я избивал не козла — Себа, Ральфа, Миранду, всех их до одного. Отплатил за все оскорбления в телефоне, в Инстаграме, в Снэпчате. Три года страха и горя выплеснулись из меня, и я не остановился, пока не заметил — с опозданием, — что козел давно уже перестал дергаться.
Тогда я посмотрел наверх. Миранда и Джун зажимали рты ладонями, Гил отвернулся. Ральф и Флора так и уставились на меня, челюсти у них отвисли. Я наклонился, голова слегка кружилась и к горлу подступала тошнота, но я подавил ее, поднял забитого козла и швырнул его к ногам Себа. Кровь слегка испачкала его босые стопы, и он отскочил.
— Господи боже!
В его глазах мерцал страх, который был неведом дикому козлу.
Следом и я вылез из расщелины, опираясь на свой окровавленный посох. Встал напротив Себа, между нами на лесной тропинке лежал козел с размозженной головой. Я ткнул пальцем вниз.
— Подними! — велел я, тяжело дыша, сердце билось эйфорией убийства.
Второй раз за день я посмотрел Себу прямо в глаза. Вдруг мы словно перенеслись в Осни: огромная спортивная сумка лежит между нами, мои руки, дрожа, хватаются за ее ремень, моя спина гнется в усилии поднять эту тяжесть. Но теперь власть принадлежала мне, я купил ее ценой козлиной смерти. Смерть сидела у меня на плечах, смерть сверкала из моих глаз, смерть билась в моих жилах.
И этого оказалось достаточно.
Себ опустил глаза, а потом наклонился и поднял мертвого козла на руки, точно маленького ребенка. Выпрямился. И покорно спросил:
— Куда его нести, Линкольн?
20Выпотрошили
На обратном пути я сначала отвел клуб «Завтрак» к озеру. Мы все утолили жажду и искупались, а я еще и выполоскал козла на мелководье. Красная кровь дымом выходила в воду из разбитой головы, желтые глаза все еще как будто смотрели на меня.
— Почему ты не испугался? — спросил я животное, теперь-то его пожалев. — Тебе следовало бояться человека.
Но козел не отвечал.
Мы все напились вволю и искупались, на этот раз тихо и словно испуганно, а не опьянев от счастья, как накануне. Потом я отвел всех в дюны, к кострищу. Себ бережно положил тушу козла поблизости от праха скрипки.
Здесь, на том месте, которое мы уже привыкли считать своим домом, ужас убийства рассеялся, и практические соображения реальной жизни вступили в свои права.
— Можно его прямо сейчас изжарить? — Себ выразил общее желание, стараясь говорить со мной как можно вежливее. В голосе его отчетливо звучал голод.
— Не сразу, — ответил я мягко, желая вернуть себе прежний образ цивилизованного человека. — Нужно еще кое-что сделать. Нельзя же запихнуть его в огонь как есть. Там, внутри, полно дерьма. Буквально дерьма — кишки, желудок и все прочее. Мясо сделается несъедобным.
Все покорно приняли мои слова. Новый Линкольн знает, что надо делать, новый Линкольн обо всем позаботится. Вот только я не знал толком, как это делается. Робинзон Крузо охотился на коз, но подробности потрошения Даниель Дефо опускал. Чего бы я не отдал сейчас за свой ненавистный смартфон, за возможность быстренько забить в Гугл необычный запрос: «Как выпотрошить козла». Но признаваться в своем невежестве я не стал. Теперь все в меня верили, и я не собирался это портить.
— Вы, ребята, можете отдохнуть, — сказал я чертовски великодушно. — Подкрепитесь пока чипсами с самолета. Нас ждет отличный ужин. Прохладитесь на берегу. Я с этим разберусь.
Но все же я решил, что небольшая помощь мне понадобится, и вроде бы для этого имелся подходящий человек. Гангстер, любитель поговорить о кровище, парень, якобы пускавший в ход нож.
— Ральф, как поешь — приходи. Поможешь мне.
Остальные поглядели на Ральфа. Тот пожал плечами и цвиркнул зубом:
— Хорошо, босс.
Я вытащил пакет со своей долей добычи из кустарника, где накануне его спрятал. Изголодался здорово, так что доел сухарики и одним глотком осушил последнюю банку колы. Затем осторожно, стараясь не порезаться, проткнул острым камнем банку и оторвал от нее кривую полосу — грозное, изогнутое полумесяцем лезвие.
Ральф вернулся, я вручил ему этот скальпель из банки колы, а сам перевернул козла на спину. Туша окоченела, это упрощало нам работу.
— Я подержу ноги, а ты сделай длинный надрез на брюхе. Внутренности соединяются с телом у глотки и на выходе, в заднице. Сделаем два надреза, наверху и внизу, и кишки выпадут.
Ральф облизал губы.
— То есть распотрошить его, так? Брюхо ему распахать?
Удачного я выбрал помощника.
— Да. Так удобнее всего.
Повисло долгое молчание. Время тянулось, я слышал, как остальные на пляже спокойно и весело болтают, вскрывая последние баночки колы и последние пакетики с чипсами и солеными крендельками в полной уверенности, что на ужин будет горячая еда. Я подумал: «Это все благодаря мне». И только тут заметил, что Ральф так и не приступил к делу.
Его рука, зажавшая кривое лезвие, ходуном ходила над волосатым брюхом козла. Я присмотрелся к Ральфу и с изумлением увидел, как у него на лбу проступают «мои» морщины, вай-фай. Ральф Тюрк чуть не плакал.
— Линкольн! — пробормотал он. — Я не могу. Не заставляй меня, Линкольн, пожалуйста!
Куда подевался уверенный тон уличного громилы, которым Ральф разговаривал обычно? Сленг исчез, осталась лишь отчаянная, искренняя мольба. Я почувствовал, как в сердце шевельнулась жестокая радость. Припомнился день, когда Ральф подсунул мне слабительное, как по ноге текло дерьмо, жидкое, словно моча, как весь день брюхо сводило судорогой. А теперь мой черед. Я мог заставить Ральфа выпотрошить козла, довести его до слез и рвоты, окончательно сокрушить. Но был и другой способ взять над ним верх.
— Ступай, слабак, — сказал я. И, решив, что не хуже его могу пользоваться эпитетами: — Жопорукий! Я сам разберусь.
Я смотрел ему в спину, когда он полз обратно к клубу «Завтрак», по пути стараясь вернуть себе отвагу и привычный жаргон.
Ничего, я уже его сломил. Теперь я знал, кто он есть.
А раз я это знал, он был в моей власти.
Выпотрошить козла оказалось проще, чем я опасался, — так со многими вещами бывает. Как только я надрезал брюхо, кишки послушно вывалились наружу единой скользкой массой, словно их специально упаковали в пластиковый пакет. И шкура тоже снялась легко, будто свитер. Быть дикарем не так уж и сложно. Я обнажил темное сердце козла и подумал, не следует ли мне съесть его сырым, но решил, что это уж чересчур, какой-то мистер Курц