Все отправились выполнять задания. Вид у всех был не слишком радостный, но я загнал их в угол. Что они могли мне противопоставить?
— Ральф! — крикнул я ему вслед.
Он вернулся. Припрыгивающая походка рэпера исчезла, он шагал с прямой спиной: человек, знающий, куда и зачем идет.
— Я подумал, — сказал я, — не сумеешь ли ты найти для меня кое-что — кое-что в лесу?
— Все еще болит? — спросил он, как настоящий врач.
— Нет, — ответил я. Я и забыл, что про исчезновение моего зуба никто, кроме Флоры, не знал. — Нет. Что-нибудь такое… для веселья. Чтоб вечеринка прошла успешно.
Ральф отступил на шаг и присмотрелся ко мне, словно оценивая. Я спокойно глядел на него.
— Посмотрим, что тут можно сделать, — сказал он и пошел следом за всеми в Изумрудный лес.
Та ночь стала лучшей ночью на острове Линкольн. День я провел в свое удовольствие, купался, дрых. Больше не надо носиться в поту по лесу или обгорать, пока удишь у озера. Я сходил к водопаду и выполоскал одежду, а заодно и отросшие волосы, полюбовался своим новым отражением в воде. Мышцы. Загар. Растрепанные почти белые от солнца волосы обрамляли смуглое лицо, зеленые глаза так и сияли. В распахнутом вороте рубашки по-прежнему сверкали привязанные на струну стекла очков, словно солдатский медальон. Метаморфоза полностью завершилась. Жалкий Эдмон Дантес превратился в графа Монте-Кристо.
Перед закатом я вернулся в лагерь, разжег костер, выпотрошил приношения, которые сложили к моим ногам подданные. Затем, пока остальные готовили, я отправился на поиски Миранды.
Она бродила по кромке воды. Море стало персиковым, золотым, высвеченный закатным солнцем силуэт Миранды — само совершенство. У меня чуть сердце не остановилось.
— Миранда!
Она повернулась — как в замедленном движении. Девушка с рекламы духов. Как же мне изложить то, что я хотел ей сказать?
— Сегодня ты дежуришь.
— И что это значит?
— Заберешь мою еду у костра, положишь на лист-тарелку и принесешь мне в Бикини-Боттом. Подашь мне на стол.
— А что потом?
— Потом ты получишь ужин.
Она пожала плечами:
— О’кей.
Это слово — некогда знак моего рабства — теперь музыкой звучало в моих ушах.
— Да, вот еще что, Миранда.
— А?
— Надень юбку.
— Юбку?
— Ну, ты знаешь. Дивную юбку. — Я сам удивился, когда эти слова слетели с моих губ. Но так я мысленно именовал эту юбку с тех самых пор, как увидел ее на Миранде во время перелета. — То есть… от Миссони. Ты была в ней в первый день.
— Рехнулся, что ли?
— Хочешь получить ужин? Или как?
До нее дошло.
Не знаю, где она все это время прятала юбку, но в Бикини-Боттом Миранда явилась в ней. Выглядела офигенно, с облегающим верхом, длинные светлые волосы разметались. Она внесла широкий лист с первым блюдом — рыбным. Я сидел на своем тронном кресле во главе стола. Миранда поставила передо мной рыбу и отступила на шаг.
— Дальше что?
— Постой тут.
И пока я разделывался с рыбой, Миранда стояла у стены, возле алтаря, где при свете лампы с рыбьим жиром испускал мощное сияние мой зеленый кокос. Казалось бы, мне должно было стать неловко, но я упивался властью и славой. Ни одна еда в моей жизни не доставила мне подобного удовольствия.
Управившись с первым, я послал Миранду обратно к костру за моей долей козлятины, и пока я ел мясо, Миранда все так же стояла наготове — теперь уже возле двери, руки в боки, вид скучающий. Она вздыхала, надувала губы, но для первого раза вышло неплохо. А над ее манерами поработаем в следующий раз. Когда я доел козлятину, Миранда снова спросила:
— Дальше что?
— Теперь садись и ешь.
— Здесь?
— Ну да.
Она сходила за едой, устроилась за столом, подальше от меня, на маленьком табурете. Я успел доесть и теперь спокойно мог наблюдать за ней.
Фактически я ужинал с девушкой, впервые ужинал с девушкой. И не с первой попавшейся, а с Мирандой Пенкрофт. Разговор, правда, у нас никак не клеился, но в этом, подумал я, не только моя вина. Миранда тоже не мастер светской беседы. Она общалась смайликами и аббревиатурами, всеми этими «имхо» и «лол». Но я учусь. Я уже понял: чтобы человек разговорился, нужно спросить его, что ему нравится.
— Ты думаешь заняться плаванием? После Осни?
Наконец-то она посмотрела мне в лицо.
— Да. Как Реббека Эдлингтон.
— Кто?
— Она участвовала в Олимпиаде две тысячи восьмого года, я тогда совсем маленькая была. Потрясающая британская пловчиха, выиграла две золотые медали.
Ага, и я припомнил.
— Тогда я и поняла, что тоже хочу стать пловчихой, стать похожей на нее.
— Не во всем похожей.
— Это еще почему? — ощетинилась Миранда.
— Ну, ты выглядишь… а она… она не очень-то.
— Она великолепна! — Миранда была предана своему кумиру.
— Но в интернете ее здорово травили, потому что она… она…
— Страшненькая?
Вот и хорошо, что это слово произнесла Миранда, а не я.
— Какое значение имеет внешность? Она — великая спортсменка.
— Эй! — Я вскинул обе руки. — Я согласен. Я думаю…
Я запнулся.
— Что ты думаешь?
— Думаю, ужасно травить человека в интернете. Обзываться. Когда тебе говорят, что такому уроду лучше не жить.
Она посмотрела на меня, почти сомкнув ресницы. Я не спускал с нее глаз.
— Прости, — сказала она. — Мне не следовало так поступать. Ты вовсе не урод. Ты вполне симпатичный.
Разумеется, я не пропустил мимо ушей комплимент. Первый в моей жизни от женщины, с которой я не состоял в родстве. Но мне требовалось все выяснить.
— А зачем ты поступала так?
Она уставилась на свои ладони и не отвечала. Я сам угадал ответ:
— Ты так поступала со мной, чтобы другие не сделали этого с тобой. — Я не сумел скрыть удивление, и оно прозвучало в моем голосе. — Потому что, хотя выглядишь ты словно ангел, внутри тебя терзает неуверенность.
Она пожала плечами:
— Видимо, так.
Я мог бы пойти дальше. Мог бы под орех ее разделать за то, как она обращалась со мной. Но вопреки всему, мне по-прежнему хотелось быть с ней, так что я оставил опасную тему из реального мира и подменил ее гипотетическим вопросом:
— Что бы ты предпочла: быть олимпийской чемпионкой или сказочной красавицей?
Видно было, как Миранда непривычна к философским вопросам, но она добросовестно обдумала ответ:
— Не знаю.
— Впрочем, тебе и выбирать не надо.
Она улыбнулась и коснулась моей руки:
— Спасибо.
Так я выяснил еще кое-что: она тоже любила комплименты. Я попробовал запустить еще один:
— У тебя точно все получится.
— Может быть, — сказала она, убирая руку. — Я немножко форму потеряла тут.
Я выпрямился.
— Можешь сейчас поплавать, если хочешь.
Она тоже резко выпрямилась:
— Честно?
— Конечно.
Теперь-то я мог проявить великодушие.
Миранда улыбнулась, буквально просияла и выбежала на залитый лунным светом серебристый песок. Пока я успел ее нагнать, она уже стянула с себя Дивную юбку и оставила ее на песке, словно сброшенную кожу. Затем и топ сняла и в одном белье нырнула в волны. Немножко поплавала вдоль берега, удивительно, как быстро, сильно она гребла, разбивая ударами лунную дорожку, что соединяла меня с горизонтом. Понаблюдав немного, я махнул ей рукой.
— Эй! — крикнул я. — Давай не только кролем.
Она выбралась на отмель и встала, нижняя половина тела в воде, верхняя над водой, кожа гладкая и блестящая, как у тюленя.
— Что?
Мне мало показалось любоваться, как она рассекает туда-сюда. Хотелось чего-то… поживее.
— Можешь изобразить, как на Олимпийских играх, когда руки и ноги высовывают из воды?
Она поковыряла пальцем в ухе, словно была не уверена, правильно ли расслышала.
— Синхронное плавание? Это не мое. У меня фристайл.
— Попытайся, — сказал я вежливо, но с металлом в голосе. Не просьба, приказ.
Она помедлила, потом откинулась назад и поплыла на спине. Она вращалась и играла в воде, словно русалка, кувыркалась, делала сальто. В лунной дорожке я видел то сильные, изящные руки, то длинную, стройную ногу с оттянутым носком. Вот такое шоу по мне.
— Господи, я себя полной идиоткой чувствую.
— Давай-давай! — крикнул я. — Очень красиво.
Кто-то появился сбоку от меня.
— Линкольн.
— Не лезь, Ральф.
Но он что-то сунул мне в руку. Я посмотрел — на моей ладони лежал крупный лист. Цвета не разберешь, края гофрированные, на ракету немножко похож.
— По-моему, эти листья содержат кофеин или что-то в этом роде. Какой-то приход от них должен быть.
Я поспешно смял лист, словно запретное средство, — а ведь это был дар природы.
— Спасибо, — сказал я. — Иди теперь, поешь.
— О’кей, Линкольн.
Ральф двинулся в сторону костра, а я снова раскрыл ладонь и посмотрел, как разворачивается на ней этот жирный, сочный лист. Он будто приглашал: «Съешь меня». Я недолго медлил, гадая, как это снадобье Ральфа подействует на меня и подействует ли оно вообще. Потом я чуть-чуть его пожевал с краю и подождал. Голова приятно затуманилась, примерно так, как бывает, если слишком резко подняться с постели. Я сжевал лист до конца, продолжая любоваться Мирандой. Она плавала под светом звезд, словно в красивом диснеевском мультике. И мне вдруг стало жаль Робинзона Крузо, Изгоя, которого играл Том Хэнкс, и ребят из «Таинственного острова», «Острова сокровищ», «Кораллового острова». Всех этих парней из «Повелителя мух» и даже беднягу Эдмона Дантеса. На моем острове было то, чего никто из этих простофиль не имел.
Тут были девчонки.
33Дивная юбка (II)
Настала эра Линкольна, и это было охренительно прекрасно. Наутро я провел собрание клуба «Завтра».
— Флора, ты и Себ снова на охоту.
Накануне они выполнили мой приказ. Правда, не сумели поймать самку — Флора сказала, в стаде только самцы, странность какая, — но это не причина, чтобы менять состав пары. Я оглядел круг.