— Техподдержка, — сказал я устало. — Вай-фай-передатчик. Запасная камера. Откуда я знаю.
Больше я выдержать не мог. Передал камеру Ральфу, подручному короля, и взял свой посох, оперся на него, чтобы встать. Оставался один только выход.
— Как бы то ни было, я не могу впредь жить здесь и заботиться о вас.
Они все испугались, как и в прошлый раз: папочка их бросает.
— Куда же ты пойдешь? — спросил Себ.
— В пещеры, — сказал я, припоминая день, когда мы их исследовали. — Займу самую большую, там будет моя резиденция.
Пока не обнаружились камеры, я мысленно именовал ту пещеру Белым домом. Теперь это показалось чересчур хвастливым, нельзя такое произносить на камеру. Лучше хранить это про себя. Мне так много придется хранить теперь про себя.
— А огонь! А еда! — запаниковала Джун.
— Все остается по-прежнему. Только жить я буду в пещерах, а не в Бикини-Боттом. У вас все будет. Каждый вечер я буду возвращаться, зажигать костер и готовить. Но я не желаю, чтобы за мной наблюдали.
Я был уверен в своем решении. Я уйду, а они пусть разбиваются на пары без меня. Главное — держаться подальше от этого. Я все еще нужен им, от меня они получают огонь и еду, но мне-то зачем проходить через унижение, чтоб девчонки меня отвергали и, самое скверное, чтобы этот отказ фиксировала камера. Думая о камере и о том, какую истину она мне открыла, я вынужден был признаться себе: оба свидания я купил в обмен на еду. Просто так ни Миранда, ни Джун не пришли бы ко мне. И теперь я хотел спрятаться, зализать раны и, насколько смогу, удержать остатки своей власти. Мне стало ясно, что правление мое подходит к концу. Джун права — само присутствие камер означало, что мы не будем торчать тут вечно. У реалити-шоу есть свои ограничения во времени, скоро определится победитель, и на этом точка.
Ботаны и кротики — не экстраверты. Мы не предназначены для реалити-шоу. И когда все так усложнилось, я повел себя как классический ботан — удрал в свою комнату. Отныне моей комнатой станет пещера, Белый дом. Я огляделся. Кое-что надо взять с собой. В свете костра блестела зеленая гонада, огонь отражался в ней. Отрубленная голова, да и только. Она по-прежнему принадлежала мне, единственный мой трофей. Я подобрал псевдоорех и зажал его под мышкой, словно баскетбольный мяч.
— Вы все можете приходить ко мне в гости в пещеры. Ральф! — Он насторожил уши, как пес, которого зовут на прогулку. — Иди со мной.
Он поднялся на ноги.
— И это прихвати. — Я указал на второй предмет, который не собирался тут бросать.
Мой трон.
36Шекспир, полное собрание сочинений
На реалити-шоу всегда говорят: мол, люди забывают про то, что их снимают. Так вот я не забывал ни на секунду. В пещере я был в безопасности, компанию мне составлял только зеленый кокос, я назвал его Уилсоном, как тот волейбольный мяч, который стал единственным другом Тома Хэнка в «Изгое». Я даже сделал ему лицо, углем нарисовал. Отвел ему личную нишу в пещере, и он там расположился вполне охотно. Угольные глазки следили за мной, но теперь мне это не мешало. Главное, внутри у него пусто, камера выброшена, и пусть смотрит на меня сколько хочет.
Ральф помог мне перенести из Бикини-Боттом мебель. Стол и табуретки я там бросил, но забрал кровать, коврик и Библию, которую мы нашли в самолете. Также я прихватил кусок фюзеляжа с номером ED-34. Раз Белый дом превращается в логово кротика, кротику нужны его трофеи. Я вполне удобно устроился.
Но когда я перебрался, выяснилось, что я не первый, кому эта пещера приглянулась в качестве жилища. Кто-то побывал тут до меня.
В глубине пещеры было что-то вроде прихожей, куда свет проникал сверху. Мы осматривали ее в первый раз, когда исследовали пещеры. Зеленый, пятнами, свет просачивался сквозь заросли над пещерой. Идеальное место для сна. Я принялся расчищать пол от камней и листьев и в нише на что-то наткнулся — на что-то твердое, квадратное, цвета крови.
Это была книга — в кожаном переплете, страницы с золотым обрезом. На миг я подумал, что это еще одна Библия, но потом открыл ее и прочел на титульной странице:
Я полистал книгу в поисках имени, закладки или пометки на полях, чего угодно, что могло бы навести на след владельца, но ничего не было. Всего день назад от такой находки у меня взорвался бы мозг. Она означала бы, что на острове есть поселенец, мистер Курц, капитан Немо. На самом деле книга, вполне вероятно, принадлежала кому-то из техников, устанавливавших тут повсюду камеры к нашему прибытию. Но все же она казалась чем-то более значимым, словно бы она могла принадлежать и давно умершему одиночке, жившему на этом острове. Книга выглядела старинной, может быть, и стоила немало, но главным образом меня порадовала возможность почитать что-то еще кроме Библии. Я предполагал, что меня ждут довольно-таки одинокие дни, пока телекомпания не положит конец съемкам.
Многие пьесы Шекспира были мне знакомы благодаря поездкам в Стратфорд-на-Эйвоне, но только одну я знал вдоль и поперек: «Бурю». Она входила в обязательную программу по английской литературе, и я написал примерно восемь конспектов для всех ленивых Единиц. И потому-то, что она была мне так хорошо знакома, я с нее и начал вечером чтение, порой даже вслух декламировал Уилсону, единственному моему зрителю. Монологи Просперо мне понравились. У меня с ним много оказалось общего. Он был королем на собственном безлюдном острове, у него была пещера, был посох и парочка старых книг. А еще у него были слуги на посылках. И он жаждал мести. Как Эдмон Дантес. Как я.
В пещере с Уилсоном я мог быть самим собой. Но каждый раз, когда я выходил из пещеры и оказывался по ту сторону водопада, я знал: за мной наблюдают. Я пытался, перемещаясь по острову, найти слепые пятна, но телевизионная команда хорошо поработала, готовя остров к нашему прибытию: нигде не спрячешься. Флора была права. Куда ни пойди — всюду следит по меньшей мере одна пара зеленых гонад, словно пара огромных глаз.
И все же я каждый вечер возвращался в Бикини-Боттом. Не мог не приходить. Меня прямо-таки раздирало желание знать, что происходит у ребят. Даже если клуб «Завтрак» разбился на пары, невыносимо было думать о том, что все они отлично дружат без меня. Снова изгойство — и самого худшего вида.
Я подглядывал за ними, прячась на краю леса. Видел, как они все, явно напоказ, «обустраивают» Бикини-Боттом. Чистой воды притворство — убежище не нуждалось ни в каких улучшениях, только заделать дыру в крыше, где был кусок обшивки с номером, который я забрал. Ничего они толком не делали — позировали перед камерами. Все старались представить себя в наилучшем виде. Бикини-Боттом превратился в декорации для сериала. Забавно, как клуб «Завтрак» менялся перед камерами. Парни все занялись мужскими делами, каждый норовил притащить бревно покрупнее, или они принимались рубить дрова. Девочки привели в порядок волосы, зубы, ногти. Себ трудился, обнаженный по пояс, Миранда надела Дивную юбку. Одна лишь Флора оставалась в точности такой, как всегда. Из всего клуба «Завтрак» она единственная либо забыла, что ее снимают в реалити-шоу, либо плевать на это хотела.
Но вот что непонятно: похоже, на пары они так и не разбились. Я-то думал, Миранда поспешит воссоединиться с Себом, их отношения вполне могли бы придать интерес теледраме. Но они словно избегали друг друга: Гил крутился рядом с Себом, а Миранда нет. Причем дело было не в мальчиках, уж точно не в Себе, он-то охорашивался, как павлин, и посылал все правильные сигналы. Но девочки не проявляли интерес. Что такое?
Однажды вечером я вернулся грустить в Белый дом. Растянулся на кровати, подложив руки под голову, надкусил последний лист-ракету. Уилсон поглядывал на меня из ниши. Листья-ракеты хорошо помогали сосредоточиться. Надо попросить Ральфа добыть еще.
— Почему ты решил, что не сумеешь победить? — спросил чей-то голос.
Я резко выпрямился и огляделся по сторонам. Кто-то подошел к двери? Заглядывает в хижину сверху? Никого, кроме Уилсона.
— Что ты сказал? — переспросил я.
— Почему ты решил, что не сумеешь победить? — повторил он.
— А с чего ты взял, что сумею? — спросил я, глядя в его бесстрастное угольно-черное лицо.
— Остров принадлежит тебе, — сказал он. — Вернись, — велел он. — Вернись к ним и на этот раз позволь им тебя увидеть.
Угольное лицо вдруг приобрело значимость — племенной тотем, символ власти.
И словно действуя по приказу, я пошел, обошел водопад, забрел по колено в озеро. Нужно было кое-что рассмотреть получше. В четвертый раз за все время пребывания на острове я вгляделся в свое отражение. От раза к разу оно менялось. Снова я увидел растрепанные, выбеленные солнцем волосы, зеленые глаза, коричневое от загара лицо. Долго, долго я всматривался в это лицо, точно так же как всматривался в нарисованные углем черты Уилсона. А потом я вернулся к Бикини-Боттом и снова принялся следить за ребятами с края леса. Надо было кое-что проверить. Мальчики все так же распускали павлиньи перья перед девочками, изображали из себя силачей и строителей, принимались отжиматься и приседать на песке. Девочки прохлаждались на Скале-Календаре, полностью игнорируя парней. Джун и Миранда загорали, Флора чуть в стороне пускала блинчики по воде.
Я подошел к хижине — уже не прячась, громко всех приветствуя. Нос кверху, улыбаемся и машем.
И тут произошло нечто странное: Миранда и Джун сразу спрыгнули со скалы и точно акулы, почуявшие кровь, двинулись ко мне поздороваться. На ходу они оправляли свои наряды и потряхивали головами, чтобы волосы легли аккуратнее.
Момент истины.
Парни красовались перед девушками.
Но девушки не перед камерами красовались.
Они старались для меня.
Вернувшись в Белый дом, я сел на трон и попытался привести в порядок свои мысли. За порогом ревел и грохотал водопад.