— Ральф никогда не торговал наркотиками в Оксфорде, — сказал я негромко. — Он не был дилером, пока я не заставил его.
«А это порожденье тьмы — мой раб». Так Просперо сказал о своем злобном слуге.
— Не переживай за него, — сказала мама. — Как только мы увидели, что происходит, мы устранили это дерево, но Ральф еще раньше отказался поставлять тебе листья. Он сам справился с ситуацией. Он — хороший мальчик.
Ральф — хороший мальчик. А я — плохой.
Мучительная мысль. И еще мучительнее — родители своими глазами видели, во что я превратился. Наблюдали весь процесс в подробностях. Хуже, намного хуже, чем эти листья-ракеты, было то, о чем я даже сейчас не смел заговорить. Подлая эксплуатация Миранды и Джин — услаждение за еду, два вечера в Бикини-Боттом, и самое скверное — как я морил Флору голодом, когда она отказалась подчиниться. Можно бы списать это на листья-ракеты. Но я знал, что дело не в них. Да, от наркотика у меня слегка крыша поехала, но он не превратил меня в кого-то, кем я не был прежде. Это с начала до конца был я сам. Я сам сделал все, что я сделал. Я не стал на острове ни президентом, ни графом, я стал негодяем. И мои родители наблюдали за этим. Они бы еще в спальню мне камеру засунули. Черт — да они именно это и сделали! Я сгорал от стыда, и стыд пробудил во мне обиду. Я посмотрел на родителей так, словно видел их впервые. Добрая, хипповая, очкастая пара, любившая меня, растившая, баловавшая, а затем бросившая на съедение акулам и снимавшая документальный фильм о том, как меня пожирают.
— Как вы могли? Как посмели учинить надо мной такой розыгрыш? Это же моя жизнь! Вы загубили мне целое лето.
— Ты уверен, что именно так это воспринимаешь, Линк? — спросила мама. — Потому что на основании научных наблюдений мы пришли к выводу, что ты… что тебе там скорее понравилось.
Я фыркнул возмущенно — ужасный вышел трубный звук.
— С чего вы взяли?
Вместо ответа папа очень осторожно извлек из потертого и поцарапанного портфеля какой-то предмет и поставил его на стол.
Стекло было в разводах от морской соли, на нем запекся песок, но еще угадывались очертания далеких французских гор на наклейке и призрак записки внутри.
Наш SOS в бутылке из-под минеральной воды.
48Неверный номер
Мы все посмотрели на бутылку, столь невинную с виду, стоявшую на столе между нами под ярким электрическим светом.
Папа откинулся на спинку стула.
— Знаешь, сынок, в старших классах твоя мама пользовалась большой популярностью.
Мне поплохело. Зачем парню знать такие подробности про собственную мать?
— И если поклонник просил ее телефон, а она не хотела, чтобы он ей звонил, знаешь, как она поступала?
К сожалению, я догадывался.
Мама подхватила нить:
— Я давала неверный номер. Аккуратно писала все цифры, и только одну заменяла. Так я могла быть уверена, что он не сумеет мне дозвониться и я в безопасности.
Мама отвернула крышку и вытряхнула из бутылки свернутую бумажку. Развернула листок (сколько же колец мама носила на пальцах!)
— На вершине горы ты произвел вычисления. Помнишь, какие цифры ты получил?
— Нет.
Я не лгал. Правда забыл. Столько всего произошло.
— Можем проверить. Камера все зафиксировала. Ты вычислил широту, на которой находится остров Линкольна: тридцать градусов южной.
Ну конечно. Зеленые гонады, висевшие на самой вершине горы, внутри камеры. Следившие за мной и Себом, записавшие мои подсчеты.
— А на берегу, с помощью браслета Себастьяна, ты установил долготу: шестьдесят градусов западной.
— Вам видней.
Мама протянула мне расправленный лист бумаги. Написанные моим почерком числа: «20 градусов южной, 60 градусов западной».
20 вместо 30.
Я вернул ей листок, попытался скрыть дрожь в пальцах.
— Ошибся, с кем не бывает. В глаза ей смотреть я не мог.
— Ошибся? Мы предполагаем, что ты намеренно заменил одну цифру.
Я промолчал.
— Почему ты так поступил, милый?
Папа снова подался вперед:
— Мы предполагаем, ты хотел остаться. Не навсегда, но затянуть? Это ведь был всего четвертый день. Мы полагаем, к тому времени ты уже сообразил, что остров — место, где ты можешь преуспеть, где от тебя все зависят, где ты станешь лидером.
— Ладно, — сказал я, решившись контратаковать. — Допустим, мне было там не так уж скверно. И все-таки вы меня использовали. Этот проект «Уитлон» — из-за него мы и переехали в Англию? В Оксфорд?
— Да. Десять лет назад Оксфордский университет согласился провести эксперимент на «необитаемом острове», и нас пригласили сюда.
— А где он на самом деле? — спохватился я. — Где остров Линкольна? Я правильно определил координаты?
Родители снова обменялись взглядом.
— На этот вопрос мы не имеем права ответить. Тебе понадобился бы допуск высочайшего уровня. Скажем одно: такого дорогостоящего социального эксперимента в области бихевиористики еще не было.
— Но когда мы переезжали, вы ничего не знали о «Дисках необитаемого острова». И о Гарри Уитлоне.
— Название появилось позднее. Уже здесь мы полюбили слушать Би-би-си и «Диски необитаемого острова» и узнали про розыгрыш шестьдесят третьего года, когда актер изображал вымышленного Уитлона и выбирал за него любимые записи. Мы решили, это имя прекрасно подходит проекту. Гарри Уилсон — псевдопотерпевший крушение, как и все вы.
— И я с самого начала значился в этом проекте?
— Конечно же нет, — сказала мама. — Ты не подопытный, ты наш сын, и мы тебя любим. Школа Осни сотрудничает с университетом, вот почему она принимает бесплатно детей сотрудников, в том числе и тебя. Но мы не собирались включать тебя в проект «Уитлон», пока ты не заявил, что хочешь бросить школу. Пока мы не обнаружили, что ты готов лишиться своего места в мире, поставить под угрозу свое будущее из-за самозваной иерархии, воцарившейся в твоей школе. Мы решили, что нужно заменить эту иерархию другой. Нужно, чтобы ты попал в такое место, где ты узнаешь свою истинную ценность.
— В жизни дается только один шанс, сынок, — сказал папа, вторя отвратительному спортфашисту директору Ллевеллину. — Повторов не будет. Мы хотели задать тебе верное направление. Мы ведь всегда знали, что ты можешь стать великим, что у тебя есть мозги и ты способен руководить. Именно ты спас всех — ты разгадал загадку острова.
— С помощью ребят, — уточнил я.
— Разумеется. Хороший лидер всегда полагается на помощь своих людей.
Мне вспомнилась клавиатура и люк на перекрестке троп и как мы сидели вокруг на корточках, высказывая одну теорию за другой.
— Но как вы могли заранее придумать кодовое число? — спохватился я. — Вся эта затея с нашими дисками необитаемого острова… Как бы подробно вы ни беседовали с родителями, не могли же они точно знать, какие записи окажутся среди самых любимых. Да еще чтобы каждой записи соответствовал номер. Да ведь вы даже мой выбор не смогли бы угадать. Вообще-то я и сам его не знал, пока не попал на остров.
— Верно, и мы не знали. Это не имело значения. Не было кода, не было «правильного числа». Мы наблюдали за вами, и когда вы начали сотрудничать, когда вы составили код так, чтобы учесть в нем каждого, — мы открыли вход в бункер.
— Вы могли взять что угодно, — добавил папа. — Каждый свое любимое число, размер обуви, возраст. Лишь бы это была командная игра. Вам всем пришлось ближе узнать друг друга, разговориться. А ты, Линк, под конец научился уступать власть.
В этот момент я осознал, как же я всех подвел. Столько времени на острове я думал только о себе.
— Хреновый я лидер.
Родители даже не стали бранить меня за такие выражения, как непременно отчитали бы дома.
— В начале — нет. И под конец тоже. В промежутке — да, ты допустил, чтобы власть развратила тебя. Ты эксплуатировал товарищей, в особенности дурно обращался с девочками.
Я опустил голову.
— Ты даже подсел на наркотические вещества. Но лучше пройти через это в шестнадцать лет, чем позже. Ты усвоил ценные уроки. Больше ты не совершишь таких ошибок.
Ни за что.
— И потом, милый, над тобой так долго издевались в школе. Пока ты не попал на остров, мы просто не отдавали себе отчета в том, как с тобой обращаются в Осни. Это наше упущение, наша вина. Так что неудивительно, что, ухватив власть, ты слегка сошел от нее с ума. И мы как раз хотим, чтобы этот урок ты усвоил сейчас. То, как ты обращался с девочками, непростительно, и все же мы понимаем, чем это вызвано. Прежде никто из девочек не обращал на тебя внимания, у тебя не было свиданий. И вдруг сразу две подчиняются тебе. Ты превратился в альфа-самца. И ты злоупотребил этой ситуацией.
Господи-и-и. Ужас какой. Обсуждать такие темы с родителями. Только их тон, строго академический, помешал мне выскочить за дверь. Но тему требовалось срочно переменить.
— Значит, все, что я читал, пока рос, — начал я, — все эти робинзонады: «Граф Монте-Кристо», «Таинственный остров», «Остров сокровищ», «Коралловый остров»… Все эти острова и даже мои компьютерные игры, например «Мист»… Все, что мы смотрели по телевизору: «Остаться в живых», «Изгой»… И чертовы «Диски необитаемого острова». Это все часть плана? Проект «Уитлон»?
— Конечно, у нас было все это в доме. Мы собирали материал для проекта, а ты охотно читал эти книги, смотрел фильмы. Это вполне естественно — такие увлекательные приключения.
И все же я еще не готов был примириться.
— Значит, Оксфорд оплатил проект.
Опять они переглядываются.
— Не совсем. Был и другой весьма важный спонсор.
— Кто?
— Правительство Соединенных Штатов.
Только этого и не хватало.
— Шутите? Специально обустроенный остров. Медики, дантисты. Команда водолазов, вертолетный десант. И все это правительство США оплачивало, чтобы кучка английских ребят хорошо провела время? Дороговатый вышел летний лагерь.
Опять они переглянулись, и на этот раз все стало ясно.